Ницше: Генеалогия морали

Ницше: Генеалогия морали

Введение

Тот, кто борется с чудовищами, должен

следить за собой, чтобы самому не обра-

титься в чудовище. Попробуй

подолгу смотреть в пропасть, и

она заглянет

тебе в глаза.

Ф. Ницше

"По ту сторону добра и зла"

Фридрих Ницше (1844 - 1900) - великий немецкий философ и филолог,

поэт и музыкант. Перед тем, как приступить к краткому изложению и анализу

его работы, хочется сказать несколько слов, обрисовав характер его

философского мировоззрения в целом. Для творчества Ницше характерно

необычное употребление общепринятых в философии понятий. Его идеи, как

правило, облечены в форму фрагментов и афоризмов. Ему чужды всякие попытки

построения философской системы. Согласно Ницше, мир есть постоянное

становление и бесцельность, что выражается в идее "вечного возвращения

одного и того же". Лишь понятие "вещи" выступает, как некий момент

устойчивости в хаосе становления. Вслед за А. Шопенгауэром Ницше в основе

мира мыслил волю как движущую силу становления, как порыв, как волю к

власти, волю к расширению своего Я, к экспансии. Центральным понятием у

Ницше является идея жизни, он является родоначальником направления,

именуемого философией жизни.

Ницше можно назвать блестящим проповедником индивидуализма,

волюнтаризма и иррационализма. Теория познания в её классическом смысле не

была предметом особого внимания мыслителя, а некоторые его высказывания по

этим вопросам проникнуты субъективизмом и агностицизмом. Ницше отвергает

принципы демократии и исторического прогресса, он противопоставляет ему

amor fati - любовь к судьбе; он отвергает также идеи равенства и

справедливости, как "разлагающие цельность человеческой природы". Ницше,

будучи сторонником принципа социальной иерархии, развивает элитарную

концепцию абсолютного господства высшей касты - тех немногих, которые имеют

право воплощать счастье, красоту и добро, господствовать над подавляющим

большинством - серостью, которую не общество, а сама природа предназначила

к тому, чтобы быть общественной пользой.

Основное внимание Ницше было сосредоточено на проблемах культуры, на

вопросах этики и эстетики, в частности музыки, а также на идеях бытия

человека. Ницше выделяет в искусстве два начала: дионисийское - стихийное,

оргиастическое, экстатическое - и аполлоновское - просветлённое,

гармоническое, рефлексивное. Эти противоборствующие силы характеризуют само

бытие, причём дионисийское, изначально-жизненное, лежит в основе бытия.

Идеал же культуры заключается в достижении равновесия этих полярных начал.

Искусство - это сублимация чувственного удовольствия: восприятие

произведений искусства сопровождается возбуждением полового инстинкта,

опьянением, жестокостью как глубинным состоянием психики. Именно их

смешение производит эстетическое состояние.

Нельзя не отметить, что главная тенденция в воззрениях этого

незаурядно одарённого мыслителя и разносторонне развитого человека

творчества состояла в совершенствовании культуры человеческого вида, в

улучшении самого типа человеческой личности. Воззрения Ницше имели и по сию

пору имеют большое влияние на умы людей; этому во многом способствует

удивительно изящная литературная форма его произведений в виде броских

афоризмов, парадоксальных выражений, памфлетов и притч, а также

мужественный и вместе с тем поэтический характер его твёрдой и ясной, как

холодный горный воздух, прозы.

* * *

Фридрих Ницше приступил к созданию памфлета "Генеалогия морали" в

момент своего пребывания в Сорренто зимою 1876-77 годов, хотя мысли,

изложенные в этой работе, несомненно, гораздо старше, они были впервые

вкратце изложены в том собрании афоризмов, которое носит название

"Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов". Уже в

предисловии к памфлету Ницше, уверенный в том, что мысли эти возникли в нём

не разрозненно, не произвольно и не случайно, что произошли они от общего

корня, глубокой потребности, основной воли познания жизни, чётко определяет

направление и цель философского исследования. Вопрос ставится следующим

образом: откуда собственно ведут своё начало добро и зло. По словам автора,

он "своевременно научился отделять теологический предрассудок от

нравственного и не искал …источника зла позади мира", то есть вне мира

земного, мира человеческого. Ницше относит понятия добра и зла к сугубо

человеческим изобретениям и рассматривает их с исторической и

психологической позиций: "…при каких условиях изобрёл человек эти

определения ценности - добро и зло? и какую они сами имеют ценность?

