Отношение к науке русских философов конца XIX - начала XX века

Отношение к науке русских философов конца XIX - начала XX века

Санкт-Петербургский Государственный Морской Технический Университет

кафедра философии

РЕФЕРАТ

Отношение к науке русских философов конца XIX – начала XX века.

Выполнил:

магистрант группы 1216

Борисова Е.В.

Руководитель:

д.ф.н., проф. Солдатов А.В.

Санкт-Петербург

1999

Оглавление

Оглавление 2

Введение 3

Наука как отвлеченное исследование жизни. 5

Наука как альтернатива религиозной духовности. 7

Религия и наука. Преодоление противоречий. 10

Наука как основа сотворения мира. 15

Свободная теософия или синтез философии, богословия и положительной науки.

20

Высший синтез как система мировоззрения. 24

Заключение 26

Литература 28

Введение

На протяжении всего периода существования православной церкви в России

существовали и параллельно развивались две богословские ориентации –

мистического аскетизма и православной схоластики.

Первая обращается к наследию отцов церкви и византийского аскетизма.

Ее функции не выходят за пределы богослужебных проблем и решительно

противостоят «светскому» знанию ради простоты души. Другая – стремится

освоить достижения предшествующей культуры, «освятить» с христианских

позиций социальные и государственные институты, соединить православие с

рациональным знанием вообще и с философией в частности. Византийский

аскетизм развертывает трактовку «философия внешних наук», то есть наука

является внешним и мирским знанием. Православные схоласты, не приемля

подобную интерпретацию и науки и философии, пытаются построить свое видение

мира.

Противоборство науки и религии основано на якобы «обезбоживании»,

расколдовывании мира. Попытка науки объяснить при помощи своих средств

причины и явления, была расценена как отрыв от теологии, от постулатов

веры, на которых несомненно должно базироваться знание.

Теология сама нуждалась в развертывании логических аргументов, форм

доказательства, способов обоснования.

Вместе со становлением православия как официальной религии философия

науки развивалась в рамках комплекса наук. Христианская церковь дала право

на существование таких научны дисциплин как филология, риторика,

герменевтика. Они были признаны официальными и преподавались во всех

учебных заведениях. Без них невозможно ни существование самой христианской

теологии, ни передача ее последующим поколениям. Богословские науки

формировали ядро знания, все остальное считалось вторичным и производным.

В начале двадцатого века в русской культуре было особенно заметно

противопоставление мистической традиции и традиции социального

христианства. Последняя была отвергнута официальной церковью, считавшей,

что доказывать догматы веры и пользоваться при этом рационально-логическими

аргументами для членов церкви, признающих ее божественный авторитет

излишне. В общественном сознании России утвердилась мысль, что наука,

рациональное знание, логика суть мирские явления и они должны развиваться

вне религиозной мысли.

В своей работе автор не пытается разделить русских философов на два

враждующих лагеря. Основная задача реферата – попытка объяснить их

мировоззрение с точки зрения отношения к науке.

Каждая отдельная глава этой работы посвящена одному из философов.

- Наука как отвлеченное исследование жизни (Л.Н. Толстой).

- Наука как альтернатива религиозной духовности (Н. Бердяев).

- Религия и наука. Преодоление противоречий. (С.Л. Франк).

- Наука как основа сотворения мира (П.А. Флоренский).

- Свободная теософия или синтез философии, богословия и положительной

науки. (В.С. Соловьев).

- Высший синтез как система мировоззрения (А. Лосев).

Наука как отвлеченное исследование жизни.

Для Л.Н. Толстого характерен взгляд на науку с точки зрения ее

полезности. Что могут дать отвлеченные научные знания крестьянину, который

вместо того, чтобы заниматься своим делом, вдруг начнет углубляться до

первооснов? Он окажется в роли того мельника из притчи, который проследил

всю цепочку: муку мелят жернова, жернова крутятся на валу и т.д. В конце

концов мельник пришел к выводу, что река и есть сама мельница. Что же из

всего этого вышло? Пока он думал, все механизмы развалились, муку молоть

некому. «И таковы по моему мнению – говорит Толстой – рассуждения нашей

современной науки о жизни».

