Феноменология причинности лжи

2. Вранье не рассчитано на веру в него, в этом акте отсутствует намерение обмануть слушателя. Рассказывая небылицы, человек и не рассчитывает на то, что кто-то в них поверит. Иначе говоря, он не надеется обмануть партнера. Эту особенность русского вранья отмечают иностранцы, хорошо знающие Россию. Р.Ф.Смит (R.F. Smith) так выражает эту мысль: “Ожидает ли враль, что ему поверят? Конечно, нет. Не может быть большей ошибки, чем вывод о том, что эти творческие измышления предназначаются для того, чтобы их принимали всерьез.”[30]

В русской культуре вранье имеет характер конвенционального соглашения о принятии к сведению сообщения партнера (в тех случаях, когда правда нежелательна для говорящего).

3. Вранье не предполагает унижения слушателя и получения за его счет какой-то личной выгоды. Бескорыстность и кажущаяся бессмысленность вранья всегда приводили в изумление иностранцев. Очень показательный пример, приведенный немецким профессором моральной философии, воспроизводит А.А. Гусейнов: “Я заметил, - сказал тот в минуту откровенности, что российские коллеги имеют совершенно странную привычку обманывать без нужды, без видимой пользы для себя. К примеру, наш общий друг Б., которого как Вы знаете я высоко ценю и стараюсь опекать здесь, в Германии, где он проходит научную стажировку. Мы с ним договорились, что он напишет благодарственное письмо в фонд, который выделил для него стипендию. По прошествии некоторого времени я спрашиваю его, написал ли он письмо. Он мог вообще его не писать, формально он не был обязан делать этого. Мог написать позже. Да и спросил я о письме из вежливости, чтобы продемонстрировать свое участие в его делах. Словом, совершенно спокойная светская ситуация, допускавшая любой возможный ответ. Однако друг наш ответил просто “да”. А чуть позднее я, впрочем совершенно случайно, установил, что это не так. Он сказал неправду. Почему он так поступил?”[30]

Знаков В.В. считает, что за видимой немотивированностью такого обмана (вранья) скрываются вполне серьезные социальные отношения и экономические условия жизни людей. Одно из главных социальных причин вранья заключается в извечной безотрадности русской жизни и неинтересности, скучности правды, вызывающей желание расцветить, приукрасить ее. И потому мотивы этого коммуникативного феномена, интуитивно понятные любому русскому, остаются неведомы большинству иностранцев, проводящих с нами торговые, политические и иные переговоры.

4. Классическое вранье характеризуется тем, что враль получает нескрываемое удовольствие, наслаждение от самого процесса изложения небылиц. Вместе с тем во вранье всегда есть некоторый элемент самолюбования и самовозвеличивания: врущий человек хочет хотя бы на время стать объектом всеобщего внимания, почувствовать себя более значительным, ценным в глазах окружающих. Главное, чего хочет враль,- восторженного внимания публики. Жизнь отражается в искусстве, и потому в русской литературе в изобилии представлены вдохновенные вруны - один Хлестаков чего стоит!

5. Обращаясь к анализу психологических механизмов вранья, нельзя не отметить, что нередко его нужно рассматривать как внешнее проявление защитных механизмов личности, направленных на устранение чувства тревоги, дискомфорта, вызванного неудовлетворенностью субъекта своими взаимоотношениями с окружающими. Стремление человека защитить свой внутренний мир от “несанкционированного вторжения”, нежелание обнажать душу перед окружающими из боязни насмешек или проявления снисходительного отношения - достаточно серьезный повод для вранья. Немало ярких иллюстраций можно найти в биографии выдающегося французского писателя, написанной С. Цвейгом: “Стендаль не прочь приврать без всякого внешнего повода - только для того, чтобы вызвать к себе интерес и скрыть свое собственное Я; словно искусный боец - удары шпаги, сыплет он град мистификаций и измышлений, чтобы не дать любопытным приблизиться к себе.” [53] Как подобные литературные примеры, так и данные экспериментальной психологии личности убеждают в том, что изучение защитных механизмов -рационализации, проекции, отрицания и др. - может существенно расширить не обыденные, а научные представления о природе обсуждаемого феномена.

