Реферат: Исторические взгляды Н.В. Шелгунова

         Естественно, монголо-татары положительной роли в истории России никогда не играли, но если следовать рассуждениям Шелгунова, то его вывод вполне логичен. Справедливости ради отметим, что Николай Васильевич, пожалуй, больше других революционеров-демократов уделил внимание героической борьбе русского народа против монгольских завоевателей, описав например, яркую картину защиты Козельска его жителями.²

         Образовавшееся централизованное государство Шелгунов считает слабым и причину видит в том, что оно слагалось путем постоянных внутренних и внешних войн, которые нарушали нормальное экономическое развитие страны. Но, главное, отношение между народом и властью определялось в Московском государстве не разумными правовыми принципами, а «чувством страха, благоговейного почтения и безграничной покорности».³ Таково, например, говорит Шелгунов, было отношение к Ивану IV, который свою власть рассматривал не как юридическое право, а как божий дар.

         Если европейские правоведы, по мнению историка, определяли государственную политику и в этой связи назывались первыми мыслителями в Западной Европе, даже «главными решителями» ее исторических судеб, то наши приказные дьяки и подьячие в силу своих слабых знаний в его глазах – просто

1. Шелгунов Н.В. Соч. Т.1. СПб., 1895. с. 204.

2. Там же с. 224.

3. Там же с. 291.

слепое орудие власти, порой чуждой интересам и самой России. Таким образом, Шелгунов снова намекает на отсутствие идей римского права, которые достались по наследству не нам, а Западной Европе. Вот поэтому российская власть не смогла обеспечить прочные государственные основы и общественный порядок, что и породило в конце концов ее кризис, начало «смутного» времени в конце ХVI – начале ХVII вв.

         Из вышеприведенного становится ясно, какую роль для Европы сыграли новые основы государственности и почему она оказалась в своем развитии впереди России.

         Как же складывались наши отношения с европейцами, когда началось «тяготение к Западу» и что оно принесло русским? Эти вопросы весьма волновали его, так как по сравнению с Западной Европой мы всегда были слабы, считает Шелгунов, потому что не придавали значения европейской науке и идеям, полагали их даже вредными для российских нравов.

         Связь с Западом «как будто хотела установиться» - заключались торговые договоры с болгарами и византийцами, совершались династические браки.¹ Но вскоре, пишет исследователь, наши внутренние проблемы (усобицы, борьба с кочевниками, монгольское нашествие) перевесили внешние и мы стали удаляться от тесных отношений с европейскими государствами, пока совсем от них не заперлись. Важную роль в этом, считает он, сыграло византийское влияние, суть которого свелась после начала крещения Руси все к более нетерпимому отношению к иноверцам. Действительно, наконец ХI – первая треть ХII века – это время большого напряжения сил всей Руси, вызванного как внутренними неурядицами, так и внешним натиском и его преодолением. В таких условиях сохранить контакты со своими европейскими соседями действительно было трудно, но роль Византии здесь автор преувеличивает, - сама христианизация Руси шла мучительно и долго.

1. Шелгунов Н.В. Соч. Т.1. СПб., 1895. с. 248.

         После падения монголо-татарского ига Русь начинает поворачиваться вновь к Западу и вот тут выясняется наша слабость, отсталость, но, замечает Шелгунов, «… не количественная, а качественная».¹ Если говорить о развитии научной и философской мысли России, то, по его словам, возможности для этого были менее благоприятны, чем в Европе, где сказалось влияние римской цивилизации. Шелгунов совершенно справедливо замечает, что западная философия оказалась преемницей философской мысли античного мира. Для доказательства своей точки зрения он приводит следующие данные: в Х в. в европейских городах уже преподавали философию, математику, ХII в. славился школами в Реймсе, Суассоне, Париже, Кельне; в ХVI в. появились Коперник и Бруно, позже Кеплер и Ньютон.  Наши же научные сведения были не богаты и единственно грамотными людьми являлись летописцы. Чем же объясняет такое положение дел Н.В.Шелгунов? Он считает, что доступ знаний в начале исторической жизни народа зависит от «соседства», то есть играет большую роль уровень развития окружающих народ государств. Северные и восточные соседи славянам дать ничего не могли, потому что стояли по своему развитию ниже славян, а от западных соседей мы отгородились сами. Получается, что Россия сама виновата в своих бедах, но заметим, для этого были объективные причины. Шелгунов говорит все же о том, что время насилия и невежества было везде, но то, что у нас наблюдалось в конце ХVII столетия «Европа видела у себя в Х, ХI столетиях…»²

