Реферат: Политический портрет Лейбы Давыдовича Троцкого

Ни Троцкий, ни его сторонники не то чтобы не обра­тили внимания на необходимость внесения коренных пе­ремен в стратегию и тактику партии, коммунистического движения, но едва ли не попытались действовать по принципу: если действительность восстает против наших теорий, тем хуже для нее. Догматизм, подмена диалекти­ки формальной логикой, неумение считаться с обстоя­тельствами—все это нашло концептуальное выражение и закрепление в троцкистской теории «перманентной ре­волюции».

Согласно этой теории, мировая революция по-преж­нему, как и в прошлом столетии, изображалась в виде фактически одновременного выступления пролетариев всех стран, которое должно было продолжаться не ина­че, как до полного торжества социализма во всем мире. В книге «Перманентная революция», подводя итог своим идейным исканиям, Троцкий писал: «Завершение социа­листической революции в национальных рамках немыс­лимо... Социалистическая революция начинается на на­циональной арене, развивается на интернациональной, и завершается на мировой. Таким образом, социалистиче­ская революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего заверше­ния до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете. И далее: «Указанная выше схема развития мировой революции снимает вопрос о странах, «созревших» и «не созревших» для социализма... Посколь­ку капитализм создал мировой рынок, мировое разделе­ние труда и мировые производительные силы, постольку он подготовил мировое хозяйство в целом для социали­стического переустройства».[36]

Опираясь на эту схему мировой революции, Троцкий не видел разницы ни в целях, ни в способах борьбы тру­дящихся, скажем, Англии или Китая. Как для тех, так и для других цель борьбы общая—социализм. Отсюда Троцким напрочь отрицалось национально-освободитель­ное движение: «В условиях империалистической эпохи национально-демократическая революция может быть доведена до победы только в том случае, если социаль­ные и политические отношения данной страны созрели

для того, чтобы поднять пролетариат к власти как ру­ководителя народных масс. А если этого еще нет? Тогда борьба за национальное раскрепощение будет давать очень половинчатые результаты, целиком направленные против трудящихся масс».

В теории «перманентной революции» исчезает то, на что она, собственно, претендует,—раскрытие самой пер­манентности, то есть непрерывности революции как цепи следующих друг за другом этапов революционных пре­образований.[37] По Троцкому выходило, что пролетариат любой страны готов и может делать все сразу: свергать господство буржуазии, устанавливать диктатуру трудя­щихся, осуществлять социалистические преобразования, обеспечить победу революции в национальных границах и тут же одновременно перенести ее за пределы страны.

Идея непрерывности революции подменялась субъек­тивистской концепцией «комбинированного развития», которая не считается ни с социально-экономической и по­литической неравномерностью развития стран, ни с раз­личиями в темпах нарастания противоречий в разных пунктах мировой капиталистической системы. Поэтому фактически сбрасывается со счетов наличие слабых звеньев, в которых складываются наиболее благоприят­ные. условия для прорыва цепи империализма. Это с од­ной стороны. А с другой—произвольно смешиваются этапы революционных преобразований как до, так и пос­ле победы социалистической революции в конкретных странах, в данном случае в Советской России.

Троцкий руководствовался принципом: «Либо все, либо ничего». Следование этому принципу на практике обычно оборачивалось формулой: «Все на словах, и ни­чего на деле»..теория «перманентной революции» сбли­жалась с анархистской трактовкой революции как волюн­таристского акта «революционно действовавших лиц»

Пример Троцкого и троцкизма свидетельствует, что дело не в чьем-то «злом умысле», а в неверных оценках характера и содержания современной эпохи, новых усло­вии, в которых развивалось мировое революционное дви­жение и строительство социализма в СССР. Из этого вы­текает еще один исторический урок—идеи, верные в ус­ловиях данной эпохи, если их перенести в другое время, иные конкретно-исторические рамки, не произведя при этом их необходимой корректировки в соответствии с духом самих этих идей, способны обретать смысл прямо противоположный своему первоначальному содержанию. Такой корректировки ни Троцким, ни его сторонниками не делалось.