Таким образом, можно говорить о наличии правды в словах испытуемого в том случае, если в исследовании установлено, что утверждение объекта соответствует фактам, он верит или не верит в истинность произносимого и не имеет намерения ввести в заблуждение того, к кому обращено высказывание. С неправдой и враньем люди сталкиваются. тогда, когда в высказывании или невербальном утверждении факты искажаются, но без намерения ввести партнера в заблуждение. Иначе говоря, для квалификации правды, неправды и вранья как категорий психологии понимания, исследователю прежде всего необходимо определить, в какой степени мысли испытуемого о действительности соответствуют ей самой, т.е. признать модель мира испытуемого верной или ошибочной. Кроме того, нужно точно знать, имел ли испытуемый осознанное намерение обмануть партнеров по общению.

Далее, Знаков В.В. рассматривает случаи, когда субъект имеет намерение ввести в заблуждение партнера по диалогу - внешнему или внутреннему.[30]

Клетке 6 соответствует обман. В научной литературе есть немало определений этого коммуникативного феномена. Знаков считает, что обман следует описывать на основании двух его главных смыслообразующих признаков.

Во-первых, обман основан на сознательном стремлении одного из коммуникантов создать у партнера ложное представление о предмете обсуждения, однако обманывающий не искажает факты. Отличительный признак обмана - полное отсутствие в нем ложных сведений , прямых искажений истины. Обман - это полуправда, сообщенная партнеру с расчетом на то, что он сделает из нее ошибочные, не соответствующие намерениям обманывающего выводы. Полуправда - потому что сообщая некоторые подлинные факты, обманщик умышленно утаивает другие, важные для понимания целого. Успешный обман обычно основывается на эффекте обманутого ожидания: человек, которого обманывают, учитывая полученную правдивую информацию, прогнозирует развитие событий в наиболее вероятном направлении, а обманывающий совершает поступок, нарушающий его ожидания. Цель обмана в том и состоит, чтобы направить мышление собеседника по стереотипному пути актуализации часто встречающихся знакомых ситуаций. Вследствие этого обманутый всегда является невольным соучастником обмана: он жертва собственных неадекватных представлений о действительности.

Во-вторых, обман обычно связан с реальными действиями (как в случае мошенничества см. стр. 45), а нередко - и с материальными потерями для обманываемого. Обман включает манипулятивное использование контекстных особенностей, которое создает ложное представление о ситуации. Обман нельзя сводить к ложным вербальным утверждениям - он не может быть ограничен словами. В действительности обман чаще основывается на игре определенной роли, чем на конкретном противоречащем фактам утверждении. Так, нерадивый студент может играть роль усердного, чтобы на экзамене произвести впечатление на преподавателя.

В научной литературе обсуждаются как личностные, так и ситуативные детерминанты порождения обмана в коммуникативных системах. Диалектика взаимодействия и взаимовлияния личностных и ситуативных факторов обмана особенно отчетливо проявляется в экспериментах с применением опросника, шкалы макиавеллизма. Р.Е.Крут и Дж.Д.Прайс обнаружили, что дети с высокими оценками по этой шкале более эффективно обманывают детей с низкими оценками.[30]

Д.Д. Брагински показала , что первые успешнее заговаривают зубы вторым и побуждают их съесть горькое печенье. Однако у взрослых испытуемых соотношение такой черты их личности, как макиавеллизм, и ситуативных факторов, побуждающих обмануть в значимой для них ситуации, оказывается не на столько однозначным. Как показало исследование Ф.Л.Гейс, нет различий в общем количестве согласившихся на списывание и обман на экзамене среди студентов с высоким и низким уровнем макиавеллизма. Различия были в том, что первые соглашались обманывать только с партнером, который имел высокий статус, и отказывались обманывать с партнером, имеющим низкий статус. На решение вторых о поддержке обмана описание характеристик партнера не оказывало систематического влияния. Иначе говоря, на принятие решения об обмане у субъектов с высоким уровнем макиавеллизма влияет прежде всего предоставленная им информация о партнере, а испытуемые с низким уровнем решаются на это только в результате личного впечатления - понравился им человек или нет.