         Чем же привлекал русских людей Запад? Запад, считает историк, всегда казался нам чем-то особенным. Основные сведения черпались из рассказов и описаний путешественников, побывавших в Европе, но в этих рассказах правда зачастую переплеталась с вымыслом. В целом интерес к Европе был пока интересом частным и характера государственной политики не приобрел.

1.   Шелгунов Н.В. Соч. Т.1. СПб., 1895. с. 247.

2.   Шелгунов Н.В. Соч. Т.1. СПб, 1895. с. 191.

Интересно, что главной помехой на этом пути Шелгунов считает, самих московских царей, державшихся за старину. Что касается остального населения,

то народу  терять было нечего, бедность существовала, как в России, так и в Европе. Служилых людей вполне устраивало существующее положение, а вот боярству западные заимствования, как раз не помешали бы. Итак, главным тормозом на пути сближения с Европой, Шелгунов считает боярство и царей. Правда он высоко оценивает роль в этом деле Ивана III, который активно выписывал иноземных лекарей, часовщиков, суконных мастеров и техников, (например, Аристотель Фиораванти, построивший Успенский собор в Кремле), и главное, заключил династический брак с Софьей Палеолог. Именно при Иване III появился австриец, путешественник Николай Поппель, ставший в 1487 году императорским послом в Москве. Этого человека исследователь называет Клумбом, говоря о том, что, для «открытия» России потребовался специальный человек. При Иване IV, пишет он, появились иностранцы – специалисты военного дела, закупалось оружие в Голландии. Заимствовалось то, считает автор, что усиливало лишь внешний блеск и военную силу нашего государства, а полезные знания и идеи, к сожалению, по-прежнему отвергались.

         Итак, Н.В.Шелгунов высоко оценивает знакомство с европейским опытом через главу государства.

         Царствование Бориса Годунова привлекало внимание Н.В.Шелгунова не только в связи с вопросом развития самодержавной власти. Он отмечал, что Ивану IV удалось добиться единодержавия, создать целостный политический организм, однако эта целостность была во многом «внешней», могущество самодержавного государства было велико, но основания его были шатки. Самодержавию предстояла почти вековая борьба с боярством, стремившимся возродить свои позиции. После смерти Ивана Грозного бояре и князья, уцелевшие от опричнины, развязали олигархическую интригу, приготовившую смутное время. Боярско-княжеская оппозиция не гнушалась ничем, ни заговором, ни откровенным обманом народа. Наиболее изворотливым и хитрым из всех членов регентского совета при Федоре Иоанновиче оказался Борис Годунов. В борьбе со своими личными противниками он стал искать опоры для своих замыслов в духовенстве и многочисленном классе служилом. Именно благодаря им Годунову удалось захватить власть после смерти Федора, при этом «изрядный правитель» довольно умело изображал себя невинной жертвой народной воли, будто бы избравшей его на престол. Он «со свойственной ему изворотливостью» старался блистать милостями, льготами, правосудием, набожностью – одним словом, всем, чем можно было привлечь себе сердца народа, ни один из предшественников Бориса на русском престоле не хлопотал так о любви и расположении к себе всех классов народа, как Борис. Причиной тому было его недостаточно прочное положение. Хотя на земском соборе 1598 года Борис Годунов и «отстоял свою власть от ограничения, которого требовали бояре», боярская оппозиция самодержавной властью не была окончательно побеждена. Остальные бояре использовали появление Лжедмитрия I в борьбе против Годунова, затем сам Лжедмитрий стал не нужным боярам. Шуйские свергают и убивают Лжедмитрия, выбирают Василия Шуйского, и те самым,  вторично обманывают простой народ  избранием царя посредством земского собора. Шелгунов отмечал, что Шуйский был «полнейшим олицетворителем всех свойств старого русского быта, пропитанного азиатским застоем». В отличие от Годунова, который «очень хорошо сознавал свою непопулярность и должен был создавать себе искусственную опору в среде духовенства, среди служилых людей», Василий Шуйский не приобрел популярности ни в боярских, ни в дворянских кругах, тем более он был ненавистен народу. Этого человека ненавидел народ, ненавидел также, как ненавидел Бориса Годунова. Антинародная и крепостническая политика Годунова и Шуйского была очевидна и совершенно ясна. И тот, и другой осуществляли крепостное порабощение народа, разница заключалась лишь в социальной опоре Годунова и Шуйского. Первый опирался в своих

