|
Проблема детерминизма в современной наукеp> Логическая необходимость требует того, чтобы необходимое было произвольно выбрано. Детерминированость требует того, чтобы необходимое случилось, то есть случайно произошло. Если логическая необходимость, таким образом, связана с человеческой способностью разумного выбора, то детерминированность связана со спонтанностью человека и мира. Вместо игральной кости бросим камень под углом к горизонту и будем
наблюдать куда он упадет. Место падения камня однозначно определяется его
начальной скоростью и направлением бросания. Однако реально скорость и
направление могут быть заданы только приблизительно. То же самое относится
к измерению координаты падения камня. Мы судим об этом потому, что
вычисленное место падения камня несколько отличается от реально
измеренного, причем величину этого отличия невозможно точно предсказать -
она случайна. (Если бы мы могли предсказать эту величину, это означало бы,
что мы измеряем абсолютно точно.) В этом отношении всякое измерение имеет
дело со случайным. Можно сказать, что само измерение представляет собой
детерминацию, выделение в поле случайного единственного случая, которое не
вполне удается. Проблема точности измерения состоит не в том, что
измеренная величина отличается от реальной. Понятие реальной величины
является очень абстрактным, поскольку оно отвлечено от процедуры измерения. Однако вряд ли стоит приписывать Лапласу или Ньютону “детерминизм” как
догматическую убежденность в заведомом успехе детерминистического описания
явлений. Из априорного суждения о том, что всякое положение вещей
детерминировано, реализуемость научной программы детерминистического
описания реальных явлений не следует хотя бы потому, что приблизительность Случай и событие Как уже сказано, детерминированные траектории всех тел во Вселенной
прочерчены на поле случайного, а не просто логически возможного. Мы
проводили также аналогию между возможным и необходимым, с одной стороны, и
случайным и детерминированным, с другой стороны. Действительно, подобно
тому как необходимость ограничивает возможное, детерминированность
ограничивает случайное. Однако эта аналогия не является полной, поскольку
все необходимое одновременно является возможным (так же как является
возможным и все действительное), а детерминированное уже не является
случайным. Детерминация в некотором смысле перечеркивает случайное вовсе,
не оставляя случаю не единого шанса. Поэтому Лаплас и говорит, что
случайность всегда является только следствием нашего незнания и, добавим, Но возможность, как мы говорили, определяется относительно некоторой
идентичности. Если мы не можем мыслить альтернативную траекторию некоторого
тела как возможную траекторию того же самого тела, то мы вообще не можем
мыслить никаких возможностей. То, что две разных траектории могут частично
или даже целиком совпадать является теперь случайным фактом: важно, что это
две различные траектории и, вообще говоря, траектории различных тел. Другими словами, случайность это такой род возможности, при которой всякое альтернативное возможное положение вещей рассматривается только как элемент альтернативного возможного иначе детерминированного мира. Поэтому и получается, что в мире случайности нет, и что она является “результатом нашего незнания”. Поле случайного это пучок возможных миров, связанных с одним и тем же идентичным наблюдателем, находящимся вне мира. Случайность отличается от обычной возможности постольку, поскольку находящийся вне мира наблюдатель отличается от всякой вещи мира, а сам мир отличается от положения вещей, имеющего место в этом мире. Точнее поэтому говорить не о возможных, а о случайных мирах. Судьба детерминированного мира оказывается фундаментальным образом случайной, а не просто неизбежной. Именно поэтому всякая телеология оказываются абсолютно неприемлемой для детерминизма. Без допущения внешнего по отношению к миру наблюдателя и связанного с ним пучка случайных миров невозможно говорить о детерминированном мире. То, что в мире обнаруживаются регулярные явления, которые, только и допускают детерминистическое описание (поскольку только в этом случае детерминистическое описание может быть эмпирически обосновано верностью сделанных на основе этого описания предсказаний) оказывается настоящим чудом, поскольку любое научное объяснение этого факта немедленно подорвало бы случайность, которая фундирует детерминизм. Ньютон привлекает для объяснения регулярности мира божественное провидение не потому, что он не может выдвинуть научно проверяемую гипотезу, а именно потому, что понимает сам поставленный вопрос как ненаучный. Не с высоты современных достижений науки, а исходя из самих принципов детерминизма, успех ньютоновской механики следует считать чисто случайным. Понятие внешнего по отношению к миру наблюдателя является
