Реферат: И.В. Сталин

“Сложилась  порочная  практика, когда  в  НКВД  составлялись  списки  лиц, дела  которых  подлежали  рассмотрению  на  Военной  коллегии, и  им  заранее  определялась  мера  наказания. Эти  списки  направлялись  Ежовым  лично  Сталину  для  санкционирования  предлагаемых  мер  наказания”, --говорил  Хрущёв  на  20-ом  съезде  партии. Хотя  Сталин  пытался  оправдать  политику  массового  террора  выдвинутым  им  тезисом  обострения  классовой  борьбы  по  мере  строительства  социализма, это  никоим  образом  не  уменьшает  его  личной  ответственности. Сфабрикованные  процессы  и  подобные  другие  акции  были  самыми  громкими  проявлениями  волны  террора  прокатившейся  по  всей  стране.          

 6.В многочисленных произведениях, посвященных Сталину, освещаются разнообразные вопросы, связанные с его личностью. Однако вряд ли найдется вопрос, но которому бы мнения и оценки исследователей совпа­дали.

Даже такие известные черты характера Сталина, как двуличие, вероломство, способность отказаться от данного им слова, жестокость рассматриваются по-раз­ному. Это прежде всего зависит от определения факто­ров, мотивировавших его поведение. Впрочем, сейчас все больше исследователей склоняются к тому, чтобы не объяснять поведение Сталина исключительно его тяжелым душевным заболеванием, манией преследова­ния, болезненной подозрительностью, которая проявля­лась и по отношению к его коллегам и соратникам. Всем этим чертам его характера особое значение конечно же придает фактор, который Ленин назвал “необъятной властью”, сосредоточенной в руках Сталина. Правда, Ленин указывал и на такие черты характера своего бу­дущего преемника, как капризность, грубость, нелояльность по отношению к товарищам и определенный эгоцентризм.. Позднее выяснялось, что тщеславие Сталина было более сильным, чем у Троцкого, что у него были совершенно безудержные амбиции, что он  полностью  пренебрегает моральными нормами. Ленин только тог­да стал обращать внимание на эта качества Сталина, когда внутри партии тот сконцентрировал в своих ру­ках “необъятную власть” к начал предпринимать по­пытки контролировать деятельность самого Ленина. Но в тот период эти качества Генерального секретаря ЦК еще не были настолько очевидными, как это стало позднее. Подобные черты личности Сталина, не очень разборчивого в средствах, вероятно, не проявились бы, если бы он, скажем, занял должность секретаря райкома или управдома где-нибудь в России или Грузии. Ведь униженность, насилие и жестокость представляли собой общественную болезнь, которая в России имела вековое прошлое. В начале века население многих де­ревень подвергалось поркам. Даже долгие годы под­полья не смогли радикально изменить восточные, по-азиатски неукротимые черты характера Сталина. К са­модисциплине его приучили духовная семинария и строгие правила пребывания на нелегальном положе­нии. Однако и они не переломили в нем вождистских амбиций. По мере приближения к вершинам власти эти стремления все больше и больше заполняли его лич­ность. Как и многие настоящие революционеры, он был человеком одержимым, но не только идеей революции. Он был одержим мыслью о своем предназначении, о своем призвании. Его способность навязывать другим свою волю нельзя отождествлять с понятием сильной воли. Среди членов партии большевиков было много людей с сильной волей, было немало и таких людей, которые в сталинских тюрьмах сохранили спою мораль­ную физическую стойкость, и, кстати, как пишет Рой Медведев, трудно сказать, оказался бы Сталин способ­ным на это в подобных условиях.

         7.В 30-е годы принимались определенные мери по повышению военно-теоретического уровня  командного состава, фор­мированию у него гибкого, масштабного мышления. Но нельзя избавиться от горькой мысли, что десятки тысяч командиров не смогли (не по своей воле) применить знания и умение на по­ле брани, защищай Отечество. В целом накануне войны военно-стратегическая  мысль  в  РККА  не  уступала  немецким доктринальным установкам. Стратегические идеи носили про­грессивный, но, к сожалению, в ряде случаев односторонний и плохо увязанный с практикой оперативного искусства характер. Как уже отмечалось, недооценивалась стратегическая оборона. Многое   что  было  предусмотрено  военной  мыслью  ранее  в  недалёком  будущем  придётся  нащупывать  путём  кровавой  эмпирии   в  ходе  страшной  учёбы  на  полях  сражений.

