Верховный суд США

поэтому не сопряжен с экстраординарными трудностями, характерными для

принятия и особенно – для ратификации конституционных поправок. Контроль

может обойти «конституционное решение» Верховного суда, не прибегая к

формальному изменению текста Конституции в том случае, если он принимает

новый вариант законодательного положения, признанного неконституционным в

решении Верховного суда, учтя при этом неконституционные «претензии»

последнего.

Таким образом, посредством Конституции и помимо ее Верховный суд США

более чем за 200 лет своей истории приобрел столь широкие полномочия,

которые поставили судебную власть в исключительное положение и позволили ей

стать одним из активных творцов действующей правовой и политической системы

США.

Верховный суд и правовая система США.

1. Решение Верховного суда в системе источников права.

На протяжении всей истории Верховный суд играл и продолжает играть до

настоящего времени совершенно уникальную роль в развитии источников и

основных институтов американского права. Это определяется как

исключительностью и чрезвычайной широтой властных полномочий суда, так и

особенностями самого процесса формирования правовой системы США.

Решающую роль в процессе становления правовой системы США играет

английские судебные и правовые традиции, влияние которых сказывается и в 20

веке. Особенно заметный след в праве США оставило английское «общее право»,

которое, по словам Ф. Энгельса, было «в главнейших своих статьях

неопределенно и сомнительно», но смогло пустить глубокие корни в судебной

жизни сначала отдельных штатов, а затем и федерации.

В широком распространении в США английского «общего права» определенную

роль сыграла юридическая каста, тесно связанная с правящей верхушкой и не

желавшая «отказаться от приобретенного с трудом искусства» манипулирования

сложными и путанными английскими юридическими конституциями. Однако

основной причиной утверждение «общего права» в судебной практике США было

то, что она представляла собой готовую и достаточно гибкую правовую форму,

которая открывала простор для развития конституционных отношений. Сами

американские историки права в обстоятельных исследованиях показали, что

«судьи сформировали общее право, чтобы поощрять или субсидировать

промышленный рост и развитие, обеспечивая тем самым благополучие одних

классов за счет других.

С формально-юридической точки зрения «общее право» в США не имеет

всеобщего характера, ибо оно дифференцированно применяется в разных штатах,

по-разному конкретизируется в судебной практике. Федеральное

законодательство не инкорпорировало «общее право» как таковое в систему

федерального права, и лишь немногие конституции штатов прямо рассматривают

«общее право» как обязательное и применимое в судах в случае отсутствия

законодательства по какому-либо конкретному вопросу. Поэтому, в самом

процессе «унификации» и «американизации» «общего права» в США важную роль

сыграл Верховный суд. Некоторые американские историки права (например, У.

Кроссли) высказывают даже мнение, которое не разделяет, однако, большинство

других юристов, что «общее право было принято Конституцией, как единая

система, в которой Верховный суд уполномочен связывать суды штатов

решениями по всем вопросам общего права».

Следует отметить, что формально в США все же нет федерального «общего

права», тем более таковое не предусматривается в самом тексте Конституции.

Но само развитие правовой системы в США вело к преобладанию федерального

права над правом отдельных штатов, чему во многом способствовало решение

Верховного суда, которое предусматривало, что суды в штатах «должны решать

дела не просто в соответствии с Конституцией или законами штатов, но и в

соответствии с законами и договорами Соединенных Штатов – верховным правом

страны». Более того, в судебной конституционной практике федеральное право

стало рассматриваться как включающее в себя не только Конституцию США,

законы контроля и договора, о чем прямо сказано в ст. VI Конституции, но и

толкование их значения в решениях Верховного суда.

С другой стороны, законодательство и практика Верховного суда

предусмотрела, что законы отдельных штатов, кроме тех случаев, когда

федеральная конституция или законодательство решают это иным образом,

применяются как нормы, обязательные при вынесении решения гражданских

процессах в федеральных судах.

Таким образом, «федеральное общее право» в настоящее время имеет

безусловную силу лишь в сфере действия федеральной юрисдикции, причем там,

где, как, например, в делах об адмиралтейской юрисдикции, нет

соответствующего законодательного акта конгресса и судебные споры

разрешаются норм, выработанных судебной практикой.

