Сочинение: Персонаж как объект аксиологического описания (на материале рассказов В. М. Шукшина)

I.          Характеристика имени или прозвища.

Автор даёт «античудику» имя, несочетаемое с фамилией.

«Глеб Капустин был родом из соседней деревни и здешних знатных людей знал мало».

(«Срезал»)

Глеб – имя праведника, а Капустин – ироническая фамилия. Это злостная шутка автора над героем. Поэтому можно объяснить поведение «античудика», оно связано с обидой на саму жизнь. То же самое можно сказать о Брониславе Пупкове («Миль пардон, мадам!). Жизнь обещана ему как Брониславу (прославленному человеку), а живёт он как Пупков. Это тоже своеобразная обида на жизнь.

Субъект оценки сменяется на «чудика», тогда у «античудика», вообще, нет имени, его называют просто хамом.

«Как же так? До каких пор мы сами будем помогать хамству?.. Что за манера? Что за проклятое желание угодить хамоватому продавцу, чиновнику, просто хаму – угодить во что бы то ни стало! Ведь мы сами расплодили хамов, сами! Никто их нам не завёз, не забросил на парашютах».

(«Обида»)

Из приведённого примера мы видим, что для «чудика» хамами являются чиновник, продавец и просто уличный хам. Это три ипостаси хамства. Сюда же можно отнести жену «чудика», потому что кроме, как «падла» (со знаком «-») или другими ругательными совами он её не называет.

Лексическая единица «хам» изначально имеет отрицательное значение. Словарь Ожегова так трактует это слово: «грубый, наглый человек». Контекст усиливает значение слова «хам». Это происходит с помощью сочетания «проклятое желание угодить», которое выражается знаком «-», и глагола «расплодить» («+»). Но в сочетании со словом хам приобретает негативное значение.

Хамство есть способ утверждения личности. Так считалось всегда. И ведёт оно к разрушению личности. Когда человек не умеет проявить себя как личность иным образом, он обращается к животным началам и находит, по-видимому, в этом, несмотря на протестующий голос совести, какое-то удовлетворение. Другими словами говоря, хамство есть признак неразвитости, несостоятельности личности или её деградации, что характерно для «античудиков».

Субъектом оценки «античудика» выступает его сторонник. Он называет «чудика наоборот» официальными именами: Фёдор Иванович, Сергей Сергеевич. Форма имени характеризует персонах как должностное, официальное, важное лицо. Это зависит от социальной характеристики персонажа. Они председатели, их заместители, кандидаты, врачи, корреспонденты, то есть «хозяева жизни». Так их назвал «чудик» из рассказа «Случай в ресторане»:

« – Вы – какие-то хозяева жизни. Я не умею так жить».

(«Случай в ресторане»)

Оценка автора и персонажа («античудика») при характеристике имени «античудика» не совпадает. Это несовпадение в оценке и есть отражение социальных противоречий в конфликтах рассказов.

Сам «античудик» всегда представляется полным именем и указывает своё социальное положение.

« В комнату вошёл человек, большой, толстый, в парусиновом белом костюме, протянул Лёле большую потную руку, - Фёдор Иванович Анашкин. Заместитель Трофимова».

(«Лёля Селезнёва с факультета журналистики»)

Качественные прилагательные «большой, «толстый» (человек) и «большую», «потную» (руку), которые используются при характеристике Анашкина, указывают на отрицательного персонажа, так как они несут негативное значение.

II.        Портрет «античудика».

1.  Внешний вид.

Описание внешнего вида «античудика» зависит от субъекта оценки. Если субъектом оценки является автор, то оценка даётся негативная. Она выражается именами прилагательными.

«Глеб Капустин – толстогубый, белобрысый мужик, начитанный и ехидный».

(«Срезал»)

Качественное прилагательное «толстогубый» имеет частнооценочное значение, относится, по классификации Арутюновой Н. Д., к эстетическим оценкам (со знаком «-»). Негативную оценку внешнему виду персонажа автор усиливает с помощью слов «начитанный» и «ехидный». «Начитанный» в словаре Ожегова: «много читавший, хорошо знакомый с литературой», имеет положительное значение («+»), но в сочетании с прилагательным «ехидный»: «язвительный, коварный», которое является носителем негативной оценки, то есть в контексте «начитанный» приобрело отрицательное значение.