В клетке 7 отражено нередко встречающееся в общении людей противоречие между субъективной и объективной сторонами лжи: убеждением человека в том, что он солгал собеседнику, и реальным актом лжи, происшедшим в конкретной коммуникативной ситуации. С позиций психологии понимания, ложными оказываются не только те сообщения, в которых извращаются факты. Для квалификации лжи как психологической категории достаточно, чтобы один из партнеров по общению, высказывая какое-либо суждение, думал, что он лжет, т.е. считал, что умышленно искажает факты. Однако если он ошибается, то такую ложь следует характеризовать не как объективную, а как субъективную (в смысле искаженного отражения действительности), мнимую, кажущуюся. Человек может лгать, сообщая собеседнику истину. Это утверждение совершенно некорректно с точки зрения логики и теории познания, но для психолога оно вполне осмысленно и допустимо. Знаков приводит следующий пример: “Допустим у субъекта К есть знакомый, который ему не нравится, и он хочет сделать так, чтобы у того были неприятности. К сказал знакомому, что поезд, на котором тот должен ехать в командировку, отходит на час позже срока, который запомнил К при чтении расписания. Но К ошибся: поезд действительно отправился на час позже, и его знакомый благополучно уехал. Объективно сказав истину, субъективно К солгал.”[30]

Клетка 8 соответствует явно недостаточно изученному в психологии феномену самообмана. Наряду с обманом других индивиду свойственен и самообман. С точки зрения психологии общения и взаимопонимания самообман представляет собой особый случай внутреннего диалога, аутокоммуникации: здесь и обманывающий, и обманываемый представлен в одном лице. Наиболее очевидные ситуации, ведущие к самообману, обычно связаны с тем, что человек, получая какое-то знание, не верит в его правдоподобие или вовсе отрицает , отторгает от себя.

С логико-гносеологической точки зрения явление самообмана содержит в себе неразрешимое противоречие: человек одновременно должен верить в истинность суждений А и не - А. Если субъект обманывает себя, то он знает, что отрицаемое суждение является ложым, и в то же время убеждает себя в его истинности. Отсюда слудует, что чисто логическими методами проблема самообмана не может быть решена - необходимы дополнительные знания о психике люде, поведение которых, как известно, нередко строится на нарушенной логике. Для психологов, знающих о существовании защитных механизмов личности, в частности отрицания и обособления, проблема не кажется столь уж неразрешимой. Как пишут Д.Креч, Р.Кратчфилд и Н.Ливсон “человеческий разум способен, в определенных обстоятельствах, развивать две логически несовместимые концепции одновременно, не осознавая их очевидную противоречивость. Этот феномен получил название “логиконепроницаемой перегородки”, что является одной из форм феномена обособления. Этот механизм изолирует одно направление мыслей от других таким образом, что взаимодействие между ними ослаблено и таким образом конфликт не возникает”.

Шалютин Б.С. объясняет феномен самообмана следующим образом: “Он был бы невозможен при мономерности Я. Но внутри единого субъективного пространства формируются ряд относительно автономных, в том числе нередко конфликтующих друг с другом, “я”. Характер этих “я” - относительно целостных образований, выполняющих в тех или иных обстоятельствах субъективные функции - различен: ситуативные, ролевые, консолидирующие в субъект отдельные стороны личности и т.д. Понятие самообмана фиксирует один из капитальных фактов внутренней жизни человеческого Я - обман ценностным (смысловым) “я” когнитивного “я”. Самообман близок к тому, что, отличая от когнитивной ошибки, Фрейд называл иллюзией, считая ее характерной чертой - происхождение из человеческого желания.”[56] Факт и фундаментальность природы такого обмана отрефлексированы в философии давно. Бэкон, например, относя его к “идолам рода”, писал: “Человеческий разум не сухой свет, его окрапляют воля и страсти... Человек скорее верит в истинность того, что предполагает.”

