Проблема истины в философии Древней Греции

значительно выше правильного мнения. Эту разность оценки Платон поясняет

при помощи аналогии со статуями Дедала: статуи эти, пока не связаны, бегут

и убегают, а связанные стоят неподвижно [Теэтет, 97 О]. Точно то же следует

сказать и о правильных мнениях. Пока они остаются постоянными, они хороши и

производят доброе. Но все дело в том, что они не могут («не хотят») долго

оставаться неизменными. Они «убегают» из человеческой души и потому лишены

ценности — до тех пор пока кто-нибудь не свяжет их размышлением о причине.

Такое «связывание» Платон называет припоминанием. Заговорив о

«припоминании», Платон как будто покидает почву трезвого философского

исследования и отдается во власть своей мифотворческой фантазии. Учение

о теории познания оборачивается мифом, в философе возвышается поэт.

Выведенный в диалоге Сократ предлагает мальчику, никогда не изучавшему

геометрию, решить задачу удвоения данного квадрата и посредством искусно

поставленных вопросов приводит мальчика к правильному решению задачи. Из

этого факта тотчас извлекается принципиальный философский вывод:

«Следовательно, у человека, который не знает того, чего можно не знать,

есть верные понятия о том, чего он не знает... И теперь они вдруг

порождаются у него как сновидение... Поэтому он будет знать не учась ни у

кого, а только отвечая на вопросы, то есть почерпнет знание в самом себе...

Но почерпать знание в самом себе не значит ли припоминать? Конечно... Так

не очевидно ли, что не получив их [знания] в настоящей жизни, он имел и

узнал их в какое-то другое время? И не то ли это время, когда он не был

человеком? Если же в то время, когда он был, но не был человеком,

долженствовали находиться в нем истинные мнения, которые, будучи

возбуждаемы - посредством вопросов, становятся познаниями, то душа не будет

ли познавать в продолжение всего времени? Ведь явно, что она существует

всегда, хотя и не всегда — человек... А когда истина сущего всегда

находится у нас в душе, то не бессмертна ли душа, так что, не зная теперь,

то есть не припомнив чего-нибудь, ты должен смело решиться исследовать и

припоминать» [Менон, 85 В — 86]. Мифологическая подоснова этого воззрения

очевидна. По убеждению Платона, сближающего его душа наша бессмертна. До

того как она вселилась на Землю и приняла телесную оболочку, душа будто бы

созерцала истинно сущее бытие и сохраняла о нем знание даже под спудом

земных чувственных впечатлений, удаляющих нас от созерцания истинного

сущего. Это, конечно, миф Платона. Но в оболочке этого мифа выражено и

философское содержание. Это мысль о связи всех знаний, отражающей всеобщую

связь всех вещей: «Ведь так как в природе все имеет сродство и душа знала

все вещи, то ни что не препятствует ей, припомнив только одно, — а такое

припоминание люди называют наукой, - отыскивать и прочее лишь бы человек

был мужественен и не утомлялся исследованиями» [Менон, 81 С — В].

В «Теэтете» Платон отграничил знание от чувственных впечатлений а

также показал, что рядом со знанием существуют неясные и нерасчлененные

акты «мнения», также опирающегося на чувственные впечатления. В «Меноне»

знание все более резко отграничено от чувственности, а «истинное мнение»

отделено от «мнения» просто. В этом диалоге показано, кроме того, каким

образом в знании впервые происходит объединение истинного мнения с

чувственностью – посредством «связывания» всегда текучей чувственности:

«Когда же истинные мнения бывают связаны, тогда они сперва становятся

знаниями, а потом упрочиваются. От этого-то знание и ценнее правильного

мнения. Узами-то и отличается первое от последнего» [Менон, 97 В — 98 А]. В

диалоге «Пир» рассматривается, так же как в «Теэтете» и в «Меноне», вопрос

о связи знания с чувственностью. «Правильное мнение» толкуется как

постижение, занимающее середину между знанием и чувственностью. Знание и

чувственность в «Пире» сближаются до слияния, до неразличимости. Но это их

сближение дано не столько как результат философского анализа, сколько в

образах мифа. Мифологическим воплощением середины представлен демон любви и

творчества Эрос. Сын Богатства и Бедности (Пороса и Пении) Эрос совмещает в

себе качества отца и матери: ни бессмертен, ни смертен, ни богат, ни нищ,

стоит посередине между мудростью и невежеством [см. «Пир», В —204А].

