Мораль помощи и взаимопомощи в дохристианский период Руси

инфатицид (узаконенное убийство ребенка) — довольно характерное явление на

ранних этапах развития общественных отношений (известен как в западной, так

и отечественной истории), существовал не только в отношении детей, но и

стариков (ранние страницы славянской истории).

«Отправление на тот свет» дряхлых и больных стариков имело различные формы:

зимой их вывозили на санях и, привязав к лубку, спускали в глубокий овраг;

отвозили в мороз в поле или степь, где и бросали; опускали в пустую яму;

сажали на печь в пустой хате; везли куда-нибудь и добивали в огородах

довбней; увозили в дремучий лес и там оставляли под деревом; топили.

Однако когда происходит социовозрастное деление в общинной жизни и к

представлению «старый — молодой» добавляется «старший, мудрый, младший»,

«главный — неглавный», формируются ритуалы поминовения предков («Масленые

деды», «Радоничные деды», «Троицкие деды»), то ритуал отправления «на тот

свет» сменяется культом «мудрой старости», уровень инфатицида «старцев»

снижается (детский инфатицид сохраняется вплоть до XVIII в.).

Формы поддержки стариков были различны. Исследование этнологческого

материала показало, что там, где по какой-либо причине на помощь не

приходила семья, заботу о стариках брала на себя община. Одним из вариантов

поддержки стариков был специальный отвод им земель по решению общества,

«косячка», который давал возможность заготовки сена. В том же случае, когда

старики окончательно «впадали в дряхлость», они призревались общиной.

Старика определяли на постой к кому-нибудь на несколько суток, где тот

получал ночлег и пропитание, затем он «менял» своих кормильцев. Такой вид

помощи стал своеобразной общественной повинностью. Возможно, в древности

формы поддержки были иными, но их видоизмененная архаическая форма

сохранилась до конца XIX столетия.

До принятия христианства на Руси существовали и другие «закрытые» формы

помощи, но все они связаны с «институтом старцев». К примеру, вариантом

ухода на «тот свет» был добровольный уход из общины. Пожилые люди, которые

не могли участвовать в трудовой деятельности, селились недалеко от общины,

на погостах, строили себе кельи и жили за счет подаяния. Подобная форма

милости существовала, по данным исследователей,- вплоть до XVI в., о чем мы

находим свидетельства в новгородских писцовых книгах, хотя к этому времени

«нище-питательство» осуществлялось церковью и приходом.

Как уже отмечалось, старики и дети относились к одной социовозрастной

группе. Типология «старых» и «малых» в некоторых случаях определялась по

признаку «сиротства» (явление, когда субъект оставался без попечения

близких родственников). В словаре В. Даля сиротство трактуется более

широко, чем принято ныне. Сирота — это беспомощный, одинокий, бедный,

бесприютный, а также субъект, не имеющий ни отца, ни матери. Понятие

«сиротство» не идентифицировали только с институтом детства, оно имело

иные, антропоморфные, смыслы и распространялось на другие виды проблем,

такие, как хозяйство, деятельность, статус, социальная роль (что достаточно

полно отражают народные пословицы и поговорки: «Сиротинушка наш дедушка, ни

отца, ни матери!», «Без коня казак кругом сирота!», «За ремеслом ходить

землю сиротить» и т. д.). Совпадение характеристик, определяющих положение

«старых и малых », тем не менее не дает основания говорить об адекватных

формах помощи и поддержки, хотя близость здесь все же имеется. Видимо,

самые ранние формы «института детского сиротства» связаны с формами

домашнего рабства, которое вырастало из широчайшим образом

распространенного обычая, по которому захваченные в плен взрослые мужчины

умерщвлялись, а женщины и дети адаптировались племенем победителей и

входили в одну из его семей. Это являлось своеобразным институтом защиты и

сохранения жизни ребенку.

Можно предположить, что общность постепенно формировала и другие институты

поддержки сирот в Пределах своего родового, общинного пространства.

Первоначально, наверное, это были чисто экономические мотивы, но они

возникали в системных связях реципрокных отношений. Так, еще на стадии

первобытной коммуны возникли связи между членами разных общин — дарообмен.

Дар представлял собой переход вещей из собственности одного субъекта в

собственность другого и обязательно предполагал отдар. Такая экономическая

система дара и отдара хорошо просматривается в мотивах усыновления внутри

родовой общины и появления института «приймачества» у южных славян.