Но ученые могут возразить, что наука не пытается исследовать всю

совокупность жизни (включая в нее волю, желание блага и душевный мир).

Функция науки в том, чтобы выделить те предметы и явления, которые являются

объектом исследования данной научной дисциплины.

Но, считает Толстой, это совсем не так в представлении людей науки

нашего времени. «Если бы было прежде всего признано понятие жизни в его

центральном значении, было бы ясно определено, что наука, сделав от этого

понятия отвлечение всех сторон его, кроме одной. И рассматривала все

явления с одной этой стороны, для которой она имеет свойственные ей методы

исследования, тогда было бы прекрасно; тогда и место, которое заняла бы

наука, и результаты, к которым бы мы приходили на основании науки, были бы

совсем другие».

Астрономия, механика, физика, химия и все другие науки вместе, и

каждая в отдельности исследуют свою сторону жизни, не приходя ни к каким

выводам о жизни вообще. «Только во времена своей дикости, то есть

неясности, неопределенности, некоторые науки эти пытались с своей точки

зрения охватить все явления жизни и путались сами, выдумывая новые понятия

и слова. Так это было с астрономией, когда она была астрологией, так было и

с химией, когда она была алхимией. То же происходит и теперь с той опытной

эволюционной наукой, которая рассматривая одну сторону или некоторые

стороны жизни заявляет притязания на изучение всей жизни».[1]

Наука не может изучить жизнь со всех сторон, потому что «у всякого

предмета столько же сторон, сколько радиусов на шаре», то есть бесконечное

множество. Последовательность изучения – есть правильное разумение жизни.

Но, как стало очевидным Толстому, главная цель науки вовсе не достижение

истины. Во всей деятельности науки он видел лишь желание доказать

правильность того или иного догмата, «все то, что нужно для подтверждения

столь удобного представления».

Наука должна выработать средства для того, чтобы люди могли

удовлетворять своим потребностям. Чем же нужно руководствоваться в

определении законности и незаконности потребностей? И наука смело отвечает

– изучением потребностей.

«Но слово «потребность» имеет только два значения: или условие

существования, а условий существования каждого предмета бесчисленное

количество и потому все условия не могут быть изучены, или требования блага

живым существом, познаваемое и определяемое только сознанием и потому еще

менее могущее быть изученным опытной наукой».[2]

Значит по существу дела нельзя верить в то, что изучением потребностей

наука решит главных и единственных вопрос о жизни.

Наука как альтернатива религиозной духовности.

Кризис науки в начале XX века приводит к расшатыванию ее основ, ее

фундамента, требует переосмысливания. Если до XVIII века научное

представление о мире основывалось на метафизических понятиях философии,

если для Декарта Бог играет важную роль, как некая преграда развития

бесконечности от следствия к причине, то, как считает Бердяев, в XIX - XX

вв. наука и соответствующая ей критическая философия (наукоучение) не

выходят за границы материального объективного мира. Для этого материального

мира характерно отделение субъекта от объекта и полное «обезличивание»

субъекта.

Модное в XIX в. понятие механицизма «обезбожило» мир явлений,

превратив его в некую машину, которая управляется только законами

математики. Материальный мир, утратив свою идею, стал искаженным.

Следовательно и наука, и философия Нового времени основываются на заведомо

неверных понятиях: научный эксперимент, объективность научного знания,

истинность в науке как соответствие знания предмету изучения – природе и

ряда других не менее важных (понятия пространства, времени, причинности,

элементарности). Бердяев пишет: «Внутри самой науки происходит глубокий

кризис. Механическое мировоззрение как идеал науки расшатано и надломлено.