Тормозят они или содействуют процветанию человечества? Являются ли они

признаками нужды, бедности, вырождения жизни? Или наоборот проявляется в

них полнота, сила, воля к жизни, её бодрость, уверенность, будущность?"

На опубликование некоторых собственных гипотез относительно

происхождения морали Фридриха Ницше натолкнула прочитанная им "ясная,

опрятная и умная, старчески умная книжечка" английского психолога доктора

Пола Ри (Paul Ree), заглавие книжки было "Происхождение нравственных

восприятий". Автор её твёрдо стоял на позициях дарвинизма и искал корни

нравственности и морали в области человеческих инстинктов, исключая из зоны

поиска область интеллектуальную, а также не рассматривая исторических

предпосылок формирования так называемых общечеловеческих ценностей. Ницше

пишет: "…в его гипотезах по меньшей мере забавно, что дарвиновская бестия и

наисовременнейший скромный нравственный неженка, который "не кусается",

подают друг другу руку; последний делает это с выражением известного

добродушного и утончённого равнодушия на лице, к которому примешивается

доля пессимизма, усталости, как будто бы вовсе не стоит так серьёзно

относиться ко всем этим вещам - проблемам морали". Для Ницше в тот период

важен был вопрос о ценности морали, особенно о ценности "неэгоистического",

об инстинктах сострадания, самоотречения, самопожертвования, которые

Шопенгауэр, великий учитель Ницше, "так долго подкрашивал, боготворил,

переносил в потусторонний мир", но именно к инстинктам во Фридрихе росла

всё более глубокая подозрительность, скрытый скептицизм: "Именно здесь

видел я опасность для человечества, его высшую приманку и искушение - но к

чему? к отрицанию? Именно здесь видел я начало конца, остановку,…усталость,

восстание воли против жизни, нежно и уныло заявляющей о последней болезни".

В силу того, что задача о ценности сострадания и морали, построенной на

сострадании, кажется чем-то случайным, сомнительным, философ выдвигает

новое требование: человеку необходима критика моральных ценностей, надо,

наконец, усомниться в самой ценности этих ценностей. Ницше считает, что

слишком долго люди принимали ценность моральных ценностей за данную, за

факт, считали её несомненной и неоспоримой: "…до сих пор нисколько не

сомневались и не колебались считать "хорошего человека" более ценным, чем

"дурного", более ценным в смысле успеха, полезности, успешности по

отношению к человеку вообще (в том числе и будущности человека)". Но никто

не задавался вопросом: а если бы было справедливо обратное? Если бы доброе

было бы симптомом регресса, а следовательно представляло бы опасность,

соблазн, яд, посредством которого современность живёт на счёт будущего?

Может быть живёт удобнее, более безопасно, но и в более мелком стиле,

пошлее?

Не мораль ли виновна в том, что никогда не будет достигнута возможная

сама по себе мощность и красота типа человек?

Не является ли мораль опасностью самою опасною из всех опасностей?..

Трактат первый

"Добро и зло", "хорошее и дурное"

Фридрих Ницше открывает первый трактат памфлета критикой взглядов,

присущих английскому психологу Полу Ри и его коллегам, задаваясь вопросом,

что именно обуславливает суждения последних о происхождении сил, имеющих

решающее значение для развития личности . Философ отмечает, что его

незримым оппонентам совершенно чужд исторический дух, что и подталкивает

искать корни понятий добра и зла там, где менее всего это желала бы видеть

интеллектуальная гордость человека ("…в косной привычке, в забывчивости или

в слепом и случайном сцеплении мыслей и их машинальности, или в чём-либо

чисто пассивном, автоматичном, рефлексивном, молекулярном и в основе

тупом…"): "Первоначально - декретируют они - неэгоистические поступки

хвалили и называли "добром" те, кому они оказывались, следовательно, кому

они были полезны; впоследствии забыли источник этой похвалы и стали считать

добрым неэгоистические поступки вообще, как будто они были чем-то хорошим,

так как они обычно превозносились, как нечто хорошее".