Особенность «Пира», делающая этот диалог новой после «Теэтета» и

«Менона» ступенью в развитии вопроса о знании, как это прекрасно показал

профессор А. Ф. Лосев, в том, что единство знания и чувственности дано в

«Пире» не как «застывшее» и «фиксированное», а как единство в становлении:

бессмертное и смертное, вечное и временное, идеальное богатство и реальная

скудость, знание и чувственность, красота и 6езобразие - соединились здесь

в одну цельную жизнь, в одно совокупное порождение, в один самостоятельный

результат, одно становящееся тождество [см. 28]. Эрос «Пира» — «Эрос»

познавательного и созерцательного восхождения; поучение Диотимы - поучение

о том, какой путь познания необходим для того, чтобы достичь интуиции

прекрасного, а сама интуиция в значительной мере характеризуется как

интуиция ума, интеллектуальная. Воспитание чувств, которым сопровождается

познавательное восхождение, образует, если так можно выразиться, лишь

сопутствующий «обертон». Становление, изображенное в «Пире», — становление

знания.

Сказанным анализ знания у Платона не ограничивается. Связь и единство

знания и чувственности, данные в «Меноне» и в «Пире», Платон представляет с

еще более высокой точки зрения – с точки зрения диалектики. Диалектические

исследования Платона отнюдь не совпадают с тем, что он сам назвал

«диалектикой»,- с уже рассмотренным сведением видов к родам и делением

родов на виды. Это лишь формально-логический аспект диалектики Платона. Но

у Платона имеется гораздо более широкое и существенное понятие о

диалектике, связанное с его учением о знании, о бытии и об отношении между

бытием и знанием.

Понятие это раскрывается в ряде диалогов; введением в это понимание

может служить конец в шестой книги Платонова «Государства». Здесь

излагается учение Платона об идее «блага», но речь идет не только о

«благе». Мы уже коснулись выше этого учения, когда характеризовали

объективный идеализм Платона как телеологический. Пришло время

охарактеризовать его и как учение об отношении бытия к знанию. А именно: по

Платону, идея «блага» не есть ни бытие, ни знание, а начало, которым

порождалось бы и бытие, и знание. Платон поясняет свою мысль аналогией со

зрением. Создатель чувств породил и силу видеть (чувство зрения), и

силу 6ыть видимым. Но чтобы увидеть, например, цвета, необходимо, чтобы к

этим двум силам, или «родам», присоединился третий род — свет, Но свет

исходит от Солнца. Хотя Солнце - не само зрение, оно есть его причина.