противоречивым постольку, постольку мир вообще не допускает чего-то
внешнего по отношению к себе: мир это все что есть. Во всяком случае, это
верно, если под наблюдателем иметь в виду обычного человека. Как
многократно замечалось, детерминизм ставит наблюдателя-человека в позицию
трансцендентного миру Бога. Что же произойдет с детерминизмом, если мы
попытаемся все же понять наблюдателя как человека, живущего в мире? Прежде
всего, в мире оказывается не один, а множество наблюдателей, каждый из
которых имеет свою точку зрения. Сам мир теряет при этом обозримость и
единство, поскольку каждый отдельный наблюдатель способен обозревать только
свою окрестность, собственное место в мире, а не мир в целом. Каждый
локальный наблюдатель может полагать пучок возможных положений для вещей из
собственной окрестности. Это - конгломерат мнений, а не “мир мнения”, как
иногда говорят, поскольку мнения не составляют собой мира. Не нужно думать
о мире, чтобы иметь собственное мнение и иметь в виду мнение другого. Вместе с мнениями и логиками в события вовлекаются и физические тела. Приведем простой пример. Рассмотрим событие собственного рождения. Я
родился там-то и тогда-то, мои родители - такие-то люди. Могу ли я
помыслить возможность того, что я родился в другом месте, в другое время и
у других родителей? Вообще говоря, да, однако, возникают трудсности с
определением той идентичности, относительно которой устанавливается такая
возможность. Был бы я самим собой, если бы имел других родителей? В этой
связи возникает аристотелевский вопрос о существенных и несущественных
свойствах, то есть тех свойствах, без которых я сохраню свою идентичность и
тех, без которых я ее потеряю. Ясно, что будучи некоторой вещью в мире, я
не могу изменить все свои свойства и в то же время остаться сам собой [17]. Синергетика Все предыдущие выводы мы сделали, попытавшись чисто умозрительно поместить внешнего наблюдателя классической механики внутрь наблюдаемого им мира. Но мы ничего не сказали о том, возможна ли на этой основе какая-либо наука. В действительности, попытки построить такого рода науку, которую, вслед за Хакеном [18], называют синергетикой, имеют место начиная по крайней мере с семидесятых годов нашего века. Мы не будем здесь пытаться дать абрис нового научного направления, отсылая читателя к соответствующей литературе. Но мы попытаемся вывести для синергетики некоторые более конкретные следствия. 1. Поскольку речь идет о науке, то логика события, связанная с
имманентным наблюдателем, о которой шла речь выше, обязательно должна быть
каким-то образом формализована, то есть должна стать логикой в собственном
смысле слова - со своим полем возможного и своей линией необходимого. То же
самое мы видели в случае детерминизма - поле логически возможного и поле
случайного соотносятся в классической механике как формализм и его
интерпретация. При построении вероятностных моделей физических явлений
сначала рассматриваются возможные положения вещей, а уже затем они
интерпретируются как случайности. То, что камень, движение которого
подчинено законам Ньютона, брошенный так-то, упадет там-то, является
логически необходимой истиной. То, что это означает детерминированное
движение камня, является физической интерпретацией этой необходимости. 2. Одним из поводов для выхода синергетики за рамки классической
методологии является желание придать классической случайности не только
гносеологический, но и онтологический статус. Рассмотрим еще раз пример с
бросанием камня. Чтобы говорить о законе движения летящего камня нужно, на
самом деле, бросить не один, а много камней (воспроизводимость
эксперимента). Чем меньше отличаются начальные условия бросаемых камней Это и позволяет оперативно использовать такие абстракции как “реальная величина” и “абсолютно точное измерение”: можно считать, что брошенный камень имеет некоторые независимые от процедуры измерения начальные характеристики X0 и V0, которые при подстановке в соответствующее уравнение, являющееся выражением закона движения этого камня, позволяют вычислить координату X1 падения камня. То, что при этом вычисленное место падения камня отличается от реально измеренного, мы объясним погрешностями измерения, погрешностями вычислений и, возможно, наличием неучтенных факторов. Главное, что при уписанной ситуации можно считать, что все более точные измерения имеют “реальную величину” в качестве предела результатов измерений, и отождествлять эту реальную величину с той математической величиной, которая подставляется в уравнение движения. Рассмотрим теперь очень простой пример [19]: твердый шар падает на острие иглы, закрепленной вертикально на поверхности стола. Никакое увеличение точности измерения начального положения шарика не