Одним из первых вопросов, который возникает у любого, кто задумывается над природой самообмана, - по отношению к кому и чему человек может обманывать себя. Анализируя формы и способы самообмана, философ Д.И.Дубровский рассматривает три основных предметных области, по отношению к которым имеет смысл говорить о реальном существовании этого феномена: “В первом приближении можно выделить три области: 1) когда человек обманывает себя относительно самого себя (своих действительных качеств, знаний, достигнутых результатов, своего будущего...); 2) когда он обманывает себя относительно других субъектов (отдельных лиц, групп, организаций...), оценивая их качества, намерения, возможности, их отношения к нему и т.п.; 3) когда он обманывает себя относительно каких-либо предметов (их существования, местоположения, стоимости, функциональных возможностей...), событий, обстоятельств.”[17] Следует признать, что пока в большинстве психологических публикаций основное внимание уделяется первой из названных областей.

Современные психологи выделяют четыре необходимых и достаточных критерия самообмана. Для того, чтобы быть в состоянии самообмана, субъект должен иметь два противоречащих друг другу убеждения (что Р и что не - Р);

эти убеждения должны быть представлены одновременно; одно убеждение субъектом неосознаваемо; действие, определяющее, какое из убеждений является, а какое не является предметом сознания, это не случайное а мотивированное действие.

Для психологов проблема самообмана имеет еще и особый профессиональный смысл: имеются в виду психодиагностические процедуры заполнения испытуемыми различных опросников. Во время этих процедур иногда трудно бывает отличить сознательную подтасовку данных испытуемыми от неосознанных проявлений социальной желательности и самообмана.

Клетка 9 соответствует классическому случаю откровенной лжи. Ложью обычно называют умышленную передачу сведений, не соответствующих действительности. Наиболее распространенное в европейской культуре определение указанного феномена восходит к Блаженному Августину: “Ложь - это сказанное с желанием сказать ложь”[30] Цель лгущего - с помощью вербальных или невербальных средств коммуникации дезинформировать партнера, ввести его в заблуждение относительно истинного положения дел в обсуждаемой области.

В западной культуре распространено морально-правовое понимание лжи:

определения лжи, формулируемые западными мыслителями, основываются на представлениях о нарушении прав тех, кому лгут. Каждый человек имеет право принимать решения, полагаясь на истинную, а не искаженную ложью информацию об окружающем мире. Соответственно подавляющее большинство определений лжи, даваемых западными авторами, включают указания на человека, которого лгущий хочет ввести в заблуждение. Например, Ф.Л. Карсон с соавторами пишет: “Ложь есть умышленно ложное утверждение, которое предназначено для того, чтобы обмануть другого или предполагает вероятность обмана другого” В отличие от этого русское понимание лжи субъективно-нравственное: для нашей культурной традиции характерно рассмотрение лжи как морально предосудительного деяния субъекта. Вместе с тем в подавляющем большинстве русских определений обсуждаемого феномена отсутствует указание на того человека, кому лжет субъект.[24]

Как западные, так и российские психологи уделяют большое внимание анализу вербальных и невербальных признаков, на которые ориентируется человек, считающий, что партнер по общению лжет. В частности, при приеме на работу подозрение, что претендент лжет с целью произвести лучшее впечатление, возникает у принимающего в тех случаях , когда его собеседник слишком долго обдумывает ответы на простые вопросы, отвечает неопределенно, пропускает необходимые детали, избегает зрительного контакта. Аналогичные результаты получены при изучении того, на какие признаки ориентируются таможенники, определяя наличие или отсутствие у пассажира контрабандного груза.