  В октябре—декабре 1923 г. в партии разверну­лась острейшая дискуссия, которая затрагивала ключе­вые вопросы хозяйственной политики РКП (б), развития демократии, внутрипартийной жизни. Как отмечалось в Отчетном докладе ЦК XIII съезду партии (докладчик Зиновьев), собрания «продолжались целыми ночами до утра... Партия была взбудоражена, как улей. Вся рабо­чая масса, входящая в нашу партию, прислушивалась к спорам.

Поводом к дискуссии послужили письма Троцкого в ЦК от 8 и 24 октября. В них нашли отражение основные положения позиции Троцкого и его сторонников по выше­названным вопросам.

25—27 октября на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК РКП (б), рассмотревшем вопрос «О внутрипартий­ном положении в связи с письмами Троцкого», он вынуж­ден был признать несвоевременность своего выступления.

6 декабря в «Правде» одновременно появились ста­тьи Троцкого и Сталина, в них они подвели итоги дискус­сии и достигли некоторого компромисса. 7 декабря была опубликована резолюция объединенного Пленума ЦК ч ЦКК, в основу которой легли принципиальные идеи и положения принятой еще Х съездом РКП (б) резолюции «О единстве партии». Казалось бы, стороны пришли к обоюдному согласию. Но не тут-то было.

Троцкий настоял на появлении 11 декабря в «Прав­де» своей статьи «Новый курс», в которой в некоррект­ной форме затронул проблему поколений в партии. В тот же день на собрании бюро ячеек и активных работников Московской организации Зиновьев выступил с критикой статьи Троцкого,[38] а 15 декабря в газете с антитроцкист­ской статьей «О дискуссии, о Рафаиле, о статьях Преоб­раженского и Сапронова и о письме Троцкого» выступил Сталин. Вновь развернулась борьба, в которую помимо партийного руководства втянулась и партийная масса.

В ходе дискуссии Троцкий и его сторонники оказались в меньшинстве. В принятой XIII партконференцией резо­люции «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном ук­лоне в партии» платформа троцкистов была осуждена.

В сентябре 1924 г., находясь на отдыхе в Кисловод­ске, Троцкий написал статью «Уроки Октября». Она да­ла толчок очередной, так называемой литературной дис­куссии в партии. В ней Троцкий вслед за проблемой по­колений в партии поднял вопрос о полу соглашательской тактике руководства РСДРП (б) (Каменев, Сталин) в феврале—марте 1917 г. (до приезда Ленина) и об «ок­тябрьском эпизоде» Зиновьева и Каменева.

На этот шаг Троцкий пошел вполне сознательно. Во-первых, стремился взять реванш за поражение в дискус­сии осенью 1923 г. Во-вторых, он сознавал, что его отти­рали от рычагов власти, поэтому и попытался восстано­вить утрачиваемые позиции.

И на этот раз сделать ему это не удалось. Дискуссия вылилась в жесточайшие споры о ленинском идейном нас­ледии, дооктябрьском прошлом Троцкого, его отступле­нии от ленинизма, принижении авангардной роли партии в революции и строительстве социализма. В этом проти­воборстве он не смог противопоставить серьезных контр­аргументов против выдвинутых обвинений своих против­ников.

В 1926—1927 гг. Троцкий уже объединился со своими вчерашними противниками, Зиновьевым и Каменевым, до этого возглавлявших организованную в середине 20-х годов «объединенную левую» оппозицию. Ее платформа, как справедливо отмечает Г. Водолазов, фактически представляла собой несколько модифицированную тео­рию «милитаристского социализма» Троцкого, в которой опять-таки ставились заведомо невыполнимые задачи, а главный упор вновь делался на необходимость «пришпо­рить» историю, используя все те же методы администра­тивно-командного давления на трудящиеся массы.[39]