Несмотря  на  заключение  пакта   о  ненападении  и  договора  о  “дружбе”  с  Германией , Сталин  чувствовал , что  на  западных  границах  сгущаются  тучи. В  то  же  время  он  ошибочно  уверовал  в  то   что   пока  Гитлер  не  добьётся  успеха  на  Западе   он  не  решится  вести  борьбу  на  два  фронта. В ряде  своих  выступлений,  и  в  частности  5  мая  1941  года  в  Кремле,  Сталин  настойчиво  проводил  мысль  о  том,  что  немцы  побеждают  благодаря  прежде  всего  правильной  политической  стратегии   исключающей  одновременную  борьбу  на  Западе  и  на  Востоке. Но  Сталина  поразила  лёгкость, c  какой  вермахт  последовательно  сокрушил  ряд  армий  западноевропейских  стран. Он  не  был  уверен, что  Красная  Армия  своевременно  извлечёт  для  себя  уроки  из  стремительно  разворачивающихся  событий. именно  поэтому  в  своих  беседах  с  Тимошенко  Сталин, изучив  обстоятельные  обзоры  действий  немецких  войск, подготовленные  для  него  Генштабом, посоветовал  новому  наркому  обороны  усилить  внимание  боевой  выучке  войск.

Cталину  ещё  многое  было  неизвестно. Не  знал  он, например, как  гитлеровские  военные  оценивали  состояние  Красной  Армии, её  кадров  в  начале  1941  года. Как  выяснилось  уже  после  войны, Гитлер, зная  о  прокатившихся  по  Красной  Армии  в  1937—1938  годах  репрессиях, затребовал  от  своих  разведорганов  доклад  о  качестве  офицерского  состава  РККА. За  полтора  месяца  до  начала  войны, на  основании  доклада  военного  атташе  Германии  в  СССР  полковника  Кребса, других  данных, фюреру  доложили : офицерский  корпус  РККА  ослаблен  не  только  количественно, но  и  качественно. “Он  производит  худшее  впечатление, чем  в  1933  году. России  потребуются  годы, чтобы  достичь  её  прежнего  уровня...”

Потенциальный (а  точнее, реальный) противник  не  без  основания  включал  в  число  благоприятных  для  себя  факторов  фактическую  замену  целых  звеньев  военной  структуры  СССР. В  истории  трудно  найти  прецедент, когда  одна  из  сторон  накануне  смертельной  схватки  так  бы  ослабляла  себя  сама. И  простить, и  забыть  это  невозможно.”

К  началу  войны  иллюзия  о  непогрешимости  Сталина  буквально  ослепляла  людей, в  том  числе  и  всё  советское  военное  руководство. Для  того, чтобы  развеять  её, потребовался   лишь  один  июньский   день  1941-ого...

Осуществив  известные  нам  дипломатические  шаги  по  предотвращению  войны  и  допустив  в  этом  плане  явные  политические  просчёты  и  ошибки, Сталин  всё  время  испытывал  внутренние  противоречия. C  одной  стороны, действуют  соглашения  с  Германией, которые, как  он  полагал, немцам  более  выгодны, чем  СССР. Ведь  с  их  помощью  Гитлер  избежал  войны  на  два  фронта, и  поэтому  он  будет  соблюдать  их  положения. таковой  была  логика  рассуждений  “вождя”  и  его  окружения.

С другой  стороны, Гитлер,  будучи  по  своей  натуре  авантюристом  (а  в  этом  Сталин  был  убеждён) , не  обязательно  будет  следовать   обычной  логике. Вся  его  импульсивная  стратегия  построена  на  учёте  кратковременных  факторов: внезапности, коварства, непредсказуемости. Поэтому  Сталин  с  глубоким  опасением  следил  за всеми  военно-политическими  шагами  Гитлера, ходом  “молниеносной”  войны  на  Западе. Не  случайно  Сталин  дал  указание  Тимошенко  лично  убедиться  в реальной  боеготовности  войск.

 8.В  воскресенье  22  июня  1941  года  Сталин  отправился  спать  на  рассвете, в  половине  третьего. В  три  часа  он  был  разбужен  телефонным  звонком – начальник  Генерального  штаба  Красной  Армии  срочно  просил  соединить  его  с товарищем  Сталиным. Так описывает  этот  разговор   Жуков.