В США в 20 веке право, выработанное судьями, в отличие от Англии, где

«соотношение сил» между различными источниками права, меняется не в пользу

прецедентов права, не только не утрачивает своего первоначального значения,

но даже выдвигается в первый по своей практической значимости ряд

источников права. Обращая внимание на эту особенность источников права США,

известный американский юрист А. Кокс в своей лекции в Оксфордском

университете в Англии констатировал, что «созданное судьями право играет

значительно большую роль в управлении американским народом, чем

британским».

Увеличение роли судебного правотворчества (особенно в практике Верховного

суда США), которая органически связана с умалением роли закона, отражает

глубинные процессы, происходящие в самом американском обществе в связи с

развитием государственно-монополистического капитализма, нарастающий кризис

его правовой надстройки . Данные процессы нашли свое отражение и в эволюции

взглядов самих судей Верховного суда на соотношении закона и судебного

решения, на место судьи в правотворческом механизме.

Еще в конце 19 века, исходя из общих мировоззренческих установок, что

развитие права представляет собой некий неподвластный самим судьям процесс,

последние видели свою задачу не в создании норм права, а в их

«автоматическом» применении в соответствии с принципом «господства права».

В это время в решениях суда акцент делался на различие между

законодательной и судебной властью, из сферы которой теоретически

исключалось всякое правотворчество. Однако в 20 веке в позиции судей

Верховного суда под непосредственным влиянием «социологической

юриспруденции» произошли существенные изменения.

Энергичное теоретическое обоснование судебного правотворчества берет свое

начало с О. Холмса, который заявил, что под правом он разумеет не

«метафизическую правду» или «величие моральных принципов», такие как

рационалистически выводимое «естественно» право, а лишь «сферу действия

публичных сил посредством инструментизации сил».

Б.Кардоза, а за ним судьи, испытавшие непосредственно влияние «правового

реализма», делали еще больший упор на судебное усмотрение и

правотворчество, связывая его лишь «общим смыслом» и «моральными

принципами», под видом которых скрывалась буржуазная мораль и

монополистический интерес. Для Б.Кардоза «судья, формируя нормы и право,

должен идти следом за правами своего времени». Таким образом, в практике

Верховного суда постепенно сформировался и утвердился новый взгляд на

отношение судьи к праву, которое по характеристике не американского

социолога Э. Парселла, перестало быть «абстрактной проблемой логики, а было

практическим вопросом социального управления».

Под воздействием концепции «социологической юриспруденции»,

«инструментализма» и т.п. судьи Верховного суда стали рассматриваться

открыто как активные участники правотворческого процесса, а не как

«автоматы», которые «механически» извлекают соответствующую правовую норму

из созданной помимо них правовой системы и столь же «механически» прилагают

ее к конкретному делу. Таким образом, на смену так называемом механический

юриспруденции пришла, по образному выражению американских авторов,

«гастрономическая юриспруденция», которая не только признает

правотворческую роль судей, но и исходит из того, что создаваемое ими право

должно быть «удобоваримым» для государства, общества в целом и отдельных

его групп и т.д.

В официальной юридической доктрине правотворческие функции не включаются

в понятие судебной власти, а поэтому предполагается, что Верховный суд лишь

рассматривает дела в пределах своей юрисдикции и выносит по ним решение в

соответствии с действующим правом. В отличие от этого существует и иная

точка зрения, по которой ряд юристов не сомневаются, что решения Верховного

суда представляют собой самостоятельный источник права, что судьи

«законодательствуют», а само право в США «в основном является тем, чем оно

выглядит в глазах Верховного суда». Американские юристы не только наличие у

Верховного суда реальных правотворческих полномочий, они, как правило,

отзываются о них с одобрением и считают их неизбежными.

Таким образом, сам механизм правотворчества Верховного суда сложился в

процессе формирования судебной правовой системы США и непосредственно

связан с унаследованным из английской практики правилом прецедента, которое

сделало возможным превращение судебных решений в важнейший источник права и

расцвет на американской почве «казуального» права. Рассматриваемое право,

создаваемое судьями Верховного суда, с позиций число функционального

анализа, американские юристы обычно подчеркивают, что оно является

неизбежным продуктом двух властных возможностей и функций судебной системы,

а именно необходимости «надлежащего разрешения дел», принятых на

рассмотрение судом и правилом прецедента. Поскольку Верховный суд является

высшей судебной инстанцией – его решения обязательны не только для

федеральных судов, но и судов штатов. Они становятся связующими для всех

судов в стране при рассмотрении аналогичных дел. В судебной системе США

решения Верховного суда рассматриваются как «контролирующий авторитет», то

есть как обязательный прецедент, который не может быть поставлен под

сомнение или игнорирован любым нижестоящим судом.