«Приймать» в семью сироту, как правило, могли люди пожилые, когда им

становилось уже трудно справляться с хозяйством, или когда они не имели

наследников. Принятый в семью должен был вести хозяйство, почитать своих

новых родителей, а также обязан их похоронить. Здесь налицо принцип — «я —

тебе, а ты — мне», или «дар - отдар».

Другая форма поддержки сироты — общинная, мирская помощь. Она по своему

характеру совпадала с помощью «немощным старикам», когда ребенок переходил

из дома в дом на кормление. Сироте могли также назначать «общественных»

родителей, которые брали его на свой прокорм. Однако, если сирота имел

хозяйство, община противодействовала усыновлению. Такие сироты назывались

«выхованцами», «годованцами».

Начинаются складываться новые подходы к поддержке вдов. Они, как и старики

и сироты, считались социально ущербными субъектами в родовой общине. Можно

предположить, что оформление института вдов и его дальнейшая поддержка —

явление исторически обусловленное, этапное в языческом мире. Думается, на

ранних этапах российской истории института вдов просто не существовало,

поскольку в соответствии с языческой идеологией жена была обязана следовать

за своим супругом, т. е. ее после смерти мужа вместе с культовыми

предметами, утварью хоронили или сжигали на костре. Свидетельства сожжения

жены вместе с умершим мужем у славян-язычников предоставляет Майницкий,

архиепископ Св. Бонифаций (ум. в 755 г.). Восточные путешественники ал-

Массуди и Димешки тоже наблюдали подобный обычай у языческих славянских

племен.

Появление института вдов у восточных славян происходит незадолго до

принятия христианства. Не случайно, что «вдовицы» как особые субъекты

выделяются в первых русских законодательных актах, к ним требуют особого

внимания, в духовных наставлениях завещают им помогать и «оберегать» их.

Можно предположить, что первая форма помощи институту вдов развивалась во

все той же парадигме дара — отдара в системе сакральных отношений. Как

«чистые», находясь близко к миру смерти, вдовы обмывали и обряжали умерших.

Это — древний вид языческой магии, в качестве же отдара они получали вещи

покойного. Если верить Ахмеду Ибн Фадлану, то, согласно славянским обычаям,

при погребениях, которые он сам наблюдал, имущество богатого человека

разделялось на три части: «треть дают семье, за треть кроят ему одежду, и

за треть покупают горячий напиток...» Учитывая, что соборование покойника

было делом вдов, возможно, именно они и получали одну треть. Сельская

община предоставляла им землю, на них распространялись такие же «льготы»

мирского призрения, как и на стариков.

Не менее древний обычай — хождение за «навалным» (встречалась в прошлом

веке на юге Украины). Он состоял в том, что нуждающейся женщине оказывали

помощь продуктами, обычно осенью, после уборки урожая. При этом соблюдался

своеобразный ритуал. Он включал в себя особым образом организованный приход

в дом, которому будет оказана помощь: иносказательно приглашали в гости, а

затем, когда «гости» приходили и приносили определенное количество запасов,

предлагали им выпить и закусить.

Таким образом, мы видим, что уже на стадии родовой общины зарождаются

механизмы поддержки тех субъектов общности, которые в силу разных

обстоятельств не могут быть равно правными участниками ее

жизнедеятельности. Однако параллельно с практикой индивидуальной помощи,

возникают формы взаимоподдержки. Они связаны не с индивидуальными формами

защиты, ас коллективными, когда поддержка оказывается семье, соседской

общине, целому роду.

В основе хозяйственных форм помощи и взаимопомощи лежит «всякая

взаимовыручка, в более узком, экономическом смысле — форма обмена,

зародившаяся в первобытной общине с появлением в ней распределения по труду

и личной собственности». Именно эти отношения Б. Малиновский обозначил

понятием «реципрокация»,, когда материальные блага и услуги находятся в

постоянной циркуляции между субъектами на основе их взаимных обязательств.

Ранние формы помощи и взаимопомощи первоначально носили ритуальный характер

и до XIX столетия сохранялись в виде народных праздников. Исследователи,

анализируя древнейшие земледельческие славянские праздники, связывают их с

четырьмя временами года, каждому из которых соответствовали свои «братчины,

ссыпчины, холки, посиделки, беседы, Николыцины» (как правило, эти праздники

связывали с ритуальным персонажем Ярил ой, который олицетворял плодородие,

прибыток, урожай).