только не позволяет точно предсказать в какую сторону от иглы отскочет шар,
но и не повышает достоверность того или иного предположения, сделанного по
этому поводу. В данном случае мы не только не можем измерить “реальное
положение” шара точно, но и не можем к нему приблизиться настолько, чтобы
это имело для решаемой задачи какое-то значение. Ситуация оказывается не
такой безвыходной в том случае, когда реальная система совершает большое
количество выборов подобного рода, так что в ней действительно реализуются
все или почти все возможности. При большой количестве повторных испытаний
мы, пользуясь соображениями симметрии, можем сказать, что справа и слева от
иглы упадет приблизительно однинаковое количество шаров. При таком подходе
точное “реальное положение” отдельного шара оказывается чисто
метафизическим понятием, не имеющим никакого операционального смысла. Но
оно во всяком случае здесь операционально и не мешает: можно верить в то,
что точное “реальное положение” существует, просто для того, чтобы
сохранить единство принципов с детерминистическим описанием. Однако
предположим ситуацию, когда падающий на иглу шар является элементом сложной
системы, состояние которой существенно зависит от того, падает ли шар слева
или справа от иглы. В этом случае говорят, что система испытывает Однако, на самом деле, в мире случайности места нет, поскольку случайны миры, а не вещи мира. Мир, в котором Луна движется в противоположную сторону - это другой мир. Разумеется, мы можем рассмотреть возможность того, что шар упал не с той стороны, с какой он в действительности упал, но если эта возможность остается в том же самом мире, она не будет случайной. Если не конституировать внешнего наблюдателя и связанного с ним пучка возможных миров, о паре возможных исходов бросания шара (падение слева и справа от иглы) нужно говорить как о серии виртуальных событий, из которых одно оказывается неизбежным, а не детерминированным. Таким образом, “внесение в мир случайности” и “внесение в мир наблюдателя” оказываются по существу тесно связанными. Внешний наблюдатель и связанный с ним пучок возможных, а точнее, случайных миров образуют единое целое. “Внести” и то и другое в мир (сохранив при этом реальность мира и не превратив его в чисто логический мир) можно только радикально переосмыслив сами понятия мира и случайного. Никакого цельного мира, “закругленного” внешней позицией наблюдателя при этом не остается, его место занимает серия неизбежных событий. Место пучка возможных миров занимает поле виртуальных событий, не имеющее в отличие от пучка случайных миров единого центра. Место наблюдателя занимает, как мы уже сказали, агент или актер, сам являющийся участником событий. Место исчисления случайного и детерминированного занимает исчисление виртуального и неизбежного. Таким образом, “включение в мир случайного” нужно понимать только как неточную метафору. 3. Поскольку наблюдатель помещается внутрь мира, он становится уже не
только наблюдателем, но и действующим лицом мира. Научный эксперимент и
наблюдение становятся при этом не безразличными для действительного
положения вещей, они сами оказываются событиями мира. Хотя термин Эти проекты не могут быть также рецептами или алгоритмами, которые вырабатывают “прикладные” науки, используя результаты, полученные в детерминистской “фундаментальной” науке. Детерминистский рецепт характеризуется, с одной стороны, своей надежностью, а, с другой стороны, тем, что его можно вовсе не применять. Применять или не применять некоторый рецепт в данной ситуации является вопросом практической морали, законы которой, как мы уже сказали, не имеют ничего общего с теми законами природы, на основе которых этот рецепт разработан. Во-первых, пользуясь метафорой случайного, можно сказать, что синергетические проекты являются ненадежными, потому что не исключают случайности. Во-вторых, если наблюдение и эксперимент оказываются одним из способов взаимодействия человека с вещами, то намерение и волю человека к осуществлению некоторого действия уже нельзя противопоставить