Сама наука отказывается видеть в природе лишь мертвый механизм. Силы

технические перестают считать столь нейтральными и безопасными в их

механистичности и безжизненности. Природа неприметно начинает оживать для

современного человека».[3]

С отделением субъекта от объекта материальный мир теряет свою

реальность. Объективная реальность для Бердяева – это всего лишь иллюзия

сознания. «Существует только объективация реальности порожденная известной

направленностью духа» – говорит он.

Наука создает рамки, которые не позволяют человечеству овладеть

«природой». Так как объективный мир не есть подлинно реальный мир, то мы

получаем искаженное представление о нем.

Философия для Бердяева это прежде всего философия духа, философия

свободы. В материальном же мире человек не свободен, он действует по

велению рассудка, но не разума. Наука, безусловно, обладает ценностью, она

есть реакция человеческого духа на мир, реакция самосохранения человека в

мире, где он должен ориентироваться в соответствии с окружающей его мировой

необходимостью.

Философия Нового времени исходит из вторичного искаженного бытия.

Поэтому она не в силах понять, полагает Бердяев, происхождения и значения

времени и пространства, законов логики и вообще всех категорий, которые

есть не состояние субъекта, а состояние самого бытия, хотя и болезненного.

[4]

Как теоремы математики базируются на аксиомах, так и философские

рассуждения должны основываться на вере. Если невозможно проверить

существование субъективного мира, необходимо в него поверить. Для Бердяева

вера религиозная отличается от научного знания тем, что «в таинственной

глубине бытия, до времени мы сделали выбор, Мы избрали мир действительный,

опытный, определили свое место в мире, взаимоотношение с окружающей

действительностью. Мы поверили в возможность познания, и знание этого мира

стало обязательным и твердым. От иного мира наша воля отвернулась, наша

вера в иной мир или отсутствует полностью или слаба, поэтому мы не знаем

иного мира, наше отношение к нему необязательно и непринудительно. Для мира

иного, мира невидимых вещей мы вновь должны совершить акт избрания.[5]

Человек слеп в объективированном мире, вера его элементарна и неполна,

это вера в низшую действительность. Малый разум или рассудок человека не

выходят за рамки его представлений. Приняв на веру существование мира

субъектов, человек получает идею большого разума или Логоса.

Если малый разум рационален и рассудочен, то большой разум мистичен и

интуитивен. Логос постигает тождество субъекта и объекта. Логоса нет не

только в науке, но и во всей новейшей философии. Идея Логоса есть идея

священной религиозной философии.

Согласно концепции религиозной философии до разделения на субъект и

объект было дано первичное интуитивное сознание, вера в существование

бытия. именно потому, считает Бердяев, что наука и критическая философия

базируются на разделении субъекта и объекта им чуждо творчество.

Творчество всегда в первичном. Это движение мысли ввысь и вглубь.

Результатом этого движения становится произведение. В критической философии

и науке человек может мыслить только в одной плоскости – реальности,

подчиняясь закону-норме. Это одностороннее мышление не имеет никакого

отношения к творчеству. Творческая интуиция возвышается над миром

объективной реальности, над противопоставлением субъекта и объекта.

Бердяев пишет: «Сама идея творчества возможна лишь потому, что есть

Творец, и что был совершен им оригинальный творческий акт, в котором стало

сущим небывалое, не вытекающее ни из чего предшествующего, не отнимающее и

не убавляющее абсолютной мощи Творца. Всякий творческий акт по существу

своему есть творчество из ничего, то есть создание новой силы, а не

изменение и перераспределение старой».[6]

Философия Бердяева – это философия духа. Дух является олицетворением

свободы, творчества личности, общения любви. Поэтому свобода у него

субъективна, находится вне объективированного мира.

Творчество заключено в сфере свободы. Рационализировать творчество –

значит рационализировать свободу. «Свобода – это безосновная основа бытия,

и она глубже всякого бытия. Нельзя дойти до рационально ощутимого дна

свободы».[7]

Великое чудо Вселенной – человек представляется Бердяеву микрокосмом,

в котором дана разгадка бытия макрокосма. Для такого человека возможны и

свобода, и творчество.