“—Что? Сейчас ?! -- изумился  начальник  охраны. –Товарищ  Сталин  спит.

--Будите  немедля : немцы  бомбят  наши  города!

Несколько  мгновений  длится  молчание. Наконец  в трубке глухо  ответили :

--Подождите.

Минуты  через  три  к  аппарату  подошёл  И. В. Сталин.

Я  доложил  обстановку  и  просил  разрешения  начать  ответные  боевые  действия.  И. В. Сталин  молчит. Слышу  лишь  его  дыхание.

--Вы  меня  поняли?

Опять  молчание.

Наконец  Сталин  спросил:

 --Где  нарком?

--Говорит  по  ВЧ  с  Тимошенко. Скажите  Поскрёбышеву, чтобы  он  вызвал  всех  членов  Политбюро.”

   В  половине  пятого  в  кабинете  Сталина  собрались  все  члены  Политбюро, нарком  обороны  и  начальник  Генштаба. Позвонили  в  немецкое  посольство, затем  Молотов  ушёл, чтобы  принять  посла  Германии. Вернулся  быстро : “--Германское  правительство  объявило  нам  войну. –Заглянув  в  бумажку, которую  держал  в  руках, Молотов  добавил : --Формальный  повод  стандартный: “ Националистическая  Германия  решила  предупредить  готовящееся  нападение  русских... ”.

         Нет, в  первый  день  большого  шока  у  Сталина  не  было. Была  растерянность, злоба  на  всех—его  так  жестоко  обманули,-- тревога  перед  неизвестностью. Тот  первый  день  члены  Политбюро  почти  сутки  пробыли  у  него  в  кабинете, ожидая  вестей  с  границы. Говорили  мало. Все  в  душе  надеялись, что  это  лишь  временные  неудачи. Никто  не  сомневался, что  Гитлер  получит  достойный  отпор. Возможно, переговаривались  между  собой  члены  партийного  ареопага, на  неделю-другую  в  районе  границы  завяжутся  тяжёлые  бои. Война  может  стать  на  какое-то  время  оппозиционной, до  тех  пор  пока  Красная  Армия  не  нанесёт  агрессору  сокрушающий  ответный  удар...

           Когда  утром  22  июня  ВСТАЛ  ВОПРОС,  КТО обратится  к  народу  с  сообщением  о нападении  гитлеровской  Германии, то  все, естественно, повернулись  к  Сталину, но  тот  неожиданно  отказался. Почти  не  раздумывая. Отказался  решительно. В  исторической  литературе  по  сей  день  бытует  мнение, что  Сталин  принял  такое  решение  потому, что  был, как  например, вспоминал  А. И. Микоян, в  подавленном  состоянии, “не  знал, что  сказать  народу, ведь  воспитывали  народ  в  духе  того, что  войны  не  будет, а  если  и  начнётся  война, то  враг  будет  разбит  на  его  же  территории  и  т. д., а  теперь  надо  признавать, что  в  первые  часы  войны  терпим  поражение”.

Но  дело  обстояло  не  совсем  так. Вопрос  об  обращении  к  народу  решался  ранним  утром, когда   ещё  никто  в  Москве  не  знал, что  мы  “в  первые  часы  войны  терпим  поражение”. О  войне  и  её  угрозе  народу  часто  говорили. Готовились  к  ней. Но  пришла  она  всё  равно  неожиданно. Сталину  было  во  многом  неясно, как  развиваются  события  на  границе. Вероятнее  всего, он  не  хотел  ничего  говорить  народу, не  уяснив  себе  ситуации. Сталин   никогда  до  этого, во  всяком  случае  в  30-е  годы. не  делал  крупных  шагов, не  будучи  уверенным  в  том, что  они  окажутся  па  его  положении. Он  всегда  исключал  риск, который  мог   бы  поколебать  его  авторитет, авторитет  вождя.