Теперь применим сказанное о зрении к познанию. То самое значение, которое

принадлежит благу «в мыслимом месте» по отношению к уму и по отношению к

созерцаемому умом, принадлежит и Солнцу «в видимом месте» - по отношению к

зрению и зримому. Душа познает, когда она направляется к тому, что

озаряется истиной и сущим. Но если она находится в том, что покрыто мраком,

она рождается и, погибает, руководится мнением и тупеет. Именно это,

доставляющее истинность познаваемому и сообщающее силу познающему, следует,

по Платону, называть идеей блага и причиной знания и истины, поскольку она

постигается умом. Считать свет и зрение солнцеподобным справедливо, но

считать их самим Солнцем несправедливо. И точно так же признавать

знание и истину благовидными справедливо, но считать какое-либо из них

благом несправедливо. Ибо природу блага надлежит ставить и выше знания

и выше истины. Рассматривая «идеи», философ может или рассматривать их

реализацию в мире вещей, или, напротив, подниматься в мысли до их начала,

пребывающего выше всякого знания. В первом случае душа использует

«идеи» в качестве «гипотез», или «предположений»: разделяя род на виды,

душа «принуждена искать... на основании предположений, пользуясь

разделенными частями как образцами и идя не к началу, а к концу» [там же,

510 В]. Это как бы путь вниз – от «идей» к «вещам». Так поступают, когда

ваяют или рисуют: все это — тени и образы в воде. Пользуясь ими как

образами, люди стараются усмотреть те, которые можно видеть не иначе, как

мыслью [там же, 511 А]. Род познаваемого, постигаемый только мыслью,

Платон называет «мыслимым». В «мыслимом» имеются две «части». Для отыскания

первой из них душа вынуждена основываться на предположениях и не доходит до

начала, так как не может подняться выше предположений, но пользуется самими

образами или подобиями, запечатлевающимися на земных предметах. И есть

вторая часть мыслимого, второй случай рассмотрения «идей». В этом случае

душа идет не к «концу», а, напротив, к «началу»: она сводит все «гипотезы»

(«предположения») к идее «блага», как к тому, что пребывает выше всякого

знания и выше всех предположений. «Узнай же теперь,—говорит Платон,— и

другую часть мыслимого... ее касается ум силою диалектики, делая

предположения, — не начала, а в существенном смысле предположения, как бы

ступени и усилия, пока не дойдет до непредположительного, до начала всего.

Коснувшись же его и держась того, что с им соприкасается, он, таким

образом, опять нисходит к концу и уже не трогает ничего чувственного, но

имеет дело с идеями через идеи, для идей и оканчивает на идеях» [Госуд.,

VI, 511]. Это понимание «блага» выводит мысль за пределы одного лишь

познания в область диалектики. Платоновское «благо» — и знание, и бытие. По

отношению к знанию и к бытию «благо» мыслится как совмещающее в себе

противоположные определения. Оно имманентно по отношению к бытию и знанию,

так как оно — их источник и основная их сила. В то же время оно запредельно

по отношению к бытию и знанию.

Так решается вопрос об отношении знания и бытия к «благу». Но в

«Государстве» Платон развивает и детальную классификацию видов знания.

Основное деление этой классификации— разделение на знание интеллектуальное

и на чувственное. Каждая из этих сфер знания в свою очередь делится на два

вида. Интеллектуальное знание делится, на «мышление» и на «рассудок».

Под «мышлением» Платон понимает деятельность одного лишь ума,

свободную от примеси чувственности, непосредственно созерцающую

интеллектуальные предметы. Это та деятельность, которую Аристотель назовет

впоследствии «мышлением о мышлении». Находясь в этой сфере, познающий

пользуется умом ради него же.

Под «рассудком» Платон понимает вид интеллектуального знания, при

котором познающий также пользуется умом, но уже не ради самого ума и не

ради его созерцаний, а для того чтобы с помощью ума понимать или

чувственные вещи, или образы. Этот «рассудок» Платона не интуитивный, а

дискурсивный вид знания. В сфере «рассудка» познающий применяет

интеллектуальные эйдосы только в качестве «гипотез», или «предположений».

Рассудок, по Платону, действует между сферами мнения и. ума и есть,

собственно, не ум, а способность, отличающаяся от ума и от ощущений — ниже

ума и выше ощущений. Это познавательная деятельность людей, которые

созерцают мыслимое и сущее, но созерцают его рассудком, а не ощущениями; в

исследовании они не восходят к началу, остаются в пре– делах предположений

и не постигают их умом, хотя их по началу бывают «умными»,

интеллектуальными.