действиях на служилое дворянство, второй отстаивал интересы малочисленной

аристократической верхушки крепостников, внутри которой, также шла борьба за

преобладание и главенство одних над другими, именно поэтому Василий  Шуйский и не имел достаточной поддержки в своей среде. Внутри-сословная борьба значительно ослабляла «партию бояр», и все же вплоть до вступления на престол Петра I, бояре имели огромное влияние на управление государством.

         Во второй половине ХVII в. началось перерастание самодержавной власти в неограниченную монархию. Одним из проявлений этого процесса было прекращение созывов земских соборов. Несмотря на стремление официальной и либеральной историографии представить земские соборы в качестве народных законодательных учреждений, демократы – шестидесятники вскрыли сословно – представительный характер земских соборов и их совещательную роль при самодержавной власти.

         Наиболее глубокую оценку роли земских соборов дал Н.В.Шелгунов в статье «Русское слово», написанной в 1862 году, но запрещенной цензурой, публицист разоблачил представления славянофилов о земских соборах, как органах, выражавших свободную волю. В статье «Еще о просветительной неумелости», опубликованной в № 8 журнала «Дело» за 1876 год, он опроверг более изощренную концепцию государственников о земских соборах ХVII в. как первой ступени органов государственного управления. Исследователь подверг обстоятельной критике книгу В.П.Сергеевича, о том, что первый земский собор 1566 года был созван Иваном Грозным «из царственных побуждений», Н.В.Шелгунов считал «мягко говоря», «несерьезным». Обращаясь к Сергеевичу он писал «…Вне царской воли собор не значил ничего…Видеть в соборах, что-нибудь другое, кроме послушного орудия власти, которое должно было служить исключительно ей, будет едва ли верно»¹.

         Исследователь указывал, что «причины, вызвавшие собрания выборных, были везде одинаковы»: первые земские соборы в России, так же, как собрание

1. Языков Н./ Шелгунов Н.В./ Еще о просветительной неумелости. Дело. 1876. № 8, отд.2 с. 5,7.

выборных в Англии, или Генеральные штаты во Франции, созывались правительством с целью выявления соотношения сил различных сословий и определения наиболее выгодной для себя социальной опоры. «Власть искала опоры…только для большего утверждения самой себя».¹ Постепенно царское правительство стало использовать земские соборы не столько для самоутверждения, сколько для упрочения своего деспотизма, для юридического оформления крепостнической политики. На земском соборе 1649 года, «тишайший» Алексей Михайлович «не позволил…даже рассуждать об Уложении, и выборные только выслушали и подписали его».² Когда же самодержавие окончательно почувствовало свою силу, надобность в земских соборах вообще отпала, и их перестали созывать.