«Вышел Игорь, наверно, сын…Здоровый, разгорячённый завтраком, важный».

(«Обида»)

В этом примере субъектом оценки выступает автор. В словаре Ожегова качественное прилагательное «здоровый» имеет несколько значений. Возьмём одно из них, которое соответствует контексту. Это «сильный, крепкого сложения человек». То есть значение прилагательного «здоровый» идёт со знаком «+», но в сочетании со слова «важный» – «горделиво-величественный, надменный», получает отрицательную оценку («-»).

« - Что же вы такие, Света? – спросил Костя, как можно спокойнее…

-    Какие?

-    Да лахудры-то такие…»

(«Други игрищ и забав»)

Субъектом оценки в данном контексте является другой персонаж («чудик»). «Лахудра» – слово, которое не зафиксировано в словаре Ожегова, относится к разговорному стилю речи. Несёт в себе эстетическую оценку персонажа, внешний вид «античудика» «чудиком» оценивается отрицательно.

Эстетическая оценка отражает уважительное отношение к красивому и насмешливое к некрасивому. Причём язык фиксирует чаще негативное, стандартное же остаётся вне номинации.

Оценка «античудика» связана со сменой субъекта. Если субъектом выступает «античудик», то оценка даётся положительная.

«Для тебя мы её растили, чтоб ты руки тут распускал?! Не дорос! Она у нас вон какая красавица! С ней вон какие ребята дружили, не тебе чета…».

(«Жена мужа в Париж провожала»)

В этом примере портретную оценку «античудик» получает от других «античудиков». В словаре Ожегова слово «красавица» тоже имеет положительное значение. Из контекста мы видим, что оценку получает «античудик», так как его внешние данные сравниваются с положительным персонажем – «чудиком». «Античудик» - это зеркальное отражение любимого героя Шукшина. Поэтому происходит несовпадение оценок.

Самооценка внешности для «античудика» не характерна, так как объектом его оценки является окружающий мир. Его оценка направлена не на себя, а на окружающих.

2.  Глаза.

«Тёмные глаза его близко полыхнули злостью и скорой, радостно-скорой расправой».

(«Обида»)

В этом примере субъектом оценки выступает автор. Он изображает  истинные глаза «античудика».Они тёмные, наполненные злостью, расправой. В них скопились все негативные качества «античудика». Всё дурное, нехорошее делается под покровом ночи. Поэтому автор неслучайно в изображении глаз использует качественное прилагательное «тёмный». Глаза «античудиков» всегда изображены тёмного цвета. Это положение подтверждается и следующим контекстом:

«Вышел Игорь, наверно, сын, тоже с тёмными, чуть влажными глазами».

(«Обида»)

«Глеб посмеивался. И как-то мстительно щурил свои настырные глаза. В деревне не любили Глеба. Опасались».

(«Срезал»)

Здесь автор изображает мстительные, настырные глаза. Обладатель таких глаз уничтожит всё стоящее не своём пути и не будет сожалеть об этом. Глаголы «не любить», «опасаться» демонстрируют героя-«античудика». Они показывают отношение окружающих к нему.

«Глаза эти не нравились Анатолию.

- Вредные глаза! Нет, это он пустил по селу «Дебила», он, точно».

(«Дебил»)

В этом контексте происходит смена субъекта. Субъектом выступает «чудик». Он даёт негативную оценку глаз. Качественное прилагательное «вредный» имеет значение «недоброжелательный, неприязненно настроенный». Оно является частнооценочным и по классификации Арутюновой Н. Д. Относится к утилитарным оценкам.

«Он – это учитель литературы, маленький, ехидный человек. Глаза, как у чёрта, - светятся и смеются».

(«Дебил»)

В данном примере глаза «античудика» оцениваются «чудиком», оценка остаётся негативной. Глаза сравниваются с глазами чёрта. Это неслучайно, потому что в «античудике» есть что-то бесовское. И своими бесовскими глазами ерой видит мир в искажённом виде. Глаза – отражение внутреннего мира героя. Если они содержат в себе негативную оценку, то, что тогда можно говорить о душе героя?