2. Конституционные доктрины Верховного суда – фактическая конституция

США.

Ни одна отрасль права (американского) не является в такой степени

продуктом правотворчества Верховного суда, как конституционное право.

«Правообразующие» функции Верховного суда наиболее эффективно и широко

реализуются именно в сфере конституционных норм, которые систематически

приспосабливаются с помощью решений суда к меняющимся экономическим и

политическим условиям капиталистического общества.

С другой стороны, все прочие, в том числе формально установленные в самой

Конституции, механизмы изменения конституционного права уступают по своей

реальной значимости правотворчеству Верховного суда. Как справедливо

отмечает А. А Мишин, , «в США значительная часть фактической конституции

представляет собой результат деятельности судебной власти». Можно даже в

известном смысле утверждать, что все конституционные поправки, взятые

вместе, а также многочисленные конституционные обычаи не оказали такого

интенсивного и многогранного воздействия на Конституцию США как

конституционные доктрины верховного суда.

Исключительная роль Верховного суда в сфере конституционного

правотворчества предопределена не только его уникальными властными

полномочиями, но и в значительной мере и особенностями самой Конституции

США 1787 года.

Конституционное правотворчество Верховного суда, как и любая его

правотворческая деятельность, не имеет с юридической точки зрения цельного

и связанного структурного характера. Это скрывается за фактором отдельных

судебных дел, как бы растворяется в их чисто правовой индивидуальности и

неповторимости специфических обстоятельств. Но из этих конкретных и,

казалось бы, казуистических решений благодаря принципу судебного прецедента

вырастают конституционные нормы, приобретающие особенно большую

практическую значимость, если они предстают в виде связной и получившей

распространение в судебной практике конституционной доктрины.

Судебно-конституционные доктрины, которые являют собой своеобразную

комбинацию конституционного текста с серией судебных решений, играют

важнейшую роль в процессе постоянно идущей ревизии Конституции, в ее чисто

эмпирическом приспособлении к меняющемуся соотношению массовых сил в

стране. По словам П.Роузена, «судьи Верховного суда не выступают как

повивальные бабки в конституционных изменениях, а, скорее могут

рассматриваться как отцы конституционных доктрин, составляющих право

страны».

Наиболее же прогрессивные решения Верховного суда представляют собой не

что иное, как возврат к утраченному им сознательно исключенному, в том

числе и с помощью предшествующих конституционных доктрин самого суда,

демократическому смыслу отдельных положений конституции, но главным образом

Билля о правах. Изменения и реформы в сфере судебных доктрин никогда не

охватывают всего фронта конституционного права США, а сосредотачиваются

лишь на отдельных, чаще второстепенных, его участках. Отсюда и успех

демократических и прогрессивных сил, добивающихся принятия Верховным судом

решений, в которых подтверждаются элементарные конституционные права,

одновременно могут сопровождаться контрнаступлением реакционных кругов

монополистического капитала по другим направлениям, где новые судебные

доктрин или дифференцированные прецеденты ставят под угрозу другие жизненно

важные интересу трудящихся.

3. Роль Верховного суда в толковании и применении законодательства.

Конституционные доктрины – это не единственная форма правотворческой

деятельности Верховного суда США. Решения суда оказывают огромное, подчас

определяющее воздействие на многие другие важные отрасли и сферы применения

американского права. Это воздействие осуществляется в процессе проверки

конституционности законов конгресса и регистратор штатов и использования

законодательных норм для разрешения конкретных судебных дел.

Осуществляя полномочия судебного конституционного контроля, Верховный суд

сопоставляет положении Конституции с положениями, сформулированным

законодателем, а отсюда и его властные (с том числа и правотворческие)

функции обращены не только к Основному закону, но и в еще большей степени к

актам текущего законодательства.

Наиболее энергичной и далеко идущей по своим правовым последствиям формой

воздействия суда на законодательные акты является признание их

недействительными. Сами масштабы судебной проверки конституционности

законов являются достаточно широкими, ибо практически каждый важный

федеральный и штатный закон попадает в суды для того, чтобы они могли

определить его действительность, если не в целом, то в какой-либо части.

