Философия Техники

компьютеризированную терминологию. Широко пропагандируется идея о том,

что человек и человечество так же, как и механизмы обладают системным

свойством, могут быть промерены техническими параметрами и представлены в

технологических показателях.

К чему приводит одностороннее «технизированное» рассмотрение,

человеческих проблем, можно судить по той релятивистской концепции

отношения к телесно-природной структуре человека, которая выражена в

концепции «ки6оргизации>. Согласно этой концепции, в будущем человек

должен будет отказаться от своего тела. Современных людей сменят

«киборги» (кибернетические организмы), где живое плюс техническое дадут

какой-то новый сплав. Такое упоение техническими перспективами, на наш

взгляд, опасно и антигуманно. Бег тела нет человека. Разумеется,

включение в человеческую телесность искусственных органов (различных

протезов, кардиостимуляторов и т.д.) —вещь разумная и необходимая. Но и

она не может переходить тот рубеж, за которым конкретная личность

перестает быть сама собой. Телесная организация человека, вышедшая не

чересчур совершенной из горнила эволюции, тем не менее не может быть

радикально вытеснена никакими техническими приспособлениями. Современная

фантастика буквально переполнена проигрыванием подобных ситуаций и

показом их разрушительности для бытия людей.

Для техницизма характерно стремление любые проблемы

(мировоззренческие, нравственные, политические, педагогические и т. п.)

разрешать по образцу алгоритмов технического знания, о чем красноречиво

свидетельствует выражение «это только дело техники».

Технический и технологический фетишизм в наши дни отнюдь не

редкость. Мм сильно заражена техническая интеллигенция, он проникает в

сферу хозяйственной и политической элиты. Техницизм, связанный с

абсолютизацией техники, утверждает ее автономность и самодостаточность,

полагает, что можно решить любые социальные коллизии, минуя человека как

активного субъекта истории, пренебрегая характером наличных общественных

отношений.

Техника демоиична, мир - это «мегамаипша»,- таковы исходные тезисы

техницизма как образа мыслей — согласия с самоподчинением технике.

Нам должна быть чужда технологическая мифология, стремление все и

вся «машинизировать». Человек и человечество — это не машина, не

техническая система. Не человечество технично, а техника человечна. Она

воплощает и выражает в себе то, что извлечено человечеством из мира, то,

что утверждает в мире его собственную мощь к разум.

Конечно, утверждение на планете техносферы, возникновение

«окультуренной» природы, несущей на себе печать ума и воли людей, не

могут не порождать новых острых проблем. Сейчас уже становится ясным, что

приспособление человека к той среде, которую он приспособил к своему

образу жизнедеятельности— весьма непростой процесс. Стремительное

развитие техносферы опережает эволюционно сложившиеся приспособительные,

адаптивные возможности человека. Затруднения в состыковании

психофизиологических потенций человека с требованиями современной техники

и технологии зафиксированы повсеместно и теоретически и практически.

Забывать этого нельзя.

Развитие техники, как отмечалось в мировой философии (Ж. Эллюль)

подчас порождает ситуацию абсурда. Так, например, стремительное

распространение коммуникационных технических сетей (телефон,

радиотелефон, компьютерные сети) опережает возможность их значимого и

ответственного наполнения. Могучие технические средства распространяют

банальности, забиваются мелочной, пустой, бессодержательной информацией.

Многие технические инновации (изобретения, конструкторские разработки)

подчас опережают свое время, оказываются экономически невыгодны. Массовое

количество технических приспособлений, их внедрение в производство и быт

опережают интеллектуальный (и особенно нравственный) уровень массового

сознания. Возникает необходимость включения в технические системы

ограничителей, обеспечивающих безопасность того, что англичане называют

«фул пруф» (защита от дурака). Забитость техникой всего потока жизни

умножает катастрофы, аварии, трагические происшествия.

И все же технический прогресс при всей его жесткости неостановим. И

если где-либо можно говорить о видимом действительном прогрессе

(восхождении от простого к сложному, от низшего к высшему), то это в

области роста и развития техники.