Ницше утверждает, что, во-первых, теория эта ищет и помещает очаг

возникновения понятия "добро" на неверном месте, что суждение "добро" ведёт

своё начало не от тех, кому оказывается добро. Напротив, сами "добрые", то

есть знатные, могучие, высокопоставленные и благородно мыслящие считали и

выставляли себя самих и свои поступки, как доброе, как нечто высшего

сорта, в противоположность низкому, низменно мыслящему, пошлому и

плебейскому. Из этого чувства расстояния они впервые извлекли себе право

создавать ценности, чеканить названия ценностей, и никакого дела до

полезности им не было. Таким образом, источником контраста "хорошего" и

"дурного" является чувство знатности и расстояния, продолжительное и

преобладающее общее и основное чувство высшего господствующего рода по

отношению к низшему роду, к чему-то низшему. Такого рода происхождение

доказывает, что слово "добро" первоначально не было связано с

"неэгоистическим" поступком. И напротив, именно при падении

аристократических оценок человеческой совести постепенно навязывался весь

тот контраст "эгоистического" и "неэгоистического" этот, по терминологии

Ницше стадный инстинкт, получивший тогда распространение.

Ницше пишет, что, во-вторых, помимо исторической неприемлемости

рассматриваемой гипотезы происхождения оценки "добра", она страдает

психологическим внутренним противоречием. Предполагается, что источником

похвалы неэгоистического поступка была его полезность, и что это было

забыто. Но как возможно подобное забвение? Может быть, в определённое время

прекратилась полезность подобных поступков? Напротив, мы можем наблюдать

совершенно противоположное, поскольку полезность эта была всегда обыденным

явлением, таким, которое подчёркивалось и подчёркивается непрерывно снова;

следовательно, оно не только не могло исчезнуть из сознания, не только не

могло быть позабыто, но должно было всё резче запечатлеваться в сознании.

Ницше считает, что на правильный путь его вывел вопрос, что собственно

обозначают в этимологическом отношении выражения "добро" на разных языках,

и так как философ был также незаурядным филологом, ему не составило

большого труда провести лингвистический (а также историко-лингвистический)

анализ данного выражения: "Я нашёл, что все они указывают на одинаковое

превращение понятия, что всюду основным понятием является "знатный",

"благородный" в сословном смысле, из которого развивается с необходимостью

понятие "добро" в смысле "душевно-знатного", "благородного", "душевно-

высокопоставленного"…; развитие это идёт всегда параллельно с другим,

которое "пошлое", "плебейское", "низкое", в конце концов, превращается в

понятие "дурное"". Не углубляясь в данное исследование, можем привести два

красноречивых примера. Немецкое слово "schlecht" (дурно), тождественное со

словом "schlicht" (простой), первоначально обозначало безо всякого

оскорбительного смысла простого человека, простолюдина в противоположность

знатному. Приблизительно ко времени тридцатилетней войны, то есть довольно

поздно, смысл этого слова превращается в современный. Можем также сравнить

в русском языке старинное обозначение простолюдина словом "подлый" ("подлые

людишки") и современное понятие "подлый". Такое позднее открытие явления

"превращения понятий" Ницше объясняет задерживающим влиянием, которое

оказывал демократический предрассудок на все вопросы происхождения. Ницше

отмечает также, что часто в тех словах и корнях, которые обозначают

"добро", ещё просвечивают главные оттенки, на основании которых знатные

именно и считали себя людьми высшего ранга: "Они называют себя, например,

"истинными"; прежде всего греческая знать… Созданное для этого слово [pic]

по своему корню обозначает такого, который существует, который обладает

реальностью, кто истин; затем истинный в субъективном смысле, правдивый".