Оценка глаз «античудиком» и самооценка «античудика» не представлены, потому что , как я сказала ранее, это люди чёрствые, бездушные, сдвинутые в дурную сторону. Они не замечают внутреннего мира, который отражается в глазах. Их душа мертва.

III.      Внутренний мир «античудика».

В предыдущей главе , которая посвящена «чудикам», мы рассматривали их внутренний мир по трём параметрам: душа, чувства и характер героя. При анализе внутреннего мира «античудика» мы будем придерживаться тех же оснований классификации, по которым мы рассматривали героя-«чудика».

3.  Душа.

Первое основание (душа героя) в нашей классификации отпадает, потому что «античудики»  лишены внутренней наполненности, глубины, духовности. Душа является критерием разграничения персонажей: при наличии души появляются «чудики», при её отсутствии – «античудики».

«Античудик» – зеркальное отражение «чудика». Всё, что у «чудика» оценивается позитивно, у «античудика» имеет негативную оценку.

4.  Чувства героя.

«Античудик» – персонаж негативной стороны жизни. Поэтому ему постоянно сопутствуют отрицательные чувства: неодобрение, неприятие, осуждение, раздражение, пренебрежение, презрение и другие. Автор, который реально оценивает своего героя, даёт этим чувствам негативную оценку.

«Жена зла на Кольку, ненавидит его за эти концерты».

(«Жена мужа в Париж провожала»)

Словарь Ожегова объясняет значение отвлечённого существительного «ненависть» как «чувство сильной вражды и отвращения». Она ненавидит Кольку, а Колька – это герой-«чудик», любимый персонаж Шукшина, поэтому автор за это ненавидит её. Он даже не даёт ей имени, а фамильярно называет – жена.

«Чудик», выступающий субъектом оценки чувств «античудика», даже его позитивным чувствам даёт негативную оценку.

« – Что, горько?.. Захапал чужое-то, а горько. Радовался тогда?.. Вот как на чужом-то несчастье свою жизнь строить… Думал, будешь жить припеваючи? Не-ет, так не бывает. Вот я теперь вижу, как тебе всё это досталось…».

(«Осенью»)

В словаре Ожегова глагол «радоваться» имеет значение – «ощущение большого душевного удовлетворения», выражает положительную эмоциональную оценку. В сочетании с наречием «горько» и глаголом «захапать», которые являются носителями отрицательной оценки, приобретает негативное значение.

В следующем контексте субъектом оценки остаётся «чудик»:

«Ты, Дмитрий, не ругайся с ней, а то она хуже невзлюбит».

(«Чудик»)

Здесь «античудиком» выступает жена. Она испытывает нелюбовь к своему мужу – «чудику». Нелюбовь – это «неприязнь», так трактует словарь Ожегова. Брат «чудика» (тоже «чудик») даёт негативную оценку этому чувству. На это указывает простая сравнительная степень наречия «хуже». Они обозначает, что нелюбовь может проявиться в большей степени.

В следующем примере субъектом оценки выступает «античудик»:

« - Ну и правильно делаешь, что ненавидишь этого кретина! Живёт на всё готовенькое, да ещё!.. Сволочь!»

(«Жена мужа в Париж провожала»)

В данном контексте «античудик» является носителем позитивной оценки чувств своего союзника-«античудика». На это указывает наречие «правильно», которое обозначает положительный признак действия.

Сам «античудик» не оценивает свои чувства, так как его оценка направлена на чувства его противника («чудика»).

3. Характер героя.

Характер – это основа личности, её каркас. «Античудик» – это негативный персонаж, значит, те черты характера, которые мы рассматривали у «чудика», ему не присущи и не являются основными чертами его характера.

Смелость выражает оценку уважения автора. Шукшин осуждает и не принимает героя-«античудика», относится к нему критично: даёт ему ужасное имя, негативно оценивает его внешность, говорит о бедности его внутреннего мира, то есть делает их него морального урода. О какой смелости можно, вообще, говорить? Если «чудикам» смелость нужна для борьбы со страхом, который они испытывают перед своими противниками, то «античудики» используют её для другой цели: для демонстрации своего внешнего вида, способностей и поведения. Поэтому оценка субъекта (субъектом выступает автор) даётся отрицательная.

«Глеб Капустин шёл смело, впереди остальных, руки держал в карманах,  щурился на избу бабки Агафьи».