Психологические исследования показывают, что чаще лгут субъекты с малой устойчивостью к стрессу, повышенной тревожностью, невротичностью, а также склонные к совершению антисоциальных поступков. Кроме того, у экстерналов наблюдается более выраженная тенденция лгать в различных ситуациях, чем у интерналов. Академичекие и клинические исследования не обнаружили связи между оценками по шкалам лжи личностных опросников и уровнем интеллекта и образования испытуемых. Интересно, что способность успешно лгать другим совершенно не связана с умением определять, когда лгут тебе.[30]

Сказанное выше не означает, что на лживое поведение субъекта не оказывает побуждающего воздействия конкретные особенности тех коммуникативных ситуаций, в которых он оказывается. Напротив с позиции психологии социальных ситуаций ситуативные детерминанты поведения людей неразрывно связаны с личностными. Ситуативные факторы не являются семантической противоположностью личностных, не существует дихотомии: человек лжет преимущественно или под влиянием своих личностных качеств, или в зависимости от ситуации, в которой он оказался

Дело в том, что в западной социальной психологии, особенно в интеракционизме, ситуация обычно описывается не с объективных позиций стороннего наблюдателя, а как ситуация для субъекта. Это означает, интеракционисты поставили в центр изучения то, как происходит взаимодействие человека с ситуацией, как он ее воспринимает и понимает. Субъект сам становится активным элементом социальной ситуации, и если он принимает решение солгать, то он не только изменяет ситуацию в свою пользу, но и проявляет себя как личность. Таким образом, личностные проявления остаются значимыми и для тех психологов, которые считают, что человек лжет в основном под влиянием обстоятельств, в которых он оказался.

Описанная классификация позволяет систематизировать основные варианты истинных сообщений и разнообразных их искажений, возникающих в человеческом общении. На взгляд Знакова, главное достоинство классификации заключается в том, что впервые все многообразие психологических проявлений правдивости-лживости сообщений удалось сравнить по трем одним и тем же признакам. Однако, предложенная схема не полна: ее три базовых элемента тоже предстоит расчленить на составляющие и проанализировать. В классификации должны отражаться, в частности, разные намерения субъекта: утверждает он что-то ради справедливости или корыстных целей, избегания наказания или защиты ближнего. Она построена с точки зрения субъекта, который лжет, обманывает, говорит правду и т.д. Вместе с тем общение по своей природе диалогично, а в классификации практически отсутствует какое-либо упоминание как о специфике понимания сообщений субъекта собеседниками, так и о степени морального ущерба, наносимого, например, ложью. Ложь может быть защитной, вредящей, социально нейтральной и т.п. Таким образом, названные, и другие психологические стороны истинных и неистинных сообщений в коммуникативных ситуациях должны быть подвергнуты дальнейшему тщательному исследованию.

1.4 ПРИЗНАКИ ОБНАРУЖЕНИЯ ЛЖИ

Наверное, каждый человек хоть раз в жизни задавал себе вопрос о том, как поймать лжеца и врать так, чтобы не быть пойманным. Вся научная литература по данной теме рассматривает проблему лжи с двух позиций: морали и собственно психологии. В зависимости от того, к какой из позиций ближе точка зрения автора, понятию “ложь” даются разные определения.

К. Мелитан считает ложь признаком безнравственности, т.к. дети и взрослые начинают лгать тогда, когда в их поступках появляется “что-то нехорошее”, что необходимо скрывать от других. В обществе человеку приходится скрывать свое истинное Я, что неизбежно приводит ко лжи. Человек лжет, чтобы соблюсти элементарные правила вежливости, или, привыкнув прибегает ко лжи всегда, когда для него это выгодно.[58]