Суть выступления «объединенной левой» оппозиции свелась к обвинению большинства ЦК ВКП(б) в прове­дении политики отставания развития промышленности от темпов развития народного хозяйства в целом. Наиболее откровенно об этом было заявлено в выступлении Троц­кого на апрельском (1926 г.) Пленуме ЦК партии. Троцкий не голосовал за резолюцию Политбюро по докладу Председателя Совнаркома А. И. Рыкова «О хозяйствен­ном положении и хозяйственной политике», посчитав предложенные в ней темпы развития промышленности недостаточными для преодоления возникшей диспропор­ции. Решение этой проблемы в соответствии с теорией «перманентной революции» Троцкий ставил целиком в. зависимость от международной ситуации, развития миро­вой революции. Страна, говорил он, исчерпала возмож­ности развития, опираясь на старую технику. Она нуж­дается в новой технике. Именно поэтому зависимость на­ша от капиталистической техники будет в ближайшие годы увеличиваться, а не убывать». Раз так, значит, партии и Советскому государству следует принять дей­ственные меры для того, чтобы темпы индустриализации постоянно увеличивались. За счет каких ресурсов?— спрашивал Троцкий. И отвечал: Мы находимся в перио­де первоначального социалистического накопления, что предполагает высшее напряжение сил и средств для ин­дустриализации. Как молодая буржуазия в соответству­ющий период первоначального накопления жилы из себя тянула, пуритански урезывая себя во всем, так и мы дол­жны действовать.

Партия и «левая» оппозиция по-разному понимали проблему темпа, саму сущность индустриализации. Это различие вытекало и было обусловлено подходом сто­рон к решению коренного противоречия в дискуссиях 1926—1927 гг. А именно—разным отношением к вопро­су о возможности построения социализма водной отдель­но взятой стране. Почему требуется теоретическое приз­нание построения социализма в одной стране?—спраши­вал Троцкий осенью 1926 г. на XV партконференции.— Откуда взялась эта перспектива? Почему до 1925 г. ни­кто этого вопроса не выдвигал.

Тезис об отрицании возможности построения социа­лизма в СССР в качестве центрального фигурировал в «заявлении 13-ти» и «платформе 83-х», представлен­ных на июльском (1926 г.) Пленуме ЦК, где произошло организационное оформление «объединенной .левой» оппозиции. Именно с курсом на построение социа­лизма в СССР оппозиция связывала источники всех бед

в развитии страны. Неправильная политика,—говори­лось в «платформе 83-х»,—ускоряет рост враждебных пролетарской диктатуре сил: кулака, нэпмана, бюро­крата.

Если партия под быстрыми темпами индустриализа­ции понимала такие максимальные темпы, которые обес­печивали бы неразрывный союз пролетариата с основной массой крестьянства, не отрывали индустриализацию страны от сельскохозяйственной базы и обеспечивали бо­лее быстрый рост тяжелой индустрии, подтягивая отста­ющие отрасли легкой промышленности, то оппозиция считала необходимым проведение политики, получившей название «сверх индустриализации». Ее составными эле­ментами объявлялись: усиление обложения налогами се­редняцкого крестьянства (в трактовке оппозиции это выг­лядело как снижение налогов па 50 процентов с бедня­ков); повышение цен на товары широкого потребления;

изъятие оборотных средств из кооперации.

Политика налогового нажима на середняка, высоких цен на промтовары не только не способствовала бы уп­рочению союза рабочего класса с трудящимся крестьян­ством, но и могла создать для него дополнительные труд­ности. Повышение цен на промтовары привело бы к автоматическому росту цен на продукты сельского хозяй­ства и понижению платежеспособности рубля. Наконец, изъятие значительной части оборотных средств из коопе­рации вело к усилению позиций частного капитала в тор­говле. Тем самым в лице «объединенной левой» оппозиции большинство Ц1< столкнулось с тем, что всегда было ха­рактерно для троцкизма: проповедью леворадикальных установок, которые" при их реализации вели к прямо про­тивоположным утверждавшимся в них целям—капиту­ляции перед капиталистическими элементами.

Естественно, нужно было принять незамедлительные меры против Троцкого и его сторонников. «В этих усло­виях необходимо было всенародно развенчать троц­кизм,—отмечалось М. С. Горбачевым,—обнажить его антисоциалистическую сущность».