(«Срезал»)

Наречие «смело» («ничего не боясь») обозначает признак действия. В этом примере «античудик» сравнивается с кулачным бойцом, автор это подчёркивает сочетание слов «руки в карманах».

Совестливость, которая является основной чертой характера «чудика», в контекстах, характеризующих «античудика», не представлена. Примеры указывают не её отсутствие. Об этом говорит автор и другие персонажи.

«Люди торопятся, людей много, она этим пользуется, бесстыдница».

(«Выбираю деревню на жительство»)

В вышеприведённом примере субъектом оценки характера «античудика» выступает автор. Мы видим, что он изобразил героя-«античудика». Это тип женщины – «чудика наоборот» (продавец). У неё отсутствует такая черта характера, как совестливость, на это указывает приставка бес-. Она не испытывает чувство стыда.

В следующем контексте субъектом оценки выступает другой персонаж («чудик»):

«Филипп спустя год спросил у Павла, мужа Марьи?

-  Не совестно было? В церкву-то попёрся…

-  А чего мне совестно-то должно быть?

-  Старикам-то поддался.

-  Я не поддался, я сам хотел венчаться.

-  Вот я и спрашиваю, - растерялся Филипп, - не совестно?

(«Осенью»)

Словарь Ожегова трактует слово «совестно» – «неловко от сознания неправоты или от чувства стеснения». Но не то и не то «античудик» не испытывает. Это передаёт категория состояния, частица не указывает на отсутствие душевного состояния человека.

Античудик не является субъектом оценки совестливости, потому что ему чуждо это состояние, он никогда не испытывал его.

Вообще, самооценка совестливости в рассказах В. М. Шукшина выражена ярко. Но её отсутствие указывает нам на то, что перед нами герой-«античудик».

«С совестью Николай Григорьевич был в ладах: она его не тревожила. И не потому, что он был бессовестный человек, нет, просто это так изначально повелось: при чём тут совесть! Сумей только аккуратно сделать,  не психуй, и не жадничай, и не будь идиотом, а совесть – это… знаете… Когда есть в загашнике, можно и про совесть поговорить, но всё же спится тогда спокойнее, когда ты всё досконально продумал, всё взвесил, проверил, свёл концы с концами – тогда пусть у кого-нибудь другого совесть болит. А это – сверкать голым задом да про совесть трещать – это, знаете, неумно».

(«Выбираю деревню на жительство»)

В вышеприведённом примере субъектом оценки является сам «античудик». Автор только передаёт слова, мысли героя, которые касаются совести. Словарь Ожегова даёт такое определение отвлечённого существительного  «совесть»: «сознание неправоты или чувство стеснения». «Каждый нормальный человек, который живёт нормальной жизнью», как говорил сам Шукшин [Шукшин В. М. 1979, с. 213], должен обладать совестью. Это очень старое понятие, которое заимствовано из старославянского языка, где оно является словообразовательной калькой греческого symboulion, что обозначает «ведать, знать».

Отсутствие совести в человеке делает его моральным уродом. Поэтому для «античудиков» Шукшина являются основными такие черты характера, как:

1)  гордость;

2)  высокомерие:

«У нас отпуск большой, мы же – льготники. – И опять гордость, высокомерие. Живого места нет на человеке – весь как лоскутное одеяло, и каждый лоскут – кричит и хвалится».

(«Свояк Сергей Сергеевич»)

В данном контексте субъектом оценки негативных черт характера «античудика» выступает автор. Отвлечённые существительные «гордость», «высокомерие» называют явления, воспринимаемые мысленно. Они отражают отрицательное значение в производных. Первоначальное их значение – «дурной, глупый, надменный». Значение этих слов сохраняется в этом контексте;

3)  жадность к деньгам и вещам;

4)  душевная глухота и недоброта;

5)  нежелание и неумение хоть сколько-нибудь понять живущего рядом человека;

6)  вздорность, какая-то даже противоестественная агрессивность.

«Горе началось с того, что Колька скоро обнаружил у жены огромную, удивительную жадность к деньгам. Он попытался было воздействовать на неё, что нельзя же так-то уж, не получил железный отпор.