Если проанализировать различные формы крестьянских « помочей», то при всем

их многообразии просматривается определенный сценарий, в котором сохранены

остатки магических аграрных культов. Он состоит из следующих

элементов:ритуальный договор (его обязательным элементом является «хлеб —

соль и магарыч»), совместная трудовая деятельность в договоренные сроки и

по завершению работ совместные трапеза, игры, танцы, катания. В народе

«помочи» рассматривались как трудовой праздник, в котором принимало участие

все сельское население независимо от социальной принадлежности се-лянина._

- Среди различных видов «помочей» как специфической формы групповой

поддержки выделяются обязательные внесезонные и сезонные. К первым

относятся такие виды поддержки, которые обусловлены экстремальными

ситуациями, например пожарами, наводнениями или массовым падежом скота (в

последнем случае часть приплода отдавали пострадавшим безвозмездно). Особой

формой поддержки считались «наряды миром», когда в семье «работные люди

больны» и необходима помощь в деле управления хозяйством (растапливание

печи, кормление домашнего скота, уход за детьми). К этой группе поддержки

можно отнести и обязательные «помочи» при постройке дома, мельницы (когда,

как правило, за угощение осуществляли весь необходимый комплекс работ). К

этим же видам «помочей» можно отнести сиротские и вдовьи «помочи» (когда

данная группа снабжалась за счет общества хлебом, дровами, лучинами).

Ритуализированные формы поддержки с древними сакральными обрядами были

широко распространены в практике крестьянского быта и в XIX в.

Разновидностью архаической модели помощи являются толоки. В разных

местностях они имели различную направленность. С одной стороны, они

представляли форму совместной деятельности, с другой — форму помощи бедным

крестьянам. Толоки включали в себя не только совместную обработку земли, но

и различные виды перевозок сена, хлеба, навоза. Довольно своеобразна и

форма складчины. Под этим явлением понимается не только совместное

кормление, но и совместная заготовка корма для скота. Особым видом толок

былиркенские толоки для «мятья льна». Такая форма взаимовыручки носила

чисто экономический характер, поскольку давала возможность не топить овин

несколько раз в одном доме.

Еще один вид хозяйственной помощи — совместное использование рабочего

скота. На юге России он назывался «супряга», когда обработка земли

осуществлялась «наемными волами». Этот вид помощи предусматривал

взаимообмен услугами, при котором предоставляющий помощь в конечном итоге

сам выступал в качестве «нанимателя на работу».

Таким образом, в древнейший период славянской истории складываются основные

праформы помощи и взаимопомощи. На этой стадии реципрокные и

редистрибутивные отношения получают свое общественное признание,

формируется древнейшая практика поддержки на основе сакральных смыслов,

аграрно-магических культов, общинных норм поведения и ценностей, происходит

оформление групповых форм помощи по отношению к таким основным субъектам,

как старики, вдовы, дети.

В этот же период возникает явление «помогающего» субъекта. Динамика его

развития предполагает ряд стадий от «оберега» к «волхву» как носителю

различных групповых смыслов и этических принципов защиты нуждающихся, а

также совокупности определенных способов поддержки отдельных субъектов и

группы в целом в разных экстремальных жизненных ситуациях.

Модели взаимопомощи носят не только внутриродовой характер, происходит

расширение помогающего пространства, что позволяет вырабатывать принципы

«соседской» взаимовыручки, архаические праформы которых дошли до XIX в. в

виде совместных празднований, уборки урожая и т.п.

Нельзя не сказать и о том, что, возможно, именно на этой стадии оформляется

закон «эквивалента», выражающийся в формуле «я — тебе, а ты — мне». В

дальнейшем данный закон будет иметь различную интерпретацию в зависимости

от того, как понимается и что понимается в этих дихотомических

противопоставлениях, в зависимости от паттерна помогающего субъекта

изменится идеологема помощи, что в конечном итоге повлияет и на формы

поддержки.

Можно сказать, что философия жизни языческой общности вызывала к жизни

определенные формы поддержки и защиты. Реципрокные и редистрибутивные

социальные связи, поддерживающие сохранение единого пространства

жизнедеятельности, важного для всех ее членов, сформировали особый нерв

социогенома, а его архетипические формы существования, сложившиеся за

многие столетия, стали основой для христианской модели помощи и поддержки

нуждающимся. По мнению профессора Е. Аничкова, «... христианство на Руси

уложилось в уже готовые формы дружинного быта, приспособилось к нему, влило

в него новый смысл, привлекло дальше к знакомой из греческой канонической

литературы государственности».