Юридический закон, объявленный Верховным судом недействительным, может

вновь приобрести своею правовую силу только в том случае, если сам суд

прямо и недвусмысленно заявит позднее о пересмотре такого решения.

Хотя процент законов, признанных недействительными, сам по себе невелик,

решения Верховного суда, препятствующие их практическому применению, всегда

занимали особо важное место в правовой системе США. Но более широкая сфера

судебного воздействия на законодательство и его реальное нормативное

содержание открывается в связи с толкованием законов. Поскольку в

подавляющем большинстве рассматриваемых судом дел речь идет о применении

норм, содержащихся именно в законодательных актах, а не в «общем праве»,

суду практически приходится постоянно иметь дело с интерпретацией

законодательства. Судебное толкование законов в США играет даже большую

роль, чем в Англии, хотя американская доктрина и не восприняла английскую

юридическую фикцию, согласно которой статусное право существует и

применяется лишь в виде судебных глосс.

III. Верховный суд как политический институт.

В любом государстве, даже там, где суды не наделены правотворческими

функциями, и являются правоприменяющими органами, они своими решениями

«делают» политику, активно участвуют в политической жизни, причем не просто

следуют политической команде других государственных органов, а вносят свою

лепту в реализацию политического курса господствующего класса. Верховному

суду, занимающему, как это было показано выше, исключительное место в

правовой и судебной системе США, присущи также и уникальные политические

свойства, которые требуют специального рассмотрения.

Особенности американского конституционализма, и прежде всего института

судебного конституционного контроля, предопределили широчайшие возможности

Верховного суда принимать решающее участие в механизме политической

власти. Подчеркивая значение данного фактора, американский государовед

П.Уолл пишет, что сама американская конституционная модель,

предусматривающая «расщепление национального правительства, создает вакуум

власти, который часто использует Верховный суд для того, чтобы выносить

решения по главным вопросам публичной политики и тем самым создавать

политику». В работах других авторов большой упор делается на институт

конституционного контроля, благодаря которому Верховный суд с

необходимостью выходит «за границы узкой логической дедукции, опирающейся

на фиксированные и специальные правовые принципы, и вступает в широчайшее

царство создания политики». В процессе проверки конституционности законов и

в разрешении других важнейших конституционных вопросов Верховный суд

выносит наиболее политически острые решения, в связи с чем судья Фрон в

свое время заметил, что конституционное право вовсе не является наукой, и

представляет собой прикладную политику.

Американские политологи и многие юристы признают, что конституционные

решения и доктрины Верховного суда – это не продукт некоего «саморазвития

права» и не «дети, принесенные аистами», непосредственный результат и

порождение политических конфликтов и противоречий, присущих самому

обществу. Большинство исследователей не ставят уже под сомнение способность

суда властным образом разрешать вопросы, имеющие глубоко политический

смысл, и активно участвовать в процессе формирования государственной

политики. Как пишет известный специалист по Верховному суду А. Миллер,

«вопрос, следовательно, состоит не в том, делает ли суд политику или должен

ли он это делать, а в том, когда, в каких случаях, насколько и с каким

результатом» он принимает в ней участие.

Политические функции, которые осуществляет в США Верховный суд, в других

капиталистических странах разделены между несколькими государственными

органами и носителями политической власти. Так, английские юристы,

«указывая на громадное политическое значение» Верховного суда США, вместе с

тем подчеркивают, что политические решения, подобные тем, которые принимает

этот суд, в Англии «могли быть приняты только парламентом». Соединение в

Верховном суде конституционного контроля и обычных судебных полномочий в

сочетании с другими специфическими чертами политической системы США

позволяют ему, по мнению американских политологов, «подобно администратору,

вершить государственную политику». В результате в политической практике

США, как констатирует М. Шапиро и Д. Гоббс, сложилась парадоксальная

ситуация, когда «Верховный суд – это суд и не суд или, по меньшей мере,

больше, чем суд».