«Человек–микрокосм есть столь же многосложное многосоставное бытие,

как и макрокосм, в нем есть все, от камня до Божества». Человек

отождествляется с Вселенной, в нем действуют те же стихии, тот же разум.

Человек-микрокосм может постичь тайны Вселенной. Однако процесс постижения

и слияния с Вселенной может произойти только в церкви. Лишь здесь

совершается подлинное познание макрокосма. Познать истину, согласно

Бердяеву, значит познать сущее, которое нельзя познать извне, а только

изнутри. Как только мы стараемся сделать сущее внешним, объектированным,

оно умерщвляется и не познается. Знать истину, значит быть истинным.

Познать макрокосм можно лишь углубляясь в микрокосм. В человеке живет

вселенский разум, надо его найти в нем.

Религия и наука. Преодоление противоречий.

По мнению С.Л. Франка, религия и наука – это два способа объяснения

сущности и происхождения мира, жизни, человека. Конечно они резко

расходятся между собой. Например, религиозное представление о мироздании,

где земля находится в центре, наверху на небе живет Бог и находится «рай»

или «царство небесное», а где-то внизу, под землей, находится ад – конечно,

совершенно несогласимо с научным представлением о бесконечности мироздания,

о вращении земли вокруг солнца и т.п. Религиозное учение о сотворении

человека Богом несогласимо с выводами эволюционного учения о сродстве всего

органического мира и о постепенном происхождении человека из низших

организмов. Религиозное учение христианства о рождении Христа от девы Марии

абсолютно несовместимо с самыми элементарными данными.[8]

Или, говоря вообще: религия на каждом шагу допускает чудеса, то есть

нарушения законов природы, твердо установленных наукой. Словом приходится

выбирать между религиозным и научным взглядом на жизнь. Научно образованный

человек, говорит Франк, не колеблясь предпочтет точные доказательства

слепой вере. И тем больше он имеет оснований отвергать религиозную веру как

устарелое и опровергнутое заблуждение.

На первый взгляд, казалось бы, такое утверждение является абсолютно

правильным, но оно основано на непонимании природы как науки, так и

религии. И человек, научно продумывающий этот вопрос, то есть достигший не

туманного и популярного, а подлинно научного знания о сущности как религии,

так и науки, должен прийти к прямо противоположному выводу.[9]

Это мнение подтверждается тем фактом, что очень многие величайшие

ученые до конца жизни оставались глубоко и искренне верующими людьми.

Ньютон занимался богословием, Паскаль был одним из величайших религиозных

мыслителей Европы, Пастер всю свою жизнь оставался глубоко религиозной

натурой, Дарвин никогда не считал, что его учение о происхождении видов

животных и человека противоречит религии.

Франк считает, что религия и наука не противоречат и не могут

противоречить одна другой по той простой причине, что говорят о совершенно

разных вещах. А противоречия могут возникать лишь там, где сталкиваются два

мнения по одному и тому же предмету.

Говоря проще: Наука изучает мир, религия познает Бога.[10]

Но, казалось бы, религия своим учением о Боге меняет мировоззрение

человека, в том числе о тех вещах, которые изучает наука.

Для религии главным остается отношения человека и Бога.

С точки зрения православной теологии «в сотворении человека

примечательны:

1) время его сотворения в порядке прочих существ;

2) Божий о нем совет;

3) двойственный его состав из души и тела;

4) образ в нем Божий;

5) его назначение;

6) различие полов;

7) благословение, данное человеку».[11]

Поэтому, если глубже вникнуть в суть вопроса, можно сказать, что наука

изучает мир и явления, в нем происходящие, без отношения их к чему-либо

иному; религия же, познавая Бога, познает вместе с тем мир и жизнь в их

отношении к Богу. Следовательно, наука и религия рассматривает данную

реальность с двух разных сторон.