22-ого  утром  талин  не  слышал  победных  реляций, был  в  тревоге, даже  смятении, но  его  не  покидала  внутренняя  уверенность, что  через  две-три  недели  он  накажет  Гитлера  за  вероломство  и  вот  тогда  “явится”  народу. (Парализующий  шок  поразит  Сталина  лишь  через  четыре-пять  дней, когда  он  наконец  убедится, что  нашествие  несёт  смертельную  угрозу  не  только  Отечеству, но  и  ему, “мудрому  и  непобедимому  вождю”.) Что  это  было  именно  так, свидетельствуют  две  директивы  войскам, одобренные  в  7.15  утра  и  в  9.15 вечера  22  июня  в  его  кабинете  и  подписанные  Тимошенко, Маленковым  и  Жуковым

Начало  войны  застало  Советский  Союз  неподготовленным. Стратегические  ошибки  высшего  военного  командования  усугубили  трудности. Довольно  долго  Сталин  был  неспособен  порвать  с  догмой, гласившей, что  войну  нужно  вести  на  территории  противника. отступать  нельзя  было  даже  тогда, когда  войска  могли  занять  более  выгодные  позиции  с  точки  зрения  стратегической  обороны. Директива № 2 Наркомата обороны, отданная в 7 часов утра 22 июня, была просто невыполнимым и бессмыс­ленным приказом, свидетельствовала об искаженном по­нимании обстановки. Такое негибкое мышление в под­ходе к руководству военными действиями привело к гро­мадным людским потерям.

В боях с Красной Армией, защищавшей каждую пядь земли, немцы, даже в период своего самого быст­рого продвижения, несли большие потери, чем в любой из своих предыдущих кампаний. Планы “блицкрига” рухнули.

8 августа Сталин был назначен Верховным Главно­командующим Вооруженными Силами СССР. Он воз­главлял  Ставку  Верховного Главнокомандования. С 19 июля он занял пост наркома обороны, освободив от этой должности С. К. Тимошенко. В начальный период войны Главнокомандующий не проявил своих полковод­ческих способностей. Современники единодушно отме­чают его чрезвычайную способность разбираться в об­становке, огромную работоспособность и исключитель­ную быстроту, с которой он осваивал и запоминал даже мельчайшие технические детали. Но его представления о стратегии были в определенной мере устаревшими, они были связаны с опытом гражданской войны.

Мы уже отмечали склонность Сталина отвергать идеи о стратегической обороне. Большой вред принесло в начале войны его стремление постоянно навязывать советским войскам наступление. Даже в условиях ката­строфического положения на Западном фронте в первые дни войны Сталин понуждал к наступательным боям. Под Москвой он нетерпеливо подстегивал войска к пе­реходу в контрнаступление, когда сил хватало только для обороны. После успешного наступления под Моск­вой советские войска к лету 1942 года опять попали в стратегически невыгодное положение.

Согласно мемуарам некоторых генералов, занимав­ших высшие посты в Генеральном штабе, мышление Сталина было схематично, он не терпел, когда ему вы­сказывались возражения. Им были допущены немалые ошибки в подборе командного состава, затем некоторых выдвинутых им самим лиц Сталин необоснованно обви­нил в предательстве. Были отданы под трибунал и рас­стреляны генерал армии Д. Г. Павлов, командующий Западным фронтом, и ряд подчиненных ему генералов и высших офицеров.

Ряд исследователей утверждают, что именно личный пример Сталина помог остановить поток бегущих из Москвы. Однако некоторые историки подвергают со­мнению то, что Сталин находился в Москве в критиче­ские дни обороны столицы. Так, по мнению Р. Медве­дева, в момент паники, начавшейся 16 октября, он тоже покинул город и несколько дней отсутствовал. Другие исследователи полагают, что его отсутствие было более длительным.

     В ходе планирования контрнаступления под Моск­вой Сталин требовал, чтобы советские войска наступали по широкому фронту, хотя в то время ощущалась не­хватка людских и материальных резервов. Он настаи­вал на продолжении наступления, несмотря па то что заметно иссяк наступательный порыв войск. Известно, что Сталин отклонял предложения Жукова о перегруп­пировке войск.

В ходе своего летнего наступления 1942 года немцы встретились с уставшими, измотанными войсками, и это, естественно, облегчило им выполнение поставленных задач. Как и летом 1941 года, советское командование неверно оценило направление главного удара гитлеров­ских войск, так как предполагалось, что и летом 1942 го­да немцы опять двинутся па Москву. А они начали на­ступать на Юго-Восточном направлении. К тому же Сталин уверовал, что война может закончиться в 1942 году. Именно поэтому были запланированы насту­пательные операции у Харькова и в Крыму. Наступле­ние па юге завершилось провалом — в ходе “керченской катастрофы” за один месяц было потеряно 200 тысяч человек, огромное количество военной техники, тяжелой артиллерии.