         «Эпоха соборов, - указывал Н.В.Шелгунов, - начинается со смутного времени, и только в смуте, в неустройстве, да и в колебаниях нужно видеть ее начало».³

         Наряду с прекращением созывов земских соборов отмечались и другие характерные особенности, свидетельствующие о перерастании сословно – представительной монархии в неограниченную. Так, в соборном уложении 1649 году появились специальные статьи об охране царской личности. Также во второй половине ХVII в. усилились карательные функции государства и быстрее пошел процесс бюрократизации государственного аппарата. Н.В.Шелгунов свел все эти особенности в емкое и довольно глубокое определение характера русского государства при царствовании Алексея Михайловича. В запрещенной цензурой статье «Русское слово», публицист писал: «Правление в стране монархическое;

1.   Языков Н./ Шелгунов Н.В./ Еще о просветительной неумелости. Дело.

     1876. № 8, отд.2 с. 5,7.       

2. Шелгунов Н.В. Русское слово. Красный архив. 1926. № 1 (14). с. 141.

3.  Языков Н. / Шелгунов Н.В./ Еще о просветительной неумелости. c.8.

безусловное повиновение монарху, сходное с детским послушанием, есть высший и священный закон государства. Все чиновники разделены на классы и подчинены друг другу по старшинству чинов. Каждый из них раб своего начальника и полновластный господин своих подчиненных. Как чиновники, так и области, города и села страны распределены по разрядам, и управление всей страны до мельчайших подробностей определено правилами и предписаниями. Все сношения производятся письменно и в следствии того крайне неудобны по своему формализму.

         Таким образом страна, это в сущности – обширное полицейское учреждение.»¹

         Суждения публицистов – демократов о самодержавии ХVII в. значительно дополняли, развивали и совершенствовали историческую концепцию идеологов революционного демократизма Н.Г.Чернышевского и Н.А.Добролюбова. Демократы-шестидесятники последовательно отстаивали в своих работах точку зрения идеологов революционного демократизма о крестьянских выступлениях ХVII в., как мощной волне протеста народных масс против гнета и деспотизма крепостников. Бунт Степана Разина, указывали они, не был прихотью одного безумца и вероятно имел для себя корни в положении народных масс, когда они с такой охотой присоединялись к шайкам Разина. Надо иметь слишком младенческие понятия, чтобы считать подобные вещи случайным «облаком».

Публицисты – демократы единодушно считали, что крестьянское восстание под предводительством Степана Разина было кульминацией антикрепостнической борьбы народных масс в ХVII в. Народный гнев против «домашних поработителей» рос на протяжении всего столетия. Вслед за «челобитным воплем земства», оказавшимся безрезультатным, вслед за многочисленными побегами крестьяне перешли к открытой войне с крепостниками. Бунты «ознаменовали

1. Шелгунов Н.В. Русское слово. Красный архив. 1926. № 1 (14). с. 132.

царствование Алексея Михайловича и всю вторую половину ХVII в.», бунты в Москве, Коломенском, на Псковской земле, в Устюге, Казани, наконец, стрелецкие бунты, - «весь мир закачался…Но все это было подавлено и уничтожено. На почве залитой кровью старой России, возникла наконец молодая всероссийская империя, построенная Петром I.

         Выводы демократических деятелей, в том числе и Н.В.Шелгунова, о восстании Степана Разина, как наивысшей и наиболее действенной форме протеста народных масс против крепостничества наносили серьезный удар по либерально-буржуазной концепции народных движений в ХVII в. Публицисты-демократы решительно отвергли трактовку Н.И.Костомаровым восстания Разина как запоздалого проявления удельно-вечевого начала.

         Характерно, что они проявили также довольно глубокое, близкое к научному пониманию сущности и роли народного движения раскольников. В полемике вокруг книг А.П.Щапова «Русский раскол старообрядчества» и «Земство и раскол» демократические деятели 60-70-х годов ХIХ в. отстаивали позицию Чернышевского и Добролюбова по этому вопросу. Они преодолели идеализацию раскола, свойственную Щапову, Герцену и Огареву. В работах Н.В.Шелгунова, М.А.Антоновича, А.Н.Пыпина, М.Е.Салтыкова-Щедрина, И.И.Шишкина и других сотрудников «Современника» и «Русского слова» раскол был охарактеризован как пассивная форма протеста старообрядцев против давлевшего над ними насилия и произвола.