получаемому посредством наблюдения и эксперимента знанию. (Можно сказать, что здесь вступает в игру “воля к знанию” [22]). Различие между практическим и теоретическим в синергетике сохраняется, поскольку не одно и то же создать проект “на бумаге” и реализовать этот проект. Однако это различие скорее аналогично различию теоретической и экспирементальной деятельности внутри самой науки, чем различию теоретического и практического в кантовском смысле слова. И в то же время, реализация проекта в отличие от постановки эксперимента не является этически нейтральной и в рамках детерминистской этики должна быть интерпретирована как моральный поступок. Пространство теоретических проектов это среда виртуальных событий, проецированная на поле логических и математических возможностей. Реализовать теоретический проект значит осуществить неизбежное. Это, разумеется, имеет не менее важные следствия для этики, чем для эпистемологии. Заключение Достижения техники и сложившаяся причинно - механистическая картина, давали основание считать, что все подчинено законам механики. Стремление к однозначному определению событий в их развитии от начального состояния до конечного, являлось лишь практическим мотивом современного человека, стремящегося к господству над природой. Вследствие направленности нашего жизненного процесса мы можем овладеть (желать овладеть) природой лишь настолько глубоко, насколько она определяет это в ходе своего развития с помощью непосредственно практически уловимой cause efficient. И пока ее нет, мы должны только ждать, что произойдет. По преимуществу механистическое истолкование причинности в сфере неорганического точно так же антропоморфно, как и по преимуществу, телеологическое толкование жизненного процесса. Хотя назначение человека может быть выше назначения других конечных вещей, тем не менее, каждая вещь имеет свое назначение, свое лицо. Только абсолютное и онтологическое толкование природы сторонниками (формально) механистического взгляда выделяло, удаляло, даже вырывало человека из природы настолько, что он, как опьяненный начинал колебаться между материализмом, который низводил его до зверя, и таким же комичным спиритуализмом, который лишал его всякого родства с природой. Уже для Декарта "человеческие души, в сущности, наделенные душой точки, которые спустились из чисто механической вселенной, "с верху", от Бога, как по канату". Существует ли более гротескное, более противоестественное представление? Человек в причинно-механической картине мира играет роль колесика в мировом "приводе". Он, в сущности, безответственен. Механицизм уступил место возникшим в начале 20 в. новым течениям, которые получили признания не только со стороны философии, но и со стороны естественных наук. Приведя короткие формулы для детерминизма и синергетики, которые,
возможно наиболее хорошо отражают как различие, так и аналогию между ними: Формула синергетики: пусть сбудется то, что неизбежно. видим, из их сравнения, что синергетическая неизбежность не может быть чем- то вроде природной необходимости, выводящей человека за рамки этической проблемы. Понимание неизбежности как природной необходимости или детерминированности является следствием неправильного понимания пространства бифуркации как пространства случайных фактов, тогда как на самом деле это пространство виртуальных событий. Впрочем, по-видимому, неизбежность действительно исключает или, во всяком случае, сильно изменяет понятие моральной ответственности, специфичное для детерминистской этики. БИБЛИОГРАФИЯ
2. Вайцзеккер К.Ф. Физика и философия // Вопросы философии, 1993, № 1. 4. Карпенко А.С. Логика, детерминизм и феномен прошлого // Вопросы философии, 1995, № 1. 5. Кестлер А. Дух в машине // Вопросы философии, 1993, № 10. 8. Лолаев Т.П. О "механизме" течения времени // Вопросы философии, 1996, № 1. 9. Лукасевич Я. О детерминизме // Вопросы философии, 1995, № 5. 10. Ньютон И. Оптика, или трактат об отражениях, преломлениях, изгибаниях и цветах света. М.: Гостехтеоретиздат, 1954. 11. Хоффман Д. Корни теории относительности. - М.: Мир, 1988. 13. Чайкрвский Ю.В. Степени случайности и эволюция // Вопросы философии, 1996, № 9. 20. Бэкон Ф. Новый органон // Антология мировой философии. Т. М., 1970.
Страницы: 1, 2 |
|
|||||||||||||||||||||||||||||
|
Рефераты бесплатно, реферат бесплатно, рефераты на тему, сочинения, курсовые работы, реферат, доклады, рефераты, рефераты скачать, курсовые, дипломы, научные работы и многое другое. |
||
При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна. |