Действительно, одой из парадоксальных черт политической системы США

является то, что Верховный суд, который, подобно конгрессу, президенту и

всей бюрократической машине, принимает властные и политически важные

решения, с официальной точки зрения рассматривается как «неполитический

институт», воплощающий некую универсальную и внеклассовую «идею

справедливости». Отсюда выводится и характерный для американского

политического сознания абстрактный стереотип судьи, выступающего в качестве

«беспристрастного» служителя Фемиды и освободившегося якобы от всяких

политических симпатий и побуждений. Сами судьи стараются поддерживать

видимость своего политического бесстрастия и нейтралитета. Так, главный

судья М. Уэйт писал: « Я в течение многих лет убедился, что человек не

может быть одновременно судьей и политиком. От судьи не требуют отказа от

своих политических взглядов, но он должен отказаться от своих политических

пристрастий».

Верховный суд как особый политический институт, активно используемый

американской буржуазией в процессе реализации ее коренных классовых

интересов, по методам, степени, сферам воздействия на политику существенным

образом отличается от собственно «политических органов» федеральной власти,

хотя отдельные американские авторы и склонны нивелировать различия в

политической значимости суда, с одной стороны, и конгресса и президента – с

другой. Основное отличие политической деятельности суда заключается в том,

что она должна сообразовываться с правилами «юридической игры» и

осуществляться в предписанной процессуальной форме. В противоположность

другим государственным органам и участникам политического процесса суд не

может самостоятельно приводить в движение механизм политического действия,

а лишь властно реагирует на действие (иски), предпринятые другими лицами,

объединенными ими государственными органами. С этой и только с этой точки

зрения Верховный суд представляет собой сравнительно более пассивный

политический институт, решения которого не могут простираться за пределы

круга поступающих в него судебных дел.

Своеобразие Верховного суда как политического института проявляется также

в самой форме принятия им политических решений – властных и имеющих

классовое содержание команд. Они выражаются в виде обычных судебных

решений, которые, казалось бы, внешне лишены политического интереса и

значимости, поскольку выглядят как изолированные, тесно связанные между

собой индивидуальные юридические акты, где на первый план выступает

абстрактная правовая фразеология. В политической и правовой системе США,

где сама правовая норма (доктрина, прецедент и т.п.) является объектом

политического манипулирования судей, конкретное судебное решение выносится

не столько на чисто правовой основе, сколько на базе собственных

политических взглядов, оценок, преференций судей.

Поскольку классовое политическое сознание проявляется в индивидуальном

сознании и судебных позициях отдельных членов суда не автоматически и не

порождают целую унифицированную модель судейского поведения, а преломляется

через их личные качества, политические решение судей в конкретных делах

могут включать в себя широкий спектр политических подходов в тех рамках,

которые в целом приемлемы для господствующего класса. Особое значение

личных политических симпатий и антипатий, убеждений и конъюнктурных оценок

и иных политико-психологических мотивов определяется тем, что судьи

Верховного суда в отличие от других политических деятелей США в силу

организационных особенностей суда в меньшей степени подвержены влиянию

политических факторов (карьерных, выборных мотивов и т.д.). Но те или иные

индивидуальные особенности политической позиции судей являются как правило

лишь более точным, хотя и опосредованным отражением политических интересов,

целей, взглядов различных кругов господствующего класса в целом (от

либерального до консервативного его круга) или же отдельных группировок

монополистического капитала США.

Американские политологи, которые пытаются разработать методику

прогнозирования предстоящих решений Верховного суда исходя из наиболее

вероятной позиции отдельных идей по различным категориям дел и используют с

этой целью математические модели, жалуются на то, что решение нынешнего

состава судей становится все более непредсказуемым, то есть усилилась

тенденция к расколу судей и нестабильности внутренних блоков. Особенно

много нареканий у таких «программистов» и у прессы, освещающей ход работы

суда, вызывает «политически неясная», центристская позиция таких судей, как

Б. Уайт, Д. Стивис, часто перемещающихся от большинства к меньшинству и

наоборот. По мнению газеты «Вашингтон пост», решение суда при постоянно

«меняющихся коалициях становится полностью непредвиденными».

Каждое решение Верховного суда имеет определенную политическую значимость

(«хотя и в разной степени зависимости от характера самого дела и общей

ситуации в стране), содержит в себе классово-волевой элемент, служит важным

средством, направленным на поддержание публичного правового и политического

порядка, который в современном американской обществе, в конечном счете

выражением всевластия и политического характера. Но решение суда как

инструмент классового регулирования и управления общественными делами

выполняет различные политические функции, которые и определяют в

значительной мере его своеобразное положение в политической системе США.