- У нас в деревне и то бабы не такие жадные…»

(«Жена мужа в Париж провожала»)

Субъектом оценки в данном примере выступает персонаж («чудик»). Лексическая единица: «жадность – жажда, желание, скупость», выражает отрицательную оценку. Качественные прилагательные «огромная» и «удивительная» оценивают отвлечённое существительное «жадность»  с разных сторон. «Огромная» обозначает отклонение от нормы, признак выражен в большой степени. «Удивительная» – у главного персонажа («чудика») возникает непонимание, которое допускает возможность бережливости в опредёлённой степени. В этом контексте используется сравнение жены («античудика») с деревенскими бабами. «У нас в деревне и то бабы не такие жадные» - говорит «чудик».

Оценка «античудиков» и самооценка негативных черт характера «античудиков» не представлены.

Неприятен и жалок Шукшину тип «античудика». В их поведении, характере заметна «сдвинутость». Только сдвинуты эти люди совсем в другую, дурную сторону. «Античудики» – непревзойдённые мастера творить зло, пусть мелкое, пусть бессмысленное, бьющее прежде всего по ним же. Творят они его с истинно творческим азартом, артистически, с упоением…

Выводы.

Таким образом, рассмотрев героя-«античудика», мы пришли к следующим выводам:

-   во-первых, «античудик» неприятен и жалок Шукшину, автор не принимает и осуждает черты его характера, а следовательно, он является объектом в том числе аксиологического описания;

-   во-вторых, оценочному анализу подвергаются как внешние портретные характеристики персонажа, так и его внутренний мир. При этом отсутствует полная картина образа персонажа, в рассказах представлены лишь актуально значимые фрагменты, то, что нужно было запечатлеть:

1)   имя как отражение социальной характеристики персонажа;

2)   глаза как отражение чёрствости, бездушия, сдвинутости в дурную сторону;

-   в-третьих, «античудик» является объектом оценки автора, персонажей рассказов и самооценки. При этом аксиологический портрет «античудика» часто не совпадает у разных оценивающих субъектов;

-  
в-четвёртых, при аксиологическом описании автор широко использует разные лексические и словообразовательные средства (слова с негативной коннотацией в большей степени используются при описании внешности и внутреннего мира героя, лексическую сочетаемость, префиксы с деструктивно оценочной семантикой).

Заключение

Особое место в семантических исследованиях последнего времени занимают проблемы эмоциональной семантики, тесно связанные с так называемым эмоциональным аспектом человеческого фактора в языке.

Переключение внимания лингвистов с того, как устроен язык, к тому, как он функционирует в процессе речевой деятельности, как представлен при этом человеческий фактор и какие смысловые компоненты текста и высказывания являются коммуникативно значимыми, сформировало новое направление – коммуникативно-ориентированную лингвистику.

Язык пронизан субъективностью, потому субъективный, то есть человеческий фактор всё больше и больше перемещается в центр современных лингвистических исследований.

Субъективно-оценочный аспект языка возможен в том числе в исследовании художественного текста и, в частности, при анализе образов персонажей. В рассказах Шукшина изображено два основных типа персонажей: «чудики» и «античудики». Используя языковые возможности, автор представил их аксиологический портрет. Описание «чудиков» и «античудиков» осуществляется по определённой модели, которая включает как внешние, портретные, характеристики, так и особенности внутреннего мира героев. Персонаж как объект аксиологического описания оценивается несколькими субъектами (автором, другими персонажами и самим собой). Часто эти оценки являются диаметрально противоположными. «Чудик» обычно оценивается автором в положительном ракурсу. «Античудика» автор представляет в негативно-оценочном плане, при этом обычно используются эстетические, этические, нормативные оценки. Персонажи как субъекты оценки часто выражают позицию, не совпадающую с авторской. Самооценка отражена при описании «чудика» (при этом преобладает этическая оценка) и отсутствует при изображении «античудика»: отрицательный персонаж не склонен к самоанализу.

Аксиологическое описание персонажа предполагает использование разнообразных возможностей русского языка. При этом наиболее яркими являются следующие:

-   слова, содержащие коннотативный компонент в семантике;

-   суффиксы модификационного значения;

-   префиксы с деструктивно-оценочной семантикой;

-   наречия, указывающие на степень проявления признака;

-   сравнительные конструкции и др.