2. Рациональность и наука

Из всех духовных творений человека в наши дни, пожалуй, наибольшее

внимание привлекает к себе наука. В ходе развертывания современной социо-

технологической революции (информационно-компьютерной,

биотехнологической, экологической) к ней все чаще обращаются взоры

миллионов людей, политических партий, хозяйственных структур и

правительств.

О науке спорят, ее восхваляют и бранят, поддерживают и проклинают,

на нее возлагают радужные надежды, ей же Предъявляют счет за горести

человечества. Спектр оценок науки многокрасочен: от безудержной апологии

до призыва вешать ученых и объявить мораторий на научные открытия. Вся

общественно-экономическая, социально-политическая и культурная ситуация

наших дней такова, что наука в мире приобрела несоизмеримую с недавним

прошлым весомость. в влияние.

Сейчас в нашей стране резко падает как престиж науки, так и статус

ученых. Это прискорбно, если не трагично. Остается надеяться, что такой

этап надолго не затянется, и мы ненадолго отстанем от ученых мира.

Догонять будет нелегко, если не невозможно. Давно было сказано в

знаменитой сказке «Алиса в стране чудес» о том, что надо очень быстро

бежать, чтобы оставаться на прежнем месте. Увы, наша отечественная наука

шагает сейчас вверх по лестнице, ведущей вниз. А мировая наука не стоит

на месте. И во многих государствах она поддерживается властными и иными

структурами. Все же не будем терять надежды. Интеллектуальный потенциал

Отечества могуч и еще далеко не исчерпан. Выскажем уверенность в том, что

наша наука не только выживет, но и стремительно оживет, порадует всех нас

новыми открытиями, прозрениями и свершениями.

Говоря о науке, поставим два вопроса (они сформулированы известным

методологом науки наших дней Полом Фейер-бендом): 1) что есть наука - как

она действует, каковы ее результаты? 2) в чем состоит ценность науки?

Действительно ли она лучше, чем космология индийского племени Хопи,

теоретические построения Аристотеля, древнекитайское учение о Дао? А

может быть, наука ничем не отличается от разнообразных мифов, являя собой

их разновидность?

Примем во внимание, что сегодняшнее наукоучение (философская

доктрина науки, ее единая теоретико-методологическая модель) исходят из

толкования науки как некоторого исторического конкретного вида

рациональности.

Проблема рациональности, ее модификаций, форм, соотношения с

внерациональными и иррациональными способами духовного освоения мира

сейчас остро и живо обсуждаются. Это связано с тем, что сами эти проблемы

не нечто отвлеченное, от жизненных реалий, а, напротив, вплетены в них.

Вопрос о рациональности по сути дела есть определение принципов

жизненного мира, позиции каждого человека, определяющего свое отношение

ко всему, с чем он сталкивается на своем индивидуальном пути, в

собственной биографии. Но и рода людей, всех нас, рациональность так же

касается..

Понятие рациональности в истории мысли формировалось как производное

от «рацио» — разума, т.е. определения того человеческого мироотношения,

которое исходит в суждениях о мире и человеке из данных мысли, логических

операций, проверяемых, достоверных расчетов. Рационализм —

оптимистическое отношение к реалиям, исходящее из возможности прозрачно

вместить в свою субъективность все богатство действительности. Это тот

подход к миру, который усматривает в разуме высшую из способностей

человека.

Еще И. Кант полагал, что выше разума ничего нет, трактуя разум как

способность давать принципы. Именно — принципы, т.е. исходные логические

основы, предпосылки любого результативного размышления. Принципы в какой-

то мере близки к понятиям «аксиомы», «постулаты»,—идей, которые ясны сами

по себе и не требуют доказательств своей правоты, истинности. Принцип -

это руководящий, направляющий момент ищущей мысли. Весь классический

рационализм выдвигал тот или иной принцип как исходный этап развития

мысли, первопричину. У Фалеса такой первоосновой была «вода», у Гегеля —

«абсолютная идея», у Шопенгауэра — «воля», у Маркса — «материя» и т.д.