Поскольку в силу специфики самой судебной формы политической

деятельности, как уже отмечалось, Верховный суд в отличие от президента и

конгресса не может брать на себя ведущую роль в формировании перспективного

и особенно текущего курса в политике правящих кругов США, его важнейшей

политической функцией является «легитимация» деятельности других органов

федеральной власти, также всей политики в целом. Суд, как признают даже те

авторы, которые склоны преувеличивать его реальную политическую значимость,

не в состоянии эффективно доминировать над законодательной и исполнительной

властью хотя бы уже потому, что он «не может выпрыгнуть из себя и

инициировать политические изменения». Поэтому, как бы не преувеличивалось

значение отдельных столкновений суда с другими государственными органами,

вся его деятельность направлена на то, чтобы подкреплять своим властным

(конституционным) авторитетом основные принципы и устои политики. По мнению

американских политологов, для того, чтобы судьи могли реализовать

политические цели, «им необходимо достичь кооперации со всем механизмом

политики. Они являются скорее всего зубчатой передачей, если же

ответственным управляющим в этом механизме».

Легитимационная функция Верховного суда играет важную роль не только в

обеспечении интеграции суда в общий механизм политического властвования, но

и устранении и смягчении некоторых внутренних противоречий в самой

политической жизни США, порождаемых как острой классовой борьбой, так и

разными политическими установками различных групп внутри правящего класса.

Способность Верховного суда осуществлять легитимацию политических

институтов и отношений особенно важна для правящих кругов в те моменты,

когда у руля политического руководства страной стоят представители

консервативных и ультраправых группировок, которые стремятся придать

видимость конституции своему непопулярному и антидемократическому курсу. В

отдельных и значительно более редких случаях суд вынужден выходить за рамки

простой легитимации существующих социальных и политических порядков и

принимать на себя роль своего рода политического лидера в поисках решений

отдельных назревших вопросов общественной жизни, которые сознательно

обходят конгресс и президента. Данная функция суда, по словам К. Дьюкота,

представляет собой готовность судей использовать свою власть для того,

чтобы им развить уже сложившуюся политику или разработать новую. В каких-то

областях политики активизация суда благодаря его правотворческой функции

проявляется в течение всей истории суда, и, по мнению ряда американских

исследователей, можно в целом говорить о тенденции к усилению судебного

активизма, поскольку суд «все больше и больше расширяет свою политико-

творческую роль». Но, тем не менее, выдвижение суда на авансцену политики и

выработка им не только правовых, но и политических норм первостепенной

важности, происходит лишь спорадически, поскольку политический активизм

суда не является постоянной величиной.

Политическое лидерство Верховного суда по-разному оценивается юристами и

политологами, но по большей части оно ассоциируется с политическим

либерализмом и реформизмом. Так, по заявлению Г. Абрхама, суд «обновил

страну» при главном судье Д. Маршалле, затем он долгое время «более или

менее держался в тени», а потом вновь, после 1937 года, «стимулировал

социальный и экономический прогресс».

Другие авторы более обоснованно отмечают, что стремления Верховного суда

к лидерству и активизму при решении важных политических вопросов не менее

часто проявлялось и с открыто консервативных позиций, как , например, в

1857 году по делу Дреда Скотта, где плантаторы-рабовладельцы аннулировали

так называемый миссурийский компромисс и перешли в открытое наступление на

интересах буржуазии Севера, по делу «Шехтер групп инкорпорейшн» в 1935

году, в котором реакционные круги монополистического капитала нанесли удар

в самую сердцевину «Нового света» Ф. Рузвельта.

Судебный активизм свидетельствует о том, что суд не всегда синхронно

следует политическим решениям конгресса и президента, даже назначившего

большинство его членов. Относительная самостоятельность Верховного суда от

других органов федеральной власти открывает перед судьями принципиальную

возможность выработки собственных подходов к решению социальных,

экономических и политических проблем. Эти подходы могут оказаться для

правящего класса политически более перспективными, чем соответствующие

варианты политики исполнительной или законодательной власти. В ряде случаев

судьям удается более тонко уловить специфику конкретной ситуации, найти

оптимальные средства смягчения острых политических конфликтов,

представляющих все более серьезную угрозу для устоев американского

общества.