         Круг интересов публицистов-демократов по петровской истории России был довольно широк, отразить все поднятые на страницах демократических журналов проблемы не представляется возможным. Мы рассмотрели в данной дипломной работе лишь те из них, которые занимали центральное место в творчестве Н.В.Шелгунова и большинства шестидесятников.

         Таких проблем три – это история становления и развития самодержавной власти, история крепостного права в России и история борьбы народных масс за свое освобождение. Все три проблемы носят острый социальный характер, что в свою очередь свидетельствует о принципиально ином по сравнению с дворянскими и буржуазными историками подходе демократических деятелей к содержанию исторического процесса. Публицисты-демократы распространяли принципы демократической идеологии на познание исторических явлений, они анализировали допетровскую историю России с позиций защиты интересов народных масс, - в этом заключается коренное отличие их исторических воззрений от либерально-буржуазной исторической мысли.

2.2  История послепетровского («Нового») времени в освещении Н.В.Шелгунова.

         Преобразования первой четверти ХVIII в., признанные идеологами революционного демократизма рубежом «новой» истории России, вызвали на страницах подцензурных демократических журналов 60-70-х годов ХIХ в. своего рода дискуссию. В оценке роли Петра I у публицистов-демократов наметились две точки зрения. Г.З.Елисеев, В.В.Водовозов, Е.П.Карпович, М.А.Филлипов явно идеализировали преобразовательную роль Петра I, его личную инициативу в осуществленных им реформах.

         Иную позицию в оценке преобразовательной роли Петра I заняли Н.В.Шелгунов, М.А.Антонович, И.И.Шишкин, И.И.Пиотровский, Д.И.Писарев и другие. Каждый их них в меру революционности своих суждений отстаивал и развивал взгляды Чернышевского и Добролюбова на преобразование первой честверти ХVIII в. Тон в полемике с идеализаторами роли Петра I в истории России задавал Н.В.Шелгунов. Необходимо, правда, отметить, что в оценке личности Петра I Н.В.Шелгунов повторил эволюцию А.Н.Герцена. В своих ранних работах он, находясь под влиянием А.И.Герцена, восторженно писал о «мощи характера и энергии», «силе практического гения и здравомыслия» Петра I, его «безграничном патриотическом самопожертвовании».¹

         С Петра I наступает для Н.В.Шелгунова новое время в развитии России. Петровские реформы имеют в его глазах столь важное значение, что русская история распадается для него на два периода – допетровский и после-петровский. Свой государственный интерес Петр, по мнению историка, понимает также как и европейцы: сильная центральная власть, хорошо организованная армия и флот,

стройный механизм управления, руководимый одним человеком.² Петр прекрасно

1.   Шелгунов Н.В. Соч. 3-е изд. Т. 1. с. 363.

2.  Шелгунов Н. В. Соч. Т.1. СПб., 1895. с. 301.

понимает, что основой существования Европа признает военную силу и поэтому начинает с военных реформ. Кстати, он своеобразно понимает абсолютизм Петра I. Для него реформатор не монарх типа Людовика ХIV, потому что стремится к коллегиальности управления, а если и заменяет земское начало «лично человеком», то делает это из-за нехватки нужных ему людей для проведения преобразований. То есть, абсолютизм Петра I абсолютизм «вынужденный», продиктованный объективными обстоятельствами. Поясним эту мысль. Шелгунов пишет, что «реформа Петра была сознанием русской мысли в своем бессилии»¹. Реформатор столкнулся с огромным механизмом торможения, с большим непониманием своих задач. Естественно, все простое воспринимается легко, то что сложное – с трудом, с сопротивлением. Историк приводит следующий факт: Фридрих II создавал военную державу и его устремления были всем доступны, он не хотел разбудить спящую человеческую мысль и сделать людей образованнее, к чему стремился Петр I ². Итак, реформатор при проведении преобразований опирался на узкий, малочисленный круг единомышленников и был вынужден «злоупотреблять» волевым началом.