В названных системах рационально то и только то, что в результате

логических операций выводится из единого корня, первоосновы, принципа.

Это концептуально-дискурсивное понимание мира противоположно интуитивному

схватыванию, освоению в Откровении, целостном прозрении. В современной

ситуации возникла необходимость переосмысления понятия рациональности,

введения представления об ее историчности, поскольку сам «разум» тоже

историчен. Видимо, при всем логическом единстве мышления неоантропа

(кроманьонского человека), нашего современника и грядущих поколений на

каждом этапе человеческой истории разум варьирует, обнаруживает новые

черты, утрачивает былые особенности.

Историческая типология разума еще не отстроена в достаточной

степени. Тем не менее, уже ясно, что понятие рациональности полагается

сегодня как присущее субъекту универсальное средство организации

деятельности. Той деятельности, которая предстает целеполагающей и дает

возможность эффективного исполнения замыслов, достижений целей. В этом

ракурсе множатся различные определения рациональности. Она

истолковывается как точный расчет адекватных средств для данной цели (по

Веберу), или как конформность, т.е. наилучшая адаптированность к

обстоятельствам (по Витгенштейну), как логическая обоснованность правил

деятельности (по Тулмину).

Возможны и другие трактовки, но во всех случаях рациональность

связана с дискурсивным анализом ситуации, достижением эффективного и

оптимального результата деятельности, соблюдением в мысли и деянии

системы фиксированных общезначимых правил. В самом широком смысле

рациональность может быть истолкована как способность разума (именно

разума) к целостному охвату природы, общества и собственной

субъективности.

Наука и выступает как рациональное знание, ориентированное на

добывание достоверной истины, расширяемой и обновляемой, той истины,

которая предстает как логически организованная и доказуемая. Наука в

собственном смысле слова, как сегмент человеческой культуры, есть

деятельность по производству новых знаний о мире и человеке, обладающих

объективной значимостью. Она направлена на изучение действительности

«объектно» в отвлечении от оценочно-субъективных моментов. Разумеется,

такая цель как получение «абсолютно чистого» образа изучаемого объекта

невыполнима. На любом выводе науки лежит печать времени, принятой

сообществом ученых научной парадигмы, особенностей личности

исследователя. Но направленность (интенция) науки именно такова — на

объект «как он есть».

В современном обществе наука представляет сложное, со многими

звеньями, глубоко внутренне расчлененное духовное образование. Своей

вопрошающей, постигающей, испытывающей, исследующей стороной она обращена

ко всему сущему. Когда-то было сказано об искусстве, что оно «не

брезгливо», ему до всего есть дело. К науке это можно отнести еще в

большей степени. Нет той стороны, грани, аспекта мироздания, которые не

могли бы стать объектом научного исследования. Его возможности и границы

определены возможностями и границами научной социальной практики

(понимаемой в самом широком смысле слова).

Дело в том, что сама наука выросла из практики, это ее обособившаяся

сторона, позволяющая заглянуть за непосредственные цели социального

субъекта, рационализировать сам жизненный процесс. При всей сложности и

противоречивости соотношения теоретического и практического аспектов

жизни, в конечном счете наука, будучи всеобщим продуктом деятельности,

характеризует реальный уровень и возможности самой практики.

В техногенной цивилизации конца XX столетия научная рациональность

обретает особую значимость. Отношение к миру с позиции научной

рациональности утверждает уверенность человека в возможности

осуществления контролируемых изменений себя и мира, достижения

оптимального согласия человека с миром и самим собой. «Знание - сила».

Этот тезис Ф. Бэкона, ставший названием популярного отечественного

журнала, известен давно. Но сила — опора власти. И не только власти

политической, но и власти над природными процессами, над самим собой; это

обладание и самообладание. Властная устремленность научных свершений

поднимает достоинство человека, укрепляет его уверенность, дает твердую

почву под ногами.