Мелитан рассматривает ложь с позиции моральных и нравственных норм. На противоположном полисе шкалы подходов к данной проблеме “мораль-психология” находится психологическая теория О. Липмана о лжи как волевом деянии, направленном на результат. Для любого волевого деяния характерно наличие определенных внутренних или внешних тормозящих моментов. В случае лжи тормозом является одновременное присутствие в сознании лжеца наравне с комплексом ложных представлений комплекса истинных представлений. В их борьбе комплекс ложных представлений побеждает за счет цели и намерения, и тогда человек лжет, или комплекс истинных представлений - за счет моральных представлений о последствиях, и тогда человек говорит правду.[58]

Согласно Липману, в некоторых случаях мы можем говорить о наличии лжи с точки зрения морали и нравственности, но не с точки зрения психологии.

Как видно из приведенных определений, до сих пор не существует единого мнения о том, каковы отличительные признаки лжи и где проходит граница между ложью и правдой.[58]

С.И. Симоненко представила процесс оценки сообщений как ложных или правдивых в виде трех этапов [47]:

первый - оценка конкретности текста сообщения;

второй - нахождение подтверждающих фактов;

третий - окончательная оценка.

На первом этапе происходит оценка конкретности рассказа, т.е. наличия в нем разного рода деталей и подробностей, на основе чего наблюдатель выдвигает предварительную гипотезу о правдивости или ложности данного сообщения.

На втором этапе в соответствии с этой гипотезой наблюдатель переключает свое внимание на другие аспекты поведения выступающего, желая найти подтверждающие ее факты.

Выделив в поведении коммуникатора признаки, подтверждающие первоначальное предположение о правдивости или ложности данного сообщения, на третьем этапе наблюдатель делает вывод о том, верить ему или нет. Если на втором этапе оценки наблюдатель не находит признаков, подтверждающих его гипотезу, то он переключает свое внимание на признаки, которые могли бы подтвердить противоположную гипотезу.

Наиболее типичные виды лгунов, определенные американскими психологами-криминалистами [1]:

1. Панический лгун. Он лжет из боязни последствий своего признания. Такие люди чувствуют, что не смогут вынести своего унижения в кругу друзей и близких. Признание было бы для них ударом по самолюбию. Этот тип лгунов считает, что признание еще более усугубит и так плохую ситуацию.

2. Профессиональный враль. Такие люди лгут и обманывают постоянно: на работе, при совершении покупок в магазине и т.д. Таких людей можно считать лгунами с большой практикой.

3. Лгун из спортивного интереса. Ему нравится лгать для него ложь -вызов. Каждый новый человек для него - это новый соперник в своего рода спортивном состязании. Такие лгуны начинают с обмана родителей, постоянно перенося свою ложь на все новых и новых людей.

4. Садистский лгун. Для него ложь - единственное оружие. Такой садистский лгун понимает, что его могут обвинить, но никогда своим признанием он не доставит следователям удовольствия. Таким людям доставляет радость видеть, как страдают окружающие, его семья от того, что закон преследует “невинного” человека.

5. Этнологический лгун. Родители научили его, что “доносчиков никто не любит”. Подобный образ мыслей типичен для представителей мафии. Таким людям нравится, когда их допрашивают.

6. Психопатический лгун. Похоже, что такие люди никогда не сожалеют о совершенном преступлении. У них нет никаких внешних проявлений виновности. С подобными лгунами тяжелее всего - они прекрасные актеры, способные обмануть следователя.

Защитные механизмы, используемые для сокрытия вины.

Диссоциация. Человек, использующий диссоциацию, как правило, “присутствует здесь телом, но отсутствует душой”. Такие люди изображают занятость, могут говорить о чем угодно, кроме как о преступлении, и т.д. Когда им задают конкретный вопрос, такие люди начинают говорить о чем угодно, только не о существе дела. Они утверждают, что и понятия не имеют ни о каком преступлении, никого ни в чем не подозревают и не знают, как оно могло быть совершено. Они не берут на себя никакой инициативы. Иногда они могут тупо сидеть, уставившись в пространство, создавая впечатление крайней физической изможденности.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8