С этой целью не раз приходилось проводить внутри­партийные дискуссии. Накануне XV съезда партии (1927 г.) газета «Правда» в «Дискуссионном листке» опубликовала тезисы ЦК по основным обсуждавшимся вопросам и контр тезисы оппозиции. В ходе обсуждения этих материалов за тезисы ЦК во всех партийных орга­низациях проголосовали 726 006 коммунистов, за контр тезисы оппозиции—4120 ч воздержалось 2676 человек.

Состоявшийся в январе 1925 г. Пленум ЦК ВКП (б) освободил Троцкого от должности председателя Ревво­енсовета Республики, назначив на этот пост М. В. Фрун­зе. На объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) в ок­тябре 1926 г. от имени Ленинградской парторганизации С. М. Киров предложил вывести Троцкого из состава По­литбюро. В октябре 1927 г. на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) Троцкий был исключен из состава ЦК ВКП (б), а 14 ноября за организацию демонстрации приверженцев оппозиции в 10-ю годовщину Октябрьской революции—из членов партии.

Значение поражения троцкизма в рядах ВКП (б) зак­лючалось не только в самцом факте исключения Троцкого и его сторонников. Партия, -рабочий класс прошли школу идейной закалки. Курс на строительство социализма по­лучил поддержку н признание трудящихся масс,

Но была и другая сторона медали, которая позволяет говорить о еще одном уроке борьбы против троцкизма в ВКП (б). В свое время Ленин, анализируя итоги преодо­ления в партии «рабочей оппозиции», настоятельно ука­зывал на необходимость отделить в ее платформе «здо­ровое от нездорового», то есть максимально учесть те по­зитивные элементы, которые присутствовали в критике ее лидерами деятельности большинства ЦК РКП (б) и могли способствовать оздоровлению ситуации, улучше­нию массово-политической работы в целом. В отноше­нии троцкистской оппозиции такого учета сделано не было.

Сказалось острое соперничество партийных руково­дителей за лидерство в партии. Особенно это было

свойственно взаимоотношениям Сталина с Троцким., Не зря в «Письме к съезду» Ленин указывал, что именно от их отношений во многом будет зависеть устойчивость не только ЦК, но и всей партии. Ни Сталин, ни Троцкий так и не смогли обуздать взаимные вождистские амбиции, преодолеть неприязнь друг к другу. Отсюда нежелание, а в ряде случаен и просто неспособность к поиску взаи­моприемлемых решений, стремление доказывать свою правоту не силой аргументов и фактов, а действуя по принципу «кто кого перекричит». В результате в дискус­сии вносились нервозность, ожесточенность и другие не­свойственные традициям большевистской партийности элементы. Деформировались ленинские принципы внут­рипартийной жизни, отмечались обоюдные нарушения ре­золюции Х съезда РКП (б) «О единстве партии».

В борьбе с Троцким—в нарушение Устава партии— в Политбюро и ЦК создавались компактные группы ко­торые, прежде чем вынести вопрос на обсуждение полно­мочного органа партии, принимали по нему решение в своем узком кругу. Так, в 1923—1925 гг. были созданы сперва «тройка» (Сталин, Зиновьев и Каменев), затем «семерка» (шесть членов Политбюро—Сталин, Каме­нев, Зиновьев, Рыков, Томский, Бухарин, то есть все, кро­ме Троцкого, и плюс еще председатель ЦКК ВКП(б) Куйбышев), представлявшие тайное Политбюро. Име­лись и кандидаты в такое Политбюро—Молотов, Кали­нин, Рудзутак, Дзержинский и другие.

Практика создания группировок продолжалась и в дальнейшем, в ходе борьбы с «объединенной левой» оп­позицией. В январе 1926 г. на Пленуме ЦК ВКП(б), ха­рактеризуя сложившуюся в Политбюро и ЦК атмосфе­ру, Троцкий говорил: «У меня глубочайшее убеждение, что в 9 случаях из 10, если бы выработка решения про­исходила действительно коллективным путем, то или другое замечание, которое хочешь сделать, не имело бы характера борьбы, оно являлось бы деловым замечани­ем; когда же вопрос уже предрешен большинством, то же самое замечание получает уже неизбежно другой ха­рактер. Я, разумеется, не стану повторять, что всякому назначению подчинюсь. Но я должен указать на вели­чайшие трудности, которые есть, а если они не будут уст­ранены в дальнейшем, то, разумеется, для работы поло­жение создается совершенно невозможное». Показательно, что ни один из участников этого заседания не

возразил Троцкому по существу.