Чувственное знание Платон также делит на две области: на «веру» и

подобие». Посредством «веры» мы воспринимаем вещи в качестве существующих и

утверждаем их в этом качестве. «Подобие - вид уж не восприятия, а

представления вещей, или, иначе, интеллектуальное действование с

чувственными образами вещей. От «мышления» оно отличается тем, что в

«подобии» нет действия с чистыми эйдосами. Но «подобие» отличается и от

«веры», удостоверяющей существование. Подобие — некое мыслительное

построение, основывающееся на «вере». С этими различиями у Платона тесно

связывается различие знания и мнения. Знает тот, кто любит созерцать

истину. Так, знает прекрасное тот, кто мыслит о самых прекрасных вещах, кто

может созерцать как само прекрасное, так и причастное ему, кто не принимает

причастное за самое прекрасное, а само прекрасное принимает за всего лишь

причастное к нему. Мысль такого человека надо назвать «знанием». В отличие

от знающего, имеющий мнение любит прекрасные звуки, образы, но его ум

бессилен любить и видеть природу самого прекрасного. Мнение не есть ни

незнание, ни знание, оно темнее знания и яснее незнания, находясь между

ними обоими. Так, о тех, которые усматривают многое справедливое, но самого

справедливого не видят, правильно будет сказать, что они обо всем лишь

мнят, но не знают того, о чем имеют мнение. И, напротив: о тех, которые

созерцают само неделимое, всегда тождественное и всегда себе равное,

справедливо сказать, что они всегда знают все это, но не мнят. В отличие от

мнения, знание есть потенция, особый род существующего, характеризующий на

направленность; знание направляется к своему предмету, и всякая потенция,

направляющаяся к одному к тому же и делающая одно и то же, называется той

же самой в отличие от всякой, направленной на иное и делающие иное.

В особый вид бытия и соответственно в особый предмет знания. Платон

выделяет математические предметы и математические отношения. В системе

предметов и видов знания математическим предметам принадлежит место между

областью «идей» и областью чувственно воспринимающих вещей, а также

областью их отображений или изображений.

«Идеи» постигаются посредством знания, и знание можно только

относительно «идей». Это развитие учения элейцев, которые утверждали, что

истинно сущее бытие, и только оно одно постигается разумом.

Диалектика, как ее понимал Платон, является познанием вещей на основе

их идей и средством познания их идей. Высшей идеей, к которой, по Платону,

сводились все идеи, а соответственно и всякое познание, является идея

«блага».

«Познаваемые вещи, - пишет философ, - могут познаваться лишь благодаря

благу; оно же дает им бытие и сущность, хотя само благо не есть сущность,

оно за пределами сущности, превышая ее по достоинству и силе». В реальной

действительности эта идея является «причиной всего правого и прекрасного»,

а в области познания – причиной «истины и ума».

Глава 3. Аристотель

Выдающийся мыслитель древности Аристотель общепризнанно считается

«отцом логики». Обобщив методы познания науки и философии 6-4 в.в. до н.э.,

классифицировав и описав их, Аристотель создал учение о формах постигающего

истину мышления, то есть логику. В дальнейшем в историческом развитии

логическое учение Аристотеля стало источником многочисленных школ и

направлений; философы и ученые различных эпох стремились приспособить его к

своим интересам и задачам, использовать его в тех или иных

исследовательских целях. Слово «логика», а тем более выражение «формальная

логика» у Аристотеля не встречается. У него мы находим такие

словоупотребления, как «логический силлогизм», «логическое рассуждение»,

«логические проблемы», но не слово «логика». Аристотель впервые вычленил и

исследовал формы логического мышления, передав их изучения специальной

науке, которую мы теперь называем логикой. Первыми, кто занялся изучением

методов исследования и сделали их предметом философской рефлексии, были

Сократ и Платон. Логика и диалектика Аристотеля являются продуктом

критической их переработки и развития.

Аристотель неоднократно подчеркивает, что для применения и развития

науки логики необходимо опираться на непреходящее бытие. Лишь тогда

возможно применение законов логики.