 Использованная в работе аксиологическая модель при описании персонажа может быть применима в процессе лингвистического анализа и других художественных произведений.

Список используемой литературы:

1.   Апухтина В. А. Проза В. Шукшина. – М., 1981.

2.   Арутюнова Н. Д. Аксиология в механизмах жизни и языка. // Проблемы структурной лингвистики. 1982. – М., 1994.

3.   Арутюнова Н. Д. Об объекте общей оценки // Вопросы языкознания. – 1985, №3.

4.   Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. – М., 1970.

5.   Болотнова Н. С.  Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. – Томск, 1992.

6.   Бурякова М. А. К вопросу об эмоциях и средствах выражения. // Вопросы языкознания. – 1979, №3.

7.   Винокур Г. О. Об изучении языка литературного произведения // Избранные работы по русскому языку. – М., 1959.

8.   Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. – М., 1985.

9.   Воробьёва И. А. Словарь языка Шукшина. // Русские говоры Сибири: Лексикография. – Т., 1994.

10.    Гальперин И. А. Текст как объект лингвистического исследования. – М,, 1981.

11.    Гивенс Дж. // Творчество Шукшина: поэтика, стиль, язык. – Барнаул, 1994.

12.    Галев Н. Д. Ономасиология как наука номинации. // Семантика слова и его функционирование. – Кемерово, 1981.

13.    Горн В. Ф. В. Шукшин: Штрихи к портрету. – М., 1993.

14.    Горн В. Ф. Наш сын и брат. – Барнаул, 1985.

15.    Дейк ван Т. А. Язык. Познание. Коммуникация. – М., 1989.

16.    Десятов В. // Творчество Шукшина: поэтика, стиль, язык. – Барнаул, 1994.

17.    Долгов И. А. Образование суффиксальных эмоционально-оценочных наименований лица в современном русском языке. – Киев, 1984.

18.    Емельянова О. Н. Ассоциативное поле существительных с семантикой чувства. // Русский язык в школе. – 1993, №6.

19.    Ефанова А. П. Имплицитная оценочность в публицистике В. М. Шукшина. // Творчество В. Шукшина как целостность. – АлтГУ – Барнаул, 1998.

20.    Замятин Е. О языке. // Русская речь. – М., 1993, №1.

21.    Золотусский И. Час выбора. // Литература в школе. – М., 1996, №4.

22.    Иваницкий В. В. Методология, методы и приёмы современного языкознания. – Кемерово, 1994.

23.    Калиткина Г. В. Формы субъективной оценки имён в аспекте теории мотивации (на диалектном материале). – Томск, 1990.

24.    Каменская О. Л. Текст и коммуникация. – М., 1990.

25.    Ким А. Г. Изучение региональной оценочной лексики в практике преподавания русского языка. // Социально-педагогические аспекты формирования культуры личности в условиях Кузбасского региона: Материалы науюно-практической конференции (Департ. образ. адмнистр., ОблИУУ; Под ред. В. А. Поповой, Т. С. Паниной. – Кемерово, 1997.

26.    Коверина Т. Н. О реализации языковых значений в контексте. // Семантика языковых единиц и её роль в интерпретации текста. – Уфа, 1994.

27.    Кожина М. Н. Функционирование языка в различных типах текста. – ЛГУ, 1989.

28.    Козлова С. М. Поэтика рассказов В. Шукшина. – Барнаул, 1992.

29.    Комианский Г. В. Проблемы коммуникативной лингвистики. // Вопросы языкознания. – 1979, №6.

30.    Коробов В. И. В. Шукшин. Творчество. Личность. – М., 1977.

31.    Кубрякова Е. С. О номинативном компоненте речевой деятельности. // Вопросы языкознания. – 1984, №4.

32.    Кубрякова Е. С. Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи. – М., 1991.

33.    Кубрякова Е. С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX в. // Язык и наука в XX в. – М., 1995.

34.    Левашов Р. Г. Поэтика жанра. – Барнаул, 1996.

35.    Лингвистический энциклопедический словарь. – М., 1990.

36.    Лопатин В. В. Оценка как объект грамматики. // Русский язык: Проблемы грамматической семантики и оценочные факторы в языке. – М., 1992.

37.    Лопатин В. В. Словообразовательные средства субъективно-оценочной прагматики высказывания и текста. – М,, 1987.