С целью более тщательной подготовки к борьбе про­тив объединенной оппозиции большинство ЦК наруши­ло установленную при Ленине ежегодную очередность проведения партийных съездов. XV съезд собрался через два года после XIV. Причем после решения о его прове­дении партийные активы в Москве, Ленинграде, Ростове. Баку были собраны внезапно. К тому же—с использова­нием метода тщательного отбора только сторонников линии большинства ЦК, отчего многие представители «объединенной левой» оппозиции не попали на парт­активы.

Подобным же образом, когда представлялась возмож­ность, действовали и сами оппозиционеры. На конспира­тивных квартирах, в других местах они проводили неле­гальные собрания. «В разных концах Москвы и Ленингра­да происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 100 и 200 человек для того, чтобы выслушать одного из представителей оп­позиции,—вспоминал Троцкий.—В течение дня я посе­щал два-три, иногда четыре таких собрания». По словам Троцкого, в ходе предсъездовских дискуссий на таких собраниях только в Москве и Ленинграде побывало око­ло 20 тысяч человек. Причем правилом было недопуще­ние на собрания представителей ЦК и ЦКК ВКП(б).[40]

Такое недопустимое с обеих сторон ведение партий­ных дискуссий обусловило «глухоту» ее участников. Каж­дая сторона хотела слушать и понимать только «своих». Доводы и аргументы «чужих» попросту отвергались без всякой попытки разобраться в них по существу. Бот наи­более типичный пример одного из заседании Пленума ЦК ВКП(б) (август 1927 г.), позволяющий судить об ат­мосфере, в которой проходило обсуждение спорных проб­лем не только на этом Пленуме, но в целом на данном этапе внутрипартийной борьбы. Ее участники рассужда­ли широко, не стеснялись обращаться к историческим аналогиям, не раз возвращались назад, к уже решенным еще при Ленине вопросам. Так, например, Каменев, кри­тикуя резкость претензий большинства ЦК к «объединен­ной левой» оппозиции, ссылался на более взвешенный подход к оппозиционерам при Ленине, в частности к сто­ронникам «военной оппозиции». Их, заявил Каменев,

никто не считал пораженцами, хотя с ними и велась на­пряженная борьба.

Голощекин перебил Каменева: «Кто вам написал, что

вы читаете?»

Каменев: «А вы просто дурак».

Шкирятов: «Нельзя ли без таких выражении? По-ва­шему, все дураки, только вы умные».

Голощекин: «Это можно слышать только от глупого человека, который научился языку фашистов».

Каменев: «Вы меня, товарищи, послали к Муссолини»

и т. д.[41]

Или еще один образец «взаимной вежливости». На Пленуме с речью выступил Ворошилов. Он рассказывал о деятельности партийных ячеек в Красной Армии. При этом, возражая Каменеву по поводу «военной оппози­ции», сторонником которой он являлся на VIII съезде РКП (б), Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерном пристрастии к репрессиям против командного и рядового составов, в расстрелах, в том числе и членов партии. Троцкий не выдержал и, перебив Ворошилова, закричал:

«Вы же лжете совершенно сознательно, как бесчестный каналья, когда говорите, что я расстреливал коммуни­стов». Ворошилов: «Сами вы каналья и отъявленный враг нашей партии...»

Голос: «Призвать к порядку. Канальями называют». Другой голос: «Какие канальи здесь?» Ворошилов: «Лад­но, черт с ним». Троцкий: «Что же, меня будут обвинять, что я расстреливал коммунистов, а я буду молчать». Под­войский: «Вы расстреливали коммунистов. Я список расстрелянных представлю».[42]

Ясно, что в такой обстановке трудно было найти да­же подобие совместного решения. Это с неизбежностью вело к тому, что, даже когда оппозиция в общем-то пра­вильно ставила вопросы, в частности о недемократических методах руководства группы Сталина, росте вождистских начал в этом руководстве, засилье бюрократизма в партийных и государственных органах, она не нахо­дила отклика — не говоря уже о поддержке —у большин­ства ЦК и партии в целом. Критика лидерами оппозиции группы Сталина, как правило, воспринималась сугубо как стремление оппозиционеров вернуть утрачиваемые позиции.