         Значение реформ Н.В.Шелгунов видит еще в том, что они способствовали перелому народного духа в лучшую, оптимистическую сторону, превратили

русский народ в «героев-богатырей и мы запели победные оды»³.

         Итак, историк показывает многогранную деятельность Петра и подходит к оценке преобразований с различных точек зрения. В целом, он положительно

оценивает историческую роль Петра, считая, что Россия совершила скачок, прежде всего умственный с помощью идей, заимствованных с «Запада», и

многочисленных специалистов, ставших помощниками Петра I в проведении

     1.  Шелгунов Н.В. Соч. Т. 1. СПб., 1895. с. 417.

2.   Шелгунов Н.В. Соч. т. 1. СПб., 1895. с. 418.

3.   Там же. с.  440.

преобразований. Что касается более передовых форм общественной жизни, Шелгунов полагает военные реформы более удачными, чем гражданские и указывает на две причины: первостепенное внимание Петра к военным преобразованиям, подавление гражданских реформ и удаление земского элемента от участия в управлении. Исследователь пишет: «Петр уже через двадцать лет бил шведов, а гражданские реформы и через полтораста лет не употребили Россию Швеции»¹. Критически оценивая преобразования петровского времени, он все же указывает на приоритет военных реформ, продиктованных историческими условиями России. В связи с этим автор отмечает, что в результате Полтавской победы государство не только утвердило свою национальную независимость, но и стало оказывать влияние на европейские дела.² Такая точка зрения представляется нам достаточно обоснованной. Лично Петр I для Шелгунова олицетворяет собой верх государственного сознания и является человеком, который понял веяние времени. И хотя при нем русская мысль призвала  себе в помощь европейскую, все же, говорил историк, русская мысль «имела под собой родную почву»³.

         Начиная с середины 60-х годов оценки Шелгунова личности Петра I стали приобретать более ровный тон, постепенно публицист перешел к критическому осмыслению роли Петра I, и в итоге сумел дать ему вполне объективную характеристику. В запрещенной части статьи «Европейский запад и русский восток» Н.В.Шелгунов писал: «Петр не был выше своего века, но чтобы русскому человеку того времени подняться до этой высоты – требовались исключительные умственные силы, а чтобы стать реформатором – нечеловеческий железный

характер. Петр был, «государственник» и «монархист» - а другим он и не мог

1.   Шелгунов Н.В. Соч.  Т. 1. СПб., 1895. с. 296.

2.   Шелгунов Н.В. Соч.  Т. 1. СПб., 1895. с. 440.

3.   Там же. с. 308.

быть, по своему рождению, положению и по идеям того времени»¹. В отличие от А.И.Герцена, который, как мы уже знаем, недооценивал историческую подготовленность реформ первой четверти ХVIII в Н.В.Шелгунов отказывался от идеализации деятельности Петра. В статьях «Одна из административных каст» (1890г.), «Литература и образованные люди» (1863г.), «Исторические очерки (ХVIII столетие)» (1864г.), «Рабочие ассоциации» (1865г.), «Убытки земледельческой России» (1866г.), «Исторические увлечения» (1868г.), «Вопросы русской жизни. Борьба поколений» (1869г.), «Романтизм русский» (1873г.), «Попытки русского сознания» (1874г.), «Прогрессивная реакция» (1879г.) он последовательно проводил мысль об исторической подготовленности и неизбежности петровских реформ. «Реформа Петра I, - указывал историк, - сделала то, что делает всякая цивилизация; ни в Германии, ни в Англии, ни во Франции не было Петров Великих, а между тем клин, замеченный в России и приписываемый Петру, можно легко увидеть в каждой их этих стран. Такие клинья создаются не реформаторами, а законом цивилизации и развития, который для всех народов, на каком бы языке они не говорили, совершенно одинаков. Сами реформы – продукт этого закона². «без Петра, - пояснял Н.В.Шелгунов, - мы пошли бы только тише и больше ничего»³.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6