38.    Лысенко В. И. Вопросительные сложноподчинённые предложения с придаточными условными в современном русском литературном языке. – Ставрополь, 1996.

39.    Лю Сючжи. Жанр рассказа в творчестве В. Шукшина. – М., 1996.

40.    Москальская О. И. Грамматика текста. – М., 1981.

41.    Новиков Л. А. Лингвистическое толкование художественного текста. – М., 1979.

42.    Новиков Л. М. Художественный текст и его анализ. – М., 1988.

43.    Ожегов С. И. Словарь русского языка: ок. 57000 слов. //Под ред. чл.-корр. АН СССР Н. Ю. Шведовой. – М., 1986.

44.    Олейникова А. И. Разговорная лексика в структуре художественного повествования. // Вопросы изучения русского языка. – Владикавказ, 1994.

45.    Панкин В. В. Шукшин и его «чудики». – В кн. Панкин Б. Строгая литература: Лит.-критические статьи и очерки. – М., 1980.

46.    Петрищева Е. Д. Стилистически окрашенная лексика русского языка. – М., 1984.

47.    Плотникова В. А. Об оценочных аспектах слова в концепции В. В. Виноградова. // Русский язык: Проблемы грамматической семантики и оценочные факторы в языке. – М., 1992.

48.    Порядина А. Н. Универсальные категории культуры в языковой картине мира. // Культура Отечества: прошлое, настоящее, будущее. – Томск, 1995.

49.    Порядина А. Н. Функционирование моделей деминутивного словообразования в среднеобских говорах. – Томск, 1996.

50.    Потебня А. А. Теоретическая поэтика. – М., 1990.

51.    Проза В. М. Шукшина как лингвистический феномен 60-70-х годов. // Под ред. В. А. Пищальниковой. – Барнаул, 1997.

52.    Проничев В. А. Прагматический аспект функционирования именных оценочных конструкций в рассказах В. М. Шукшина. // Язык и стиль прозы В. Шукшина. – АлтГУ. – Барнаул, 1991.

53.    Резанова З. И. Словообразующие возможности существительных со значением артефакта. // Говоры русского населения Сибири. – Томск, 1982.

54.    Резанова З. И. Человек в ценностной картине мира. // Культура отечества: прошлое, настоящее, будущее. – Томск, 1995.

55.    Семантика и структура слова. – КГУ, 1984.

56.    Семантика слова и его функционирование. – Кемерово, 1981.

57.    Солганик Г. Я. От слова к тексту. – М., 1993.

58.    Степанов Ю. С. Имена. Предикаты. Предложения. – М., 1981.

59.    Стернин И. А. Лексическое значение и энциклопедическое значение. – Воронеж, 1982.

60.    Тарланов А. М. Методы и принципы лингвистического анализа. – М., 1995.

61.    Толченова Н. П. Слово о Шукшине. – М., 1982.

62.    Фёдорова М. Ф. О типах номинации в русском языке. // Вопросы языкознания. – 1979, №3.

63.    Философский словарь. Под ред. И. Т. Фролова. – М., 1991.

64.    Хамраев Б. Словообразовательные цепочки наименований лица в СРЯ. // Актуальные проблемы русского словообразования. – Ташкент, 1985.

65.    Харченко В. К. Разграничение оценочности, образности, экспрессии в семантике слова. // Русский язык в школе. – 1976, №3.

66.    Хидекель С. С., Кошель Г. Г, Природа и характер языковых оценок. // Лексические и грамматические компоненты в семантике языкового знака. – Воронеж, 1985.

67.    Шаховский В. И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. – Воронеж, 1987.

68.    Шейдаева С. Г. Категория субъективной оценки. В русском языке. – Н. Новгород, 1998.

69.    Шукшин В. М. Нравственность есть Правда. – М., 1979.

70.    Шукшин В. М. Собрание сочинений: в 3 т. – М., 1985.

71.    Ягубова М. А. Проблема  идентификации оценочной лексики в разговорной речи. // Активные процессы в языки и речи. – Саратов, 1991.

72.    Язык и стиль прозы В. М. Шукшина. – Межвуз. сб. ст. – Барнаул, 1991.

73.    Янценецкая М. Н. Семантические вопросы теории словообразования. – Томск, 1979.