Наступление под Харьковом также было неудачным. После начального успеха советского наступления нем­цы развернули контрнаступление и окружили войска Красной Армии. И хотя начальник Генерального штаба предлагал это сделать раньше, Сталин отдал приказ о приостановке наступления, когда уже было поздно. Две армии попали в окружение. На Южном фронте немцы почти беспрепятственно продвигались вперед. В этот момент отчаянного положения Сталин отдал свой изве­стный приказ № 227, в котором было сформулировано требование: “Ни шагу назад!” Позади линии фронта были поставлены заградительные отряды.

Осенью 1942 года немцев удалось остановить уже в глубине страны — на Кавказе и на Волге. Решающую роль сыграл массовый героизм советских людей, кото­рый творил чудеса. Грандиозное сражение произошло в районе города, названного в честь Сталина, в прошлом Царицына. 23 августа 600 немецких самолетов подверг­ли город бомбардировке, в тот же день сухопутные ча­сти вермахта в 7 километрах к северу от города вышли к Волге. Бои шли за каждую пядь земли, за каждый дом. 15 октября немцы заняли тракторный завод. В ру­ках советских войск оставалась полоса вдоль реки ши­риной в несколько сот метров.

6 ноября газеты опубликовали письмо Сталину от защитников Сталинграда: “Посылая это письмо из  око­пов, мы клянемся Вам, что до последней капли крови, до последнего дыхания, до последнего удара серд­ца будем отстаивать Сталинград и не допустим врага к Волге!

Перед лицом наших отцов, поседевших героев цари­цынской обороны, перед полками товарищей других фронтов, перед нашими боевыми знаменами, перед всей Советской страной мы клянемся, что не посрамим славы русского оружия, будем биться до последней возмож­ности.

Под Вашим руководством отцы наши победили в ца­рицынской битве, под Вашим руководством победим мы и теперь в великой битве под Сталинградом!”

II ноября немцы вновь пошли в атаку, однако боль­ших успехов им не удалось добиться. Ценой огромных потерь советские войска отстояли Сталинград. 19 нояб­ря на севере и на юге от города началось мощное контр­наступление. Трехсоттысячная армия Паулюса, не по­лучившего приказа к отступлению, была окружена. 2 февраля 1943 года капитулировали последние части окруженной группировки войск.

По наблюдениям очевидцев, с июня по ноябрь 1941 года советские газеты редко упоминали имя Ста­лина. Впервые за долгие годы не публиковались его фотографии, не было обычных славословий. После раз­грома немцев под Москвой он вновь занял свое старое место в пропаганде, но в трудное лето 1942 года опять отошел на задний план. После Сталинграда началось прославление военного гения Сталина. Начиная с этого времени пошло сознательное распространение легенды о “гениальном полководце”.

Эта легенда пережила самого Сталина, ее влияние ощущается и в наши дни. Правдива ли она? Верно ли, что творцом всемирно-исторической победы Красной Армии был Сталин? Нередко можно услышать такой силлогизм: раз война закончилась победой, а Сталин был Верховным Главнокомандующим, то, значит, он был великим полководцем. На основе изучения мемуа­ров советских военачальников, работ историков и лите­ратурных произведений, разбиравших действия Сталина, можно утверждать, что в случае продуманной, тща­тельной и эффективной подготовки к войне немецкое наступление можно было бы остановить не у Волги и Курска, а значительно раньше, причем с меньшими людскими и материальными потерями. На методы ру­ководства Сталина, на его отношение к своим соратникам и сотрудникам решающее влияние оказали те полтора десятилетия, в ходе которых сформировался и ок­реп миф о непогрешимости и дальновидности вождя. Он испытывал тягу к абстрактному схематизму, часто недооценивал силу противника и переоценивал собст­венные способности. Его не волновали потери. Он не хо­тел или не мог вести войну с меньшими потерями. В то же время надо сказать о том, что генералы, работав­шие около него в Генеральном штабе, отмечают его иск­лючительную силу воли, самообладание и четкость, ог­ромную работоспособность. Они подчеркивают, что он был способен учиться и делать выводы из ошибок на­чального периода войны и что в результате этого мог самостоятельно разбираться в вопросах военной страте­гии. Авторы воспоминаний не подтверждают издеватель­ского замечания Н. С. Хрущева о том, что Верховный следил за военными действиями по глобусу. Это отри­цал и маршал Г. К. Жуков: “Могу твердо сказать, что И. В. Сталин владел основными принципами организа­ции фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался и больших стратегических вопросах. Эти способности И. В. Сталина как Верховного Главнокомандующего особенно раскрылись, начиная со Сталинградской битвы”.