В современном обществе наука стала непременным социальным видом

высоко специализированной, профессиональной деятельности. Подготовка

ученого — наиболее длительный и наиболее дорогой процесс во всей системе

складывания кадрового потенциала. Наука сегодня главный, а во многих

случаях единственный, источник принципиальных инноваций в технику и

технологию. Атомная или лазерная, компьютерная или биоинженерная

технология соскользнули с пера ученых и не могли прорасти сами по себе из

повседневного производственного опыта.

Разумеется, эти положения не следует истолковывать в духе

однобокого, узкосциентистского, гипертрофированного противопоставления

науки другим составляющим человеческого духа. Как бы ни была важна наука,

она не зачеркивает значимость нравственных ценностей, эмоциональных

порывов, художественных поисков, религиозного опыта, эзотерических

прозрений и т.д.

Сегодня очень остро встал вопрос о месте в панораме духа вненаучного

знания. Иногда его трактуют как нашествие мракобесия, антинауки, подмены

подлинной рациональности шарлатанной паранаукой. Но дух человеческий не

только заблуждается, но и «блуждает», мечется в поисках истины, не

возводя себе никаких непроходимых преград. «Дух бродит, где хочет» —это

библейское высказывание достаточно выразительно. Разум многобразен. И

поэтому не стоит высокомерно отбрасывать те линии поиска, которые имеют

за собой многотысячелетнюю традицию. Герметическое эзотерическое знание,

восходящее к Гермесу Триемегисту, построение Каббалы, тексты Библии и

Корана, китайская «Книга перемен», Веды и Упанишады,— все это выполнено и

сохранено в веках. Это не наука. Но это иные формы духовного освоения

мира, отворачиваться от которых было бы по меньшей мере опрометчиво.

И в наши дни мы сталкиваемся с ситуацией, о которой говорил такой

признанный сверхрационалист, как Людвиг Витгенштейн. Он утверждал, что

склонность к мистическому следует из того, что наука оставляет наши

желания невыполненными. Мы чувствуем, что, даже если на все научные

вопросы будет дан ответ, наши человеческие проблемы останутся

нетронутыми. Не все то хорошо, что есть только наука. Однажды было метко

сказана, что любовь, например, явно не наука. Ну и чго? Разве от этого

умалена ее значимость в душе каждого из нас? Сейчас рождаются и

возрождаются альтернативные науки (например, трансперсональная психология

С. Грофа, «уфология», восточные системы миропонимания и т.д.). Как к ним

относиться? Мир огромен, и дух человеческий бездонен. Непознанного всегда

больше, чем познанного. Места хватит всем формам освоения мира человеком.

Человеку необходимо все; и пренебрегать ничем не следует.

Наука как таковая — сравнительно поздний продукт культуры. Многие

тысячелетия люди жили, возделывали землю, строили жилища,. любили и

страдали, осмысливали и оценивали так или иначе свое присутствие в мире.

А науки не было. Поколение за поколением входили в жизнь и уходили из

нее, опираясь на традиции, эмпирический опыт, глядя на мир через призму

мифологии или религии. А науки не было. Было знание, оно было всегда, без

него человек не был бы тем, что он есть, не отвечал бы одному из

фундаментальных его определений, «хомо сапиенс» —человек разумный. Однако

многие тысячелетия знания человеческие облекались в иную форму, либо

донаучную, либо вненаучную. Миф, магия, оккультная практика,

герметические искусства, передача накопленного опыта внетеоретическим

личным (так называемым «узуальным») образом, от мастера к подмастерью, от

учителя к ученику, — все это века и века было достаточным для обеспечения

условий человеческой жизни.

В европейском античном мире или древнем Востоке науки как таковой

(безличного, теоретического знания о сущности вещей и процессов) еще не

было. Те крупицы «наукоподобного» знания можно было бы полагать как

преднауку. Нам неведомы имена тех, кто нашел способы объективировать

знания, выражать их в безличной форме и передавать следующим поколениям.