Таким образом, разногласия между различными группировками правящего

класса, получающие свое выражение в расхождениях между Верховным судом и

другими государственными органами, в конечном счете приводят к притирке

конфликтующих позиций или вариантов решения того или иного вопроса. В итоге

достигается определенный консенсус, вырабатывается своего рода

равнодействующий политический курс, который, естественно, не является

прямолинейным, а под влиянием постоянной классовой и внутриклассовой борьбы

смещается то вправо, то влево.

Еще более ограниченными является политические ресурсы Верховного суда для

того, чтобы отстоять свою позицию, если она приходит в противоречие с теми

влиятельными кругами, которые представлены в лице президента или конгресса.

Сам суд не располагает специальным механизмом для самостоятельного

достижения своих политических целей. Так, по словам Г. Абрхама,

политическая власть Верховного суда сведена «по существу к власти

убеждения», поскольку, «кошелек и меч находятся в других руках –

законодательных и исполнительных органах соответственно».

Политические установки, содержащиеся в решениях Верховного суда, могут

игнорироваться даже нижестоящими судьями, поскольку, казалось бы, стройная

судебная система США в разных своих звеньях отнюдь не отличается единством

своих целей и тем более действий, не представляет собой в этом отношении

совершенной гармонии. Как отмечается в американской литературе, «судьи

клянутся поддерживать федеральную конституцию, но не приносят специальной

клятвы верности Верховному суду», поэтому на практике нижестоящие суды и

особенно суды отдельных штатов часто саботируют либеральные решения

Верховного суда.

Президент и конгресс также тормозят, насколько это возможно в пределах их

власти, реализацию решений Верховного суда, имеющих политическую

направленность, противоположную их собственному курсу в подходе к решению

аналогичных вопросов. Они нередко используют массированное давление на суд,

чтобы добиться пересмотра его исходных и принципиальных позиций.

Одной из эффективных форм пересмотра судебной политики, связанной с

толкованием законодательства или отдельных конституционных положений,

является принятие нового законодательства, в котором предусматривается

нейтрализация или сужение сферы действия вызывающих недовольство

сторонников «жесткого курса» судебных прецедентов.

В качестве средства, вынуждающего суд отказаться от его конституционных

доктрин, конгресс может прибегнуть и к крайнему средству – к принятию

конституционной поправки. Однако, сложности ратификационного процесса

являются причиной того, что конгресс прибегает к той мере лишь в

исключительных обстоятельствах.

Суд при вынесении своих решений приобретающих ярко выраженную

политическую окраску, должен считаться с возможной оппозицией конгресса и

президента, с реакцией широкого общественного мнения и с настроениями

влиятельных политических кругов. Даже самые радикальные решения суда

облекаются в казуистическую форму и конструируются таким образом, чтобы

избежать конфронтации с другими государственными органами.

Судьи как опытные политики стараются обойти опасные политические рифы и

подводные течения, ищут компромиссные решения политических вопросов,

учитывают при этом расстановку сил как в целом по стране, так и в тех

штатах, интересы которых в наибольшей степени затрагиваются их решением.

Судьи Верховного суда прекрасно осознают то факт, что их исключительное

положение в конституционной и правовой системе США не делает их политически

неуязвимыми. В свое время судья Робертс заявил: «Тогда как

неконституционное осуществление власти законодательными или исполнительными

органами государства подлежит судебному ограничению, единственная сдержка

для осуществления власти настоящим судом – это наше чувство

самоограничения». Поэтому, то, что в юридической доктрине США именуется

обычно «судейским самоограничением», в политическим плане означает не что

иное, как трезвую оценку судьями своих политических, возможностей, ясное

понимание тех пределов, в рамках которых вступая в конфликт с одной

фракцией господствующего класса они могут рассчитывать на явную или

молчаливую поддержку других его фракций, на благоприятную реакцию

общественного мнения.

Как пишут американские политологи, «Верховный суд обладает огромный

потенциалом для осуществления политической власти, но реализация этого

потенциала во многом зависит от климата, в котором действует суд». Поэтому

политически острые и вызывающие бурную общественную реакцию решения суда

строятся не на абстрактных правовых принципах и не на одних лишь судейских

эмоциях, а на политическом расчете. Разумеется, не всегда такой расчет

является точным и политическая позиция решением суда приобретает более

угрожающие масштабы, чем этого можно было ожидать.