На втором этапе войны у Сталина не осталось и сле­дов прежней неуверенности. На переговорах он предста­вал перед союзниками как вдумчивый, сильный и хит­рый государственный деятель. Руководя военными опе­рациями, он вполне соответствовал своим высоким по­стам. Во время крупных наступлений — а особый инте­рес Сталина вызывали именно наступательные опера­ции — проявлялась его квалификация в военных вопро­сах. Однако его личность не претерпела изменений и во время войны. Он мог быть безжалостным даже по отно­шению к собственному сыну. В самом начале войны Яков Джугашвили попал в плен, будучи рядовым офи­цером. В начале 1943 года немцы предложили обменять его па плененного фельдмаршала Паулюса. Ответ Ста­лина был характерным для пего: “Они хотят, чтобы я начал торговаться с ними. Я не буду этого делать. Война—это  война ”. Позднее Яков погиб в плену. Его жена в соответствии с указом, по которому подлежали наказанию родственники попавших в плен, была аре­стована в Москве.

В стратегическом и психологическом отношениях победа под Сталинградом означала поворот в истории войны. Но ради окончательной победы пришлось прине­сти еще немалые жертвы. Летом 1943 года Красная Ар­мия, располагавшая тогда уже преимуществом в техни­ке, предотвратила попытку нового крупного наступле­ния гитлеровцев и разгромила стратегическую группи­ровку противника под Курском. Сталин считал важным подчеркнуть, что в этой битве был развеян миф о непо­бедимости немецкой армии в летних операциях. После большой победы, одержанной в районе Курска, нача­лось постепенное изгнание германских войск с террито­рии Советского Союза. Особенно тщательной подготов­кой отличалось крупное наступление Красной Армии летом 1944 года в Белоруссии. Белорусская операция имела кодовое наименование “Багратион”. Она увенча­лась блистательным успехом. Для советских войск от­крылся путь в Европу, реально стал звучать лозунг пре­дыдущего периода: “Разгромим фашистского зверя в его собственной берлоге”. Красная Армия изгнала фашист­ские войска из Болгарии, Румынии, Венгрии, Польши. В начале 1945 года советские войска находились уже в Германии, угрожая ее столице — Берлину. Гитлер бро­сал в бой все наличные силы, стремясь задержать про­движение советских поиск. Восточный фронт получал подкрепления даже за счет ослабления немецкой оборо­ны на Западе, где с июня 1944 года вели бои англо-аме­риканские войска, совершившие высадку в Западной Европе. Но все было напрасно. Правда, Красной Армии не удалось с ходу запять Берлин, но, перегруппировав свои силы, она начала весной наступление, которое ста­ло сокрушительным. Немецкое сопротивление было сломлено. Германия капитулировала. В ночь с 8 на 9 мая 1945 года был подписан Акт о безоговорочной ка­питуляции Германии, с советской стороны его подписал маршал Неуков, заместитель Верховного Главнокоман­дующего.

      9. Однако  радость  победы  не  могла  заставить  забыть  о  страшных  разрушениях, причинённых  Германским  фашизмом. Потери  и  подлинное  величие  героизма  советского  народа  иллюстрирует  сухие  цифры, свидетельствующие  о  том, что  Советский  Союз  потерял  в  этой  войне  30 %  своего  национального  богатства. Но  это  представляется  не  столь  значительным  по  сравнению  с  утратой  20  миллионов  человеческих  жизней.

   Из  справки, которую  подготовили  для  Сталина  в  январе  1947  года  военные  и  Вознесенский, выходило, что  о  наших  потерях  можно  говорить  лишь  приблизительно. Эта  кровавая  статистика, особенно  в  начале  войны, велась  крайне  плохо. Вознесенский  сообщил  при  личном  докладе: более  или  менее точно  потери  можно  будет  оценить  лишь  через  несколько  месяцев, но  по  имеющимся  наметкам, всего  погибло  более  15  миллионов  человек. Сталин  промолчал: по  донесению  Генштаба, убитых, умерших  от  ран  и  пропавших  без  вести  на  поле  боя—7,5  миллиона  человек. В  1946  году  Сталин  остановился  именно  на  этой  цифре. Ему  не  хотелось  говорить  о  большей  цене, ведь  тогда  сразу  потускнеет  его  полководческий  образ. Этого  допустить  он  не  мог.