«...не имеет смысла судить об истине на том основании, что окружающие

нас вещи явно изменяются и никогда не остаются в одном и том же состоянии.

Ибо в поисках истины необходимо отправится от того, что всегда находится в

одном и том же состоянии и не подвергаются никакому изменению» (см. [1],

т.1, стр. 251)

«...если существует движение и нечто движущееся, а движется от чего-

то и к чему-то, то движущееся должно быть в том, от чего оно движется и

[затем] не быть в нем, двигаться к другому и оказываться в нем, а

противоречащее этому не может быть (в то же время) истинным вопреки их

мнению» (см. [1],т.1, стр. 281-284)

По Аристотелю, для нашего познания единичное бытие есть сочетание

«формы» и «материи». В плане бытия «форма» сущность предмета или те

определения самого по себе существующего предмета ,которые могут быть

сформулированы в понятии о предмете. То, с чем может иметь дело знание,

есть только понятие, заключающее в себе существенные определения предмета.

Напротив, если мы отвлечемся от понятия, то из всего содержания самого

предмета останется то, что уже ни в каком смысле не может стать предметом

знания.

Чтобы знание было истинным, оно, по Аристотелю, не только должно быть

понятием о предмете. Кроме того, самим предметом познания может быть не

преходящее, не изменчивое, не текущее бытие, но только бытие непреходящее,

пребывающее. Такое познание возможно, хотя отдельные предметы, в которых

только и существует непреходящая сущность, всегда только предметы

преходящие, текучие. И такое познание может быть только познанием «формы».

Эта форма каждого предмета вечна: она не возникает и не погибает. У

Аристотеля истина рассматривается как высшая форма бытия. Человек, постигая

истину, приближается к совершенному бытию. Но на этом пути много

трудностей. "Исследовать истину в одном отношении трудно, в другом легко.

Это видно из того, что никто не в состоянии достичь ее надлежащим образом,

но не каждый терпит полную неудачу, а каждый говорит что-то поодиночке,

правда, ничего или мало добавляет к истине, но, когда все это складывается,

получается заметная величина.

«...Верно также и то, что философия называется знанием об истине. В

самом деле, цель умозрительного знания - истина, а цель знания, касающегося

деятельности - дело: ведь люди деятельные даже тогда, когда они

рассматривают вещи, каковы они, исследуют не вещи, а вещь в ее отношении к

чему-то и в настоящее время. Но мы не знаем истины, не зная причины. А из

всех вещей тем или иным свойством обладает та, благодаря которой такое же

свойство присуще и другим; наиболее истинно то, что для последующего есть

причина его истинности. Поэтому и начала всего существующего должны быть

наиболее истинными: они ведь истинны не временами, и причина их бытия не в

чем-то другом, а наоборот, они причина бытия всего остального; так что в

какой мере каждая вещь причастная бытию, в такой истине».(см.[1],т.1,стр.

94)

Аристотель также выделяет проблему, впоследствии ставшую камнем

преткновения в философии: на основе чего строится познание человека о мире

–на основе эмпирического опыта или в результате мыслительной деятельности?

Если имеет место и то и другое, то каково их соотношение?

«Истинное и ложное означают следующее: истина есть удостоверение (как

бы) на ощупь и высказывание (ведь не одно и то же утвердительная речь и

высказывание), а когда нельзя таким образом удостовериться, имеется

незнание - в самом деле, относительно сути вещи ошибаться невозможно, разве

что привходящим образом, и одинаково обстоит дело и с сущностями

несоставными, ибо и относительно них ошибиться нельзя; и все они существуют

в действительности, не в возможности, ибо иначе они возникали бы и

уничтожались; а сущее само по себе не возникает и не уничтожается, ибо оно

должно было бы возникать из чего-то; поэтому относительно того, что есть

бытие само по себе и в действительности, нельзя ошибаться, а можно либо

мыслить его, либо нет. Относительно его ставится вопрос только о сути, а не

о том, такого ли свойства оно или нет. Что же касается бытия как истины и

небытия как ложного, то в одних случаях, если связывают (связанное на

деле), имеется истинное, если же такого связывания нет, то - ложное, а в

других случаях, когда имеется одно, если оно действительно сущее, оно есть

только таким-то образом; если же оно таким-то образом не существует, и

истина здесь в том, чтобы мыслить это сущее, а ложного здесь нет, как нет

здесь и заблуждения, а есть лишь незнание» (см. [1],т.1, стр. 249-250).