12 февраля 1929. г. Троцкий направил президен­ту Турецкой Республики заявление: «Милостивый госу­дарь. У ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по, своему выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию».[43]

Троцкий действительно оказался на берегах Босфора не по своему желанию.

Еще в начале 1928 г. он оказывается в политической ссылке в Алма-Ате, где продолжает вести оппозицион­ную деятельность. Только за апрель—ноябрь 1928 г. им было получено около тысячи писем и 700 телеграмм. В ответ он отправил своим сторонникам 800 писем и 500 телеграмм.

На фоне массового отхода от оппозиции ее бывших приверженцев—с XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.) по 1 июня 1928 г. отошло 4350 человек[44], из них после XV съезда—3098 человек,—упорство Троцкого приве­ло к результатам прямо противоположным тем, которых он добивался: не к оздоровлению внутрипартийного ре­жима, а к еще большему его ужесточению.

В декабре 1928 г. в Алма-Ату был направлен специ­альный уполномоченный ОГПУ, который вручил Троц­кому ультиматум. В нем содержалось требование прек­ратить руководство «левой»-оппозицией. Троцкий катего­рически отказался его выполнить. В ответ на это 18 ян­варя 1929 г. коллегия ОГПУ приняла .решение выслать Троцкого за пределы СССР. В 1932 г. Верховный Совет СССР лишил его и тех членов его семьи, которые выеха­ли с ним, советского гражданства Началась новая полоса в жизни и деятельности Троцкого—его третья по­литическая эмиграция.

До 1933 г. Троцкий жил на Принцевых островах, близ Стамбула,; пока его сторонникам во Франции не удалось добиться разрешения на его въезд в эту страну, где он поселился. Летом 1935 г. Троцкий перебрался в Норвегию, где находился до января 1937) г. 0тсюда он, при посредничестве известного художника Диего Рнверы получив приглашение президента Мексики Карденаса.

перебрался в Новый Свет. Здесь он обосновался в одном

из районов Мехико—Койоакане, где и оставался до последнего дня своей жизни—21 августа 1940 г.

В эмиграции деятельность Троцкого свелась к созда­нию организации, которая должна была притянуть к се­бе всех, кто стоял «левее» коммунистических партии и Коминтерна. Из Стамбула Троцкий разослал во многие страны письма, в которых призывал единомышленников не падать духом, а попытаться изыскать новые формы работы, среди которых главная—создание «интернаци­оналистской левой оппозиции». «Мы идем навстречу столь трудным временам, что каждый единомышленник должен быть нам дорог. Было бы непростительной ошиб­кой оттолкнуть единомышленника, тем более группу еди­номышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой или преувеличением разногласий»[45],—писал Троцкий в первом номере созданного им «Бюллетеня оппозиции».

В начале 30-х годов, общаясь с самыми разными по своим политическим и идейным убеждениям, роду заня­тий, социальному происхождению и положению людьми, Троцкий отдает предпочтение тем из них, кто в той или иной форме засвидетельствовал ему свою личную пре­данность. Среди них такие, с кем он еще в годы первой мировой войны разделял центристские, каутскианские позиции, например голландка Г. Роланд-Холст и фран­цузский анархо-синдикалист А. Росмер. Среди них оказа­лись выходцы из состоятельных семей, представители средней буржуазии, вроде француза М. Паза. Но особым расположением Троцкого пользовались мелкобуржуаз­ные интеллигенты. П. Франк, П. Навнль, А. Розенталь и другие. Эта молодежь, вступив на путь политической борьбы, испытывала одновременно тягу к.«левой» фразе и желание участвовать в работе Французской коммуни­стической партии.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5