Далее Ницше приводит несколько аналогичных примеров из греческого,

латинского, галльского и немецкого языков: "Немецкое "Gut" (добрый,

хороший) не обозначает ли "den Gottlichen" (божественного), человека

божественного происхождения? Не тождественно ли оно с именем народа

(первоначальным дворянством)?".

Тот случай, когда высшая каста является в то же время и жреческой, не

представляет исключения из правила, что понятие о политическом

превосходстве всегда переходит в понятие о духовном преимуществе. Здесь,

например впервые в качестве классового различия появляются понятия "чистый"

и "нечистый" и из этих понятий также впоследствии развивается понятие

"хороший" и "дурной", уже не в классовом смысле. Ницше считает, что

противоречия оценок в случае жреческой аристократии приняли опасный

внутренний и острый характер, что благодаря ним в конце концов между людьми

была создана огромная пропасть: "У духовенства всё становится опаснее; не

только целебные средства и искусства, но и высокомерие, месть, остроумие,

распутство, любовь, властолюбие, добродетель, болезнь. …Можно сказать, что

на почве этой в самой сущности опасной формы существования человека, формы

священнической, человек вообще стал более интересным животным, что только

здесь человеческая душа в высшем смысле достигла глубины и стала злою - а

это ведь две основные формы превосходства человека над остальными

животными!..".

Далее Ницше отмечает, что бессильные внесли в человеческую историю

тот дух, который явился причиной переоценки изначальных понятий.

Аристократическое уравнение ценностей (хороший, знатный, могучий,

счастливый, любимый Богом) было вывернуто наизнанку, по мнению философа, с

принятием христианских понятий, а корни этих понятий Ницше усматривает в

монотеистической концепции иудаизма, "…а именно: " только одни несчастные -

хорошие; бедные, бессильные, низкие - одни хорошие, только страждущие,

терпящие лишения, больные, уродливые благочестивы, блаженные, только для

них блаженство; зато вы, вы знатные и могущественные, вы на вечные времена

злые, жестокие, похотливые, ненасытные, безбожные и вы навеки будете

несчастными, проклятыми и отверженными"… Известно кто унаследовал эту

переоценку…". Автор считает, что с иудеев начинается "восстание рабов в

морали: восстание, имеющее за собой двухтысячелетнюю историю и которое

теперь бросается в глаза только потому, что оно было победоносно". За две

тысячи лет на стволе этого дерева мести - глубочайшей и возвышеннейшей,

создающей идеалы, преобразующей ценности - выросла новая любовь,

глубочайшая из всех видов любви. Ницше ставит вопрос: не был ли Иисус из

Назарета - воплощённое евангелие любви, Спаситель, несущий бедным,

больным, грешникам блаженство и победу - не был ли именно Он искушением, в

самой жуткой и непреодолимой форме, искушением и окольным путём к тем

иудейским ценностям и новшествам идеала. Разве не на обходном пути

Спасителя, этого кажущегося противника и разрушителя Израиля, иудеи

достигли последней цели своей высшей жажды мести - радикальной переоценки

нравственных ценностей своих врагов и победителей? Ницше вопрошает: "Не

было ли чёрным, тайным искусством истинно великой политики мести,

дальнозоркой, подпольной, медленной и предусмотрительной мести то

обстоятельство, что сам Израиль вынужден был объявить перед всем миром

смертным врагом и распять на кресте орудие своей мести, чтобы … все

противники Израиля могли бы безбоязненно идти на эту приманку? Да и можно

ли было … при всех ухищрениях ума вообще выдумать более опасную приманку?

Можно ли изобрести что-либо равное, столь же увлекательное, чарующее,

оглушающее подобно губительной силе этого символа "святого креста", этого

ужасного парадокса "бога на кресте", этой мистерии невообразимой,

последней, крайней жестокости и самораспятия бога для спасения человека?..

Несомненно одно, что до сих пор Израиль своей местью и переоценкой всех

ценностей … торжествовал постоянно над всеми другими идеалами, над всеми

идеалами более возвышенными".