Цена  нашей  великой  Победы  неимоверно  высока. Навсегда  победа  будет  окрашена  горечью  безмерных  потерь. Сталина  этот  вопрос  никогда  не  мучил. Жертвенный  сталинский  социализм  требовал  и  жертвенных  побед. Сама  непреложность  этого  исторического  факта  не  только  подчёркивает  великое  долготерпение, подвижничество  советского  народа, но  и  напоминает: Сталину  стать  тем, кем он  стал, позволили.        

      10.Вердикт  истории  выносит  прежде  всего  народ, который  три  десятилетия  шёл  за  человеком, жестоко  поправшим  великую, хотя, невероятно, и  утопическую  Идею. В  конечном  счёте  попытки  реализовать  эту  идею  и  после  Сталина  окончились  огромной  исторической  неудачей. В  ходе  “судебного  разбирательства”  всё  сильнее меняется  политический  облик  Сталина. Но  уже  сегодня  ясно, что  говорить  и  писать  о  Сталине – это  значит  всмотреться, вглядеться  в  эпоху, на  щите  которой  этот  человек  оставил  столь  глубокую  и  кровавую  вмятину. Как  бы  там  ни  было , на  основе  анализа  тысяч  документов, сталинской  переписки, решений  и  указаний  диктатора, воспоминаний  его  соратников  и  людей, общавшихся  с  ним, мы  в  праве  сделать  ещё  несколько  завершающих  “мазков”  на  этом  портрете.

Жизнь  и  смерть  Сталина  подтвердили  ряд  вечных  истин. Пропасть  истории  одинаково  глубока  для  всех. Но  эхо  падения  ушедшего  туда  может  доноситься  как  призыв  и  свидетельство  Добра  и  Зла. чем  больше  мы  узнаём  о  Сталине, тем  глубже  убеждаемся, что  ему  суждено  стать  в  истории  одним  из  самых  страшных  олицетворений  Зла. Никакие  благие  намерения  и  программы  не  могут  служить  оправданием  актов  бесчеловечности. Сталин  своей  жизнью  ещё  раз  показал, что  даже  благородные, высокие  человеческие  идеалы  можно  вывернуть  наизнанку, если  политика  отказывается  от  союза  с  гуманизмом. Сталин  выпустил  из  поля  зрения  главное—человека. Для  “вождя”  человек  всегда  был  и  остался  составной  частью  массы, а  это  почти  ничто. Жизнь  и  смерть  Сталина  подтвердили, что  единовластие  как  выражение  диктатуры  одного  лица  исторически  исключительно  хрупко. Оно  гибнет, исчезает  вместе  со  смертью  единодержца. Сталин  никогда  не  мог  и  не  хотел  понять, что  подлинно  свободное  общество—это  не  платформа  для  пирамиды, на  вершине  которой  находится  один  человек, а  ассоциация, где  каждый  волен  принимать  участие  в  выборе  собственной  судьбы.

Жизнь  и  смерть  Сталина  показали, что  отсутствие  гармонии  между  политикой  и  моралью  всегда  в  конечном  счёте  приводит  к  краху. Исторический  маятник  событий  в  нашей  стране  поднял  Сталина  на  высшую  точку  и  опустил  его  до  низшей. Жизнь  и  смерть  Сталина  рельефно  высветили, что  человек, верящий  только  в  могущество  насилия, может  идти  от  одного  преступления  к  другому. Декорации, созданные  диктатором  из  его  “славы, мудрости, прозорливости, почитания”, рано  или  поздно  рушатся. Своей  жизнью  и  смертью  Сталин  показал, что  его  претензии  на  совершенство  управления  оказались  призрачными. Его  способность  овладевать  сознанием  людей, превращать  их  в  бездумных  исполнителей  является  грозным  предупреждением—к  чему  может  вести  власть  бесконтрольная, абсолютная  и  сконцентрированная  в  одних  руках. Но  это  историческое  предупреждение  мы  в  полной  мере  ещё  не  учли. Надёжных  гарантий  по  недопущению  обожествления  первого  лица  в  государстве  и  обществе  пока  ещё  не  создано. Триумф  Сталина  и  трагедия  народа—вечное  предостережение... История  Сталина  обвиняет. Смерть  не  стала  его  оправданием.