* Истоки традиций помощи и взаимопомощи у древних славян

Формы помощи в славянских общинах складывались под влиянием языческого

мифологического сознания древнейших славян, сохранения общинной системы

землевладения, пережитков в семейно-бытовой сфере и т. д.

Выделяются следующие основные формы защиты и поддержки в древнейших

славянских обществах:

> культовые формы поддержки с различными сакраль

ными атрибутами;

> общественно-родовые формы помощи и защиты в

рамках рода, семьи, населения;

> хозяйственные формы помощи и взаимопомощи.

В качестве примера культовых форм поддержки приведем пример поклонения

древних славян кругу (колесу). Он означал прежде всего оберега от злых

духов, был символом определенной целостности, стабильности и

основательности2.

Человек как бы не ощущал себя обособленным существом, он был неким

единством, заключавшим в себе космическое пространство, одновременно

являясь его продолжением. В то же время он не противопоставлял себя

космосу, природе, а включал себя, растворялся в них, становясь таким же

целым как и они.

Эта "целостность-принадлежность" достигалась общинным существованием,

обрядовой и трудовой деятельностью, которые органично вплетались в контекст

природы и кос-

моса

Существенной особенностью являлось и то, что древние славяне связывали

помощь с различными мифами, например, с оберегами. Они наделяли сакральными

свойствами различные предметы и растения (предметы костюма, домашней

утвари, березу, дуб, осину). Проводили родовые обряды почитания предков,

обожествляя их. По представлениям древних, человек переселялся в другой

мир, оставляя за собой свои привязанности, привычки, потребности. Поэтому

не случайно рядом с умершими в могилу клали необходимые предметы быта,

утварь и даже животных. В честь умерших устраивались тризны, погребальные

состязания, игрища, трапезы. Считалось, что покойник невидимо присутствует

и принимает участие во всеобщем действии.

Особое место в сакрализации процесса помощи отводилось культу героя.

Показательны в этом отношении княжеские пиры, на которые собирались

дружинники. В княжеских пирах "среди медопития складывались высокие

христианские добродетели: милость, нищелюбие и страннолюбие".

Легенды и сказания славян о княжеских пирах свидетельствуют о том, что

непременными участниками трапезы были калеки-перехожие, нищие странники,

получавшие богатую милостыню.

Среди общинно-родовых форм помощи и поддержки особое место отводилось

круговой поруке — "верви". Вервь был не только формой гражданского права,

но и системой взаимоподдержки общинников друг друга. Тем самым уже в этот

период времени закладывалась традиция заботы о слабых, менее защищенных.

Так, в этнографических материалах мы находим примеры поддержки стариков.

Если семья не помогала пожилому человеку, то заботу о стариках брала на

себя община. Для них отводился по специальному решению общества отрезок

земли, где они работали. Если же пожилые люди окончательно "впадали в

дряхлость", они призревались общиной.

Старика определяли на постой (питание, проживание) на несколько дней, затем

он "менял" своих кормильцев. Такой вид помощи стал своеобразной

общественной повинностью.

Не менее интересные подходы к поддержке сложились в отношении детей-сирот.

Проводилось усыновление детей внутри родовой общины, так называемое

"приймачество". "Приймать" в семью сироту", как правило, могли люди

позднего возраста, когда им становилось трудно справляться с хозяйством или

когда у них не было наследников. Принятый в семью должен был почитать своих

новых родителей, вести хозяйство и т. д.

Другой формой поддержки сироты была общинная, мирская помощь. Она по своему

характеру совпадала с помощью "немощным старикам", когда ребенок переходил

из дома в дом на кормление.

Сироте могли назначать "общественных" родителей, которые брали их на свой

прокорм. Но если сирота имел хозяйство, община противодействовала

усыновлению. Такие сироты назывались "выхованцами", "годованцами".

Зарождаются и формы помощи вдовам. Нуждающимся вдовам оказывали помощь

продуктами, это происходило, как правило, после уборки урожая. Сельская

община предоставляла им также землю, на них распространялись такие формы

мирского призрения, как и на стариков.