Здесь мне хотелось бы приостановить освещение работы немецкого

философа и изложить свою точку зрения на поставленные им вопросы. При всём

моём уважении к Фридриху Ницше я не могу согласиться с его взглядом на

христианство, на личность Спасителя.

Во-первых, я считаю, что Церковь, Вера и Бог - явления глубоко

различные по своей сущности. Церковь - это организация, институт,

учреждённый самими людьми, подверженный влиянию политических и социальных

факторов. За время своего существования христианская церковь, как

католическая, протестантская, так и ортодоксальная, неоднократно

реформировалась, динамически изменяя свои каноны и устои. Эти реформы,

несомненно, инициировались людьми, хоть и считающимися пастырями рода

человеческого, посредниками между человеком и Богом. И среди

священнослужителей, представителей "жреческой аристократии", как именует их

Ницше, во все времена было немало личностей властолюбивых, тщеславных,

высокомерных, то есть проявляющих те же человеческие качества, что и

простые миряне. Это не в коей мере не умаляет достоинства тех отцов церкви,

которые искренне и самозабвенно, не преследуя никакой для себя выгоды

стремились приблизиться к Богу, познать счастье в любви к ближнему и

всепрощении.

Вера же в Бога - явление субъективное, чувство, исходящее из глубины

души верующего человека. Является ли Вера потребностью человека или

необходимостью, неважно, но она ни в коей мере не зависит ни от церкви,

учреждённой самими людьми, ни даже от объективной реальности существования

самого Бога, ведь, как известно, существование Его недоказуемо. Поэтому

нельзя переносить суждение о том, что противоречие оценок нравственных

понятий представителями касты священнослужителей сказалось на переоценке

изначальных, аристократических ценностей, на веру в Бога, на религию,

которую данные личности представляют.

Во-вторых, среди последователей христианского учения во все времена, с

тех пор, как христианство стало государственной религией Великой Римской

империи и до наших дней, было немало людей знатных, благородного

происхождения, которые имели огромное влияние на человеческое общество и

которые употребляли это влияние на совершение благодеяний чисто

христианских. Именно таких людей я считаю ярчайшими представителями

христианской общины всех времён и народов и думаю, что они от этого ничуть

не умаляли достоинство своего происхождения и могущества, наоборот, их

нравственные качества могли служить примером как для аристократов, так и

для простолюдинов. Известно также, что и среди ортодоксальных иудеев с

древних времён и по сей день можно назвать множество тех, кто пользуется

влиянием и властью, кто богат и могущественен, поэтому трудно согласиться

с мнением философа, что именно от них происходит мнение "бедные, слабые и

бессильные - хорошие; богатые, знатные, сильные - дурные".

В третьих, Заповеди Христовы хоть и имеют грани соприкосновения с

заповедями Ветхого Завета, но и в корне отличаются от них. Я имею в виду

вторые пять заповедей, устанавливающих норму взаимоотношений между людьми.

Заповеди Нового Завета гласят о любви к ближнему, об уважении к его

личности, о бескорыстии по отношению к любому человеку, они призывают к

неотмщению обид, в то время как заповеди Моисея завещают помогать человеку

своего рода, своего племени, и провозглашают как закон: "Око за око, зуб за

зуб"! Разумеется, нельзя проводить прямые аналогии между ценностями

христианскими и ветхозаветными. Кроме того, Спаситель не утверждал, что

богатство и могущество, равно как и высокое происхождение являются помехой

на пути к спасению души, и даже знаменитая фраза "Легче верблюду пройти

сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в рай" не говорит об этом

буквально. Нет, речь идёт о том, что богатство материальное, нажитое в

земной жизни, не является пропуском на небеса ("…не собирайте себе

богатства на земле, но на небе…") само по себе; но если человек знатный,

могущественный и благородный творит благие дела, то разве не достоин он

уважения на земле и вечного блаженства в жизни небесной? И в Новом Завете

мы можем найти примеры того, что среди последователей Христа ещё при жизни

его были люди обеспеченные, пускай и простого происхождения. Не к полному

отказу от жизни земной и переоценке изначальных аристократических ценностей

Страницы: 1, 2