Первоистоки науки-, ее праформы теряются в Глубине веков. От палеолита до

античности накапливались разрозненные предпосылки науки, еще не

складываясь в целостность и не включаясь как абсолютно необходимый момент

в общественную жизнь. Тот культурный и социально-экономический контекст,

в котором наука уже сложилась и ответила на запросы эпохи, возник в

Европе лишь в позднее средневековье и начале Нового времени.

Именно в то время Ф. Бэкон сформулировал две основные задачи науки:

приумножение знаний и увеличение блага человечества. Вряд ли и сегодня

можно всерьез возражать против этой формулы. Есть много периодизаций в

освещении истории науки, построенных на разных основаниях; Согласно одной

из наиболее свежих периодизаций (А.С. Кравец, 1993 г.), берущих за основу

социокультурные параметры, можно выделить четыре периода социальной

зрелости европейской науки:

Первый — от XV до XVIII в. — романтический, ювенальный. Это время

становления рыночной экономики,«раннего капитализма, первоначального

накопления. Наука перестает быть частным, «любительским» занятием,

становится профессией. Идет десакрализация познавательной деятельности,

возникает опытное естествознание. Отстраивается дисциплинарная структура

науки. Образование впитывает в себя выводы науки.

Второй - классический (XVIII—XIX в.в.), связан с утверждением зрелых

товарно-рыночных отношений, машинного производства, распространением

ставшего капитализма. В это время создаются фундаментальные теории, наука

ветвится и предстает как совокупность специальных теорий. Как правило,

наука становится на службу государству. Престиж ученых в обществе

повышается.

Третий — постклассический период (примерно вторая треть XX в.) — это

тот, когда возникает так называемая «Большая наука», создают основные

теории современного истолкования мира (теория относительности, новая

космология, ядерная физика, квантовая механика, генетика). Идет

фронтальное внедрение научных идей в технические инновации, в

производство и быт.

И, наконец, четвертый — постнеклассический период связан с

развертыванием во всех ракурсах «Большой науки». Он длится поныне. В

познавательном (гносеологическом) отношении он связан с формированием

идей постнеклассической науки. В это время наука, как правило, становится

предметом всесторонней опеки государства, элементом его системы.

Характерным для такого состояния науки является реализация масштабных

проектов, типа атомной или космической программы, организация

международных исследований типа «геном человека» или экологический

мониторинг.

Разумеется, предлагаемая периодизация — это схема. И как всякая

схема она не учитывает многих деталей, порой весьма важных. И все же она

дает общее представление в социально-культурных ступенях выхождения

науки.

Внутренняя организация, структуре пауки являет собой многообразную и

многоликую картину. Два основных полюса характеризуют направленность

научных изысканий: мир природы и мир человека. Естествознание и

обществознание, природоведение и человековедение (гуманитарные науки)

—первое разделение единого, массива научного знания по объекту приложения

своих усилий. В соответствии с этим утверждается первоначальное

разделение наук на естественные и социально-гуманитарные (общественные).

И хотя сами эти термины недостаточно строги, их можно принять для

выявления в первом приближении специфики предметного поля науки.

Разумеется, нельзя закрывать глаза на интенсивное сближение и

взаимопроникновение данных сфер научного видения, но нельзя не видеть их

известной отграниченности, самостоятельности.

Архитектоника современной науки пестра. Классификационных схем

немало. Есть попредметное, «дисциплинарное», расчленение науки. В основу

здесь положены сущностные характеристики тех или иных сторон

действительности, ставшие объектом внимания и предметом изучения

специализированных областей научного знания («формы движения материи» —

по марксистской традиции, «структурные уровни универсума», «ступени бытия

мира» и т. п.). Водной из таких схем фрагментарной системой классификации

наук Е.Д. Гражданников предлагает 20 фрагментов: наддисциплинарные науки,

Страницы: 1, 2, 3