В основе хозяйственной взаимопомощи и взаимоподдержки лежала всевозможная

взаимовыручка. Так называемые "помочи" оказывались людям в самых различных

ситуациях: при пожаре, наводнении, других экстремальных ситуациях. Особой

формой поддержки были "наряды миром", они проводились в семье, если

взрослые ее члены были больны. Соседи приходили, чтобы растопить печь,

накормить скот, ухаживать за детьми. Обязательными "помочи" были при

постройке дома, уборке урожая. При коллективных помочах происходило

разделение труда, где различные виды работ выполняли различные группы.

Мужики, например, пахали, женщины боронили, старики сеяли.

Одной из активных форм помощи были толоки. Они включали в себя не только

совместную обработку земли, но и различные виды перевозок: сена, урожая

зерна. Своеобразной была и форма складчины. То есть несколько семей

объединялись, чтобы совместно заготавливать корма для скота. Совместно

использовался и рабочий скот, когда обработка земли осуществлялась наемными

"волами".

Таким образом, в древнейший период славянской истории зарождаются

интересные формы помощи и поддержки. Они носят не только внутриродовой

характер, но и выходят за ее пределы, становятся основой для христианской

модели помощи и поддержки нуждающимся.

* Особенности этикета, нравственности, моральных принципов И быта народов

языческой Руси

В продолжение VII и VIII вв., во время аварского владычества по обеим

сторонам Карпат, восточной и западной, восточная ветвь славян, занимавшая

северо-восточные склоны этого хребта, мало-помалу отливала на восток и

северо-восток. Он сопровождался для восточных славян разнообразными

последствиями. Из этих следствий и слагался тот быт восточных славян,

который мы наблюдаем, читая рассказ Начальной летописи о Русской земле

IX—XI вв. Остановимся прежде всего на последствиях, связанных с бытом,

нравственностью и моральными принципами, какими сопровождалось расселение

восточных славян.

СЛЕДЫ РОДОВОГО БЫТА.

На Карпатах эти славяне, по-видимому, жили еще первобытными родовыми

союзами. Черты такого быта мелькают в неясных и скудных византийских

известиях о славянах VI и начала VII в. По этим известиям славяне

управлялись многочисленными царьками и филархами, т. е. племенными

князьками и родовыми старейшинами, и имели обычай собираться на совещания

об общих делах. По-видимому, речь идет о родовых сходах и племенных вечах.

В то же время византийские известия указывают на недостаток согласия, на

частые усобицы между славянами — обычный признак жизни мелкими разобщенными

родами. Если что можно извлечь из этих указаний, то разве одно

предположение, что уже в VI в. мелкие славянские роды начинали смыкаться в

более крупные союзы, колена или племена, хотя родовая обособленность еще

преобладала.

Смутное предание донесло из того времени имя лишь одного восточного

славянского племени — дулебов, стоявшего во главе целого военного союза.

Трудно представить себе, как среди господствовавшей родовой и племенной

розни составлялся и действовал этот союз. Его можно привести в связь с

продолжительными набегами карпатских славян на Восточную империю. По своим

целям и составу он представлял ассоциацию, столь непохожую на родовые и

племенные союзы, что мог действовать рядом с ними, не трогая прямо их

основ. Это были ополчения боевых людей, выделявшихся из разных родов и

племен на время похода, по окончании которого уцелевшие товарищи

расходились, возвращаясь в среду своих родичей, под действие привычных

отношений. Подобным образом и впоследствии племена восточных славян

участвовали в походах киевских князей на греков. С нашествием аваров, когда

прекратились славянские набеги на империю и началось расселение славян,

этот союз должен был сам собою распасться.

ВЛИЯНИЕ РАССЕЛЕНИЯ НА РОДОВОЙ БЫТ.

По-видимому, в эпоху расселения родовой союз оставался господствующей

формой быта у восточных славян. По крайней мере, Повесть временных лет

только эту форму изображает с некоторой отчетливостью: «живяху кождо с

своим родом и на своих местех, владеюще кождо родом своим». Это значит, что

родственники жили особыми поселками, не вперемежку с чужеродцами. Но это

едва ли были первобытные цельные родовые союзы: ход расселения должен был

разбивать такое общежитие.

Родовой союз держится крепко, пока родичи живут вместе плотными

кучами; но колонизация и свойства края, куда она направлялась, разрушали

Страницы: 1, 2, 3, 4