Таким образом, мы видим, какое звучание проблема истины приобрела у

Аристотеля. Необходимо отметить, что отправной точкой для исследования

истины, у него служит положение о необходимости опираться на непреходящее

бытие. Разум человека рассматривается как инструмент постижения истины, в

поисках которой необходимо лишь опираться на формальные законы логики.

Используя эти законы для анализа исследуемых понятий и категорий, с помощью

индукционного и дедуктивного метода человек устанавливает истину.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог данного реферата, можно сказать, что проблемы, касающиеся

определения критериев истины, законов и формы мышления интересовали людей с

глубокой древности. И первыми из известных нам философов, у которых эта

проблематика приобретает особое философское звучание, являются Сократ,

Платон и Аристотель.

Сократ стремится установить истину в исключительно в этических

вопросах. Такой подход он мотивирует тем, что познавать природу и космос

бессмысленно, потому что они бесконечны. С другой стороны, человек и его

духовный мир конечен, поэтому изучение человека должно стать главной

задачей философии. Философ пытается установить истинную сущность этических

категорий, таких как мужество, красота, справедливость. Для этого он в

качестве необходимого условия выдвигает, явно его не формулируя, закон

непротиворечия. Используя этот закон, Сократ исследует понятие, отбрасывая

противоречивые предположения как заведомо ложные и оставляя

непротиворечивые как истинные. Истину философ считает панацеей против зла –

человек, вооруженный истинным знанием не станет совершать неправильных

поступков и будет жить благодетельной жизнью.

У Платона особое понимание истины. Понятие истины он рассматривает

через понятие о «благе». По отношению к знанию и к бытию «благо» мыслится

как совмещающее в себе противоположные определения. Оно имманентно по

отношению к бытию и знанию, так как оно — их источник и основная их сила. В

то же время оно запредельно по отношению к бытию и знанию. Благо существует

в мире идей – мире «эйдосов». Истина же заключена в душе каждого человека,

которая побывала в этом мире. Поэтому человеку нет необходимости в

нахождении истины – она уже есть у него, нужно только ее вспомнить.

Классифицировав и обобщив методы познания в науке, Аристотель создает

учение о формах постигающего истину мышления, то есть логику. Разум

человека рассматривается как особый механизм. Лишь применение законов

логики позволяет ему приблизиться к истине. По Аристотелю, для применения

науки логики необходимо опираться на непреходящее бытие. Философ

рассматривает истину как высшую форму бытия. Человек, постигая истину,

приближается к совершенному бытию.

Таким образом, мы видим, что древнегреческие философы по-разному

трактуют как понятие истины, так и пути ее установления. Однако они

сходятся в одном – истина является необходимым условием достижения счастья

на Земле.

ЛИТЕРАТУРА.

[1]. Аристотель. Сочинения. М., «Мысль», 1975 г.

[2]. З. Г. Антипенко. «Диалектика истины и красоты в философском

наследии Платона и Аристотеля». М., АН СССР, 1983 г.

[3]. Р. А. Луканин. «Органон Аристотеля». М., «Наука», 1984 г.

[4]. В.Ф. Асмус «Античная философия» Москва, «Высшая школа», 1976 г.

[5].А. Ф. Лосев «История античной философии», Москва, «Мысль», 1989 г.

[6].«Введение в философию», в 2 ч., под общей редакцией Фролова.

Москва, 1989г.

Страницы: 1, 2, 3