Разделение мироздания на видимый, т.е. доступный научному изучению, и

невидимый, сакральный мир определяет границы компромисса между религией и

наукой. В пределах того, что называется видимым, или тварным, миром религия

идет по пути признания научного авторитета и приспособления к науке.[12]

В общей форме мы утверждаем следующее: наука берет мир, как замкнутую

в себе систему явлений и изучает соотношения между этими явлениями, вне

отношения мира, как целого (а следовательно, и каждой, даже малейшей его

части), к его высшему сознанию, к его первопричине, к абсолютному началу из

которого он произошел и на котором он покоится. Религия же познает именно

отношение мира, а следовательно, и человека, к этой абсолютной первооснове

бытия – к Богу, и из этого познания черпает уяснение общего смысла бытия,

который остается вне поля зрения науки.

Наука как бы изучает середину, промежуточный слой или отрезок бытия в

его внутренней структуре: религия познает эту середину в ее отношении к

началу и концу, к целому бытия или к его целостной первооснове.[13]

Основное противоречие с точки зрения образованных людей усматривается

в религиозной вере в чудеса, несовместимые с научной истиной о строгой

закономерности всех явлений природы. Чудеса – это вмешательство Божества в

естественный ход событий. Даже образованные люди, замечает Франк, часто

обращаются к Богу с просьбой о чуде. Ведь в сущности, всякая молитва, - а

какая же религиозность возможна без молитв, - есть просьба к Божеству о его

вмешательстве в жизнь.

Под чудом понимается непосредственное вмешательство высших,

божественных сил в ход явлений – вмешательство, приводящее к такому

результату, который невозможен при действии только естественных, природных

сил. Но наука, изучающая закономерности только естественных, внутренних сил

природы, именно поэтому ничего не говорит о возможности или невозможности

чуда. Но, возможность чуда не нарушает естественных ход законов природы, а

только утверждает, что при вмешательстве Божества результат будет иной, чем

при действии природных сил.

Дело, очевидно, в том, что наука познает природу, как некую замкнутую

систему сил или явлений; она совсем не утверждает, что природа

действительно есть абсолютно замкнутая система, что вне ее нет никаких иных

сил, которые могли бы в нее вторгаться; она только ограничивается познанием

внутренних взаимоотношений в природе, так как только такое познание есть ее

собственное дело и потому она ровно ничего не говорит ни о возможности, ни

о невозможности чудес.[14]

Скептик может возразить: «Да, наука допускает видоизменение природы

какими-нибудь материальными силами, но не допускает вмешательства

сверхъестественных сил».

Здесь заключается целых два недоразумения:

1. наука не «не допускает» вмешательства сверхприродных сил, она только не

занимается их изучением и игнорирует их.

Вполне естественно, что наука, встречаясь с каким-нибудь новым

неожиданным явлением прежде всего старается отыскать не есть ли оно

действие каких-либо незамеченных ею раньше природных же причин, и потому не

сразу верит в наличность чуда, и в этом смысле в пределах своей компетенции

«не допускает» чуда. Но истинная наука всегда свободна от притязания на

всемогущество, на неограниченное свое единодержавие и потому не содержит

отрицания возможности действия сверхприродных сил, на входящих в ее

компетенцию.

2. действительно отрицает возможность чудес не наука, а лишь особая

вненаучная вера, особое мировоззрение, которое невежественные или

полуобразованные люди приписывают самой науке – материализм или

натурализм.

Материализм отрицает вообще существование духовных начал и сил;

натурализм утверждает, что все силы, обнаруживающиеся в мире, действуют как

слепые силы природы и не допускает разумных сверхприродных сил.[15]

Чаще всего, когда говорится о противоречиях между наукой и религией,

под наукой подразумевается натурализм (включая в него и материализм).

Между наукой, исследующей порядок соотношений в явлениях природы, и

религией, как отношением человека к сверхприродным высшим силам и началам

жизни, противоречия не возникает. Но есть действительное и неустранимое

противоречие между натурализмом (включая материализм) и религиозной верой,

между миросозерцанием, утверждающим, что все бытие исчерпывается слепыми

(или даже материальными) стихийными силами природы, и миросозерцанием,

Страницы: 1, 2