Измерить же реальный все Верховного суда, его действительное влияние в

политической жизни США представляется сложным, поскольку все сферы политики

испытывают на себе влияние многих социальных факторов и действие целого

ряда институтов политической системы, а не только лишь судебных решений. Но

в практически любом исследовании, посвященном деятельности Верховного суда,

и даже оценивающем его решения с разных классовых позиций, признается, что

Верховный суд существенным образом влияет на политическое сознание и

государственную политику США, хотя и в более ограниченных пределах, чем

конгресс и президент.

Заключение.

Вся история Верховного суда и прежде всего его решения свидетельствуют о

том, что он не просто стоит во главе федеральной судебной иерархии, но

обладает уникальными возможностями, воздействует на правую политику

средствами, в принципе не свойственными судебной власти.

В силу ряда исторических обстоятельств Верховный суд принял на себя в

американском обществе наряду с обычными правоприменительной и

правоохранительной функциями роль реформатора и даже творца правовой

системы. Его правотворческая активность особенно существенна в области

конституционного права, ибо сама Конституция США, представляемая

официальной пропагандой в виде некой «юридической святыни», на практике с

помощью судебных доктрин превращена в такой документ, который хотят видеть

в ней сами члены Верховного суда и те круги, которые они прежде всего и

представляют.

Как никакой государственный орган США, Верховный суд олицетворяет собой

теснейшее переплетение права и политики. Его решения, формально вырастающие

из правовых оснований, особенно если речь идет о признании

недействительными законов, влекут за собой далеко идущие политически

последствия. В течение более чем двух столетий Верховный суд выступает в

роли партнера других органов федеральной власти и активно участвует в

процессе выработки и проведении в жизнь политического курса,

соответствующего интересам правящих кругов. Суд неоднократно использовался

правящими кругами и в качестве политического стабилизатора, призванного

снимать напряженность, вызванную экстремальными и опасными, с их точки

зрения, политическими действиями других государственных органов.

Таким образом, Верховный суд в США является высшим судебным учреждением

государства, в компетенцию которого входит разрешение споров между

самостоятельными составными частями государства, рассмотрение дел о

преступлениях высших должностных лиц и дел о наиболее важных

государственных преступлениях. Кроме того, Верховный суд США является

высшей апелляционной инстанцией, куда обжалуются решения всех нижестоящих

судов страны. Также он осуществляет функцию толкования Конституции и

решение вопросов о соответствии ей других актов, принимаемых конгрессом,

штатами и федеральными правительственными органами.

Список литературы.

1. Гуценко К. Ф. Правосудие по-американски. – М., 1969.

2. Гуценко К. Ф. Судебная система США и ее классовая сущность. – М.,

Госюриздат,1961.

3. Джинджер Энн Ф. Верховный суд и права человека в США. –М., Юрид.лит. –

1981.

4. Егоров С. А. Политическая юриспруденция США.- М., Наука, 1989.

5. Жидков О. А. Верховный суд в США: право и политика. – М., 1973.

6. Карлен Д. Американские суды: система и персонал. – Пер. с англ.В. А.

Власихина. – М., «Прогресс», 1972.

7. Филиппов С. В. Судебная система в США. – М., Наука, 1980.

8. Фостер У.З. очерки политической истории Америки. – Пер. с англ. –2-

изд., М., Изд. Иностр. Лит., 1955.

9. Бойченко Г. Г. Конституция Соединенных Штатов Америки. Толкование и

применение в эпоху империализма. – М., Изд. ИМО, 1959.

10. Государственное устройство США / ( Под. Ред. Никифоров А. С., Савельев

В. А., Золотухин В. П.). –М., Юрид.лит. – 1976.

11. Конституция США: история и современность. Под. Ред. Караменский А. М.,

Маныкин А. С., Марченко М.Н. – М., Юрид.лит., 1988.

12. Маринин С. Б. США: политика и управление. – М., Междунар. Отношения,

1967.

13. Мишин А. А. Государственное право США.-М., Наука, 1976.

14. Черниловский З.М. От Маршалла до Уорена: очерки истории Верховного

суда США. – М, Юрид.лит., 1982.

15. Никифоров Б. С. Верховный суд США. – М., 1976.

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

КОСТРОМСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

ГУМАНИТАРНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ

Верховный суд

в федеральных органах США.

Курсовая работа

Выполнил студент

гуманитарного факультета

группы 99-Ю-36

Котин Алексей Юрьевич

Проверил: А. М. Евстратов

Кострома

1999

Страницы: 1, 2, 3