Реферат: Начальный период Великой Отечественной войны.

Предметом особого беспокойства со стороны советского правительства была граница с Финляндией. СССР запросил у Финляндии сначала в аренду, а затем в обмен территории близко расположенные к Ленинграду. Но это предложение Финляндия отклонила. Не исчерпав всех возможностей поли­тического, мирного урегулирования, СССР и Финляндия прак­тически взяли курс на решение задач военным путём. 30 но­ября 1939 года войска Ленин­градского военного округа пе­решли советско-финскую границу. После чрез­вычайно тяжёлых для Красной Армии боёв 12 марта 1940 года война за­верши­лась подписанием мирного договора между СССР и Финляндией на советских условиях. Финляндия лишилась всего Карель­ского перешейка, Выборга и ряда территорий в северной Ка­релии. Последствия этой войны были для СССР поистине трагичны: низкая боеспособность советских войск, проявившаяся в ходе войны, оказала зна­чительное влияние на переоценку Гитлером военной мощи СССР и на его намерения напасть на Советский Союз. Хотя СССР и укрепил северо-западные границы, но он ока­зался в международной изоляции: был исключён из Лиги На­ций, снизился престиж государства[18].

В конце 30-40-х годов на экономическом развитии СССР ощутимо сказа­лось несомненное приближение войны. Коммунистическое руководство на протяжении 1920-1930-х годов внушало гражданам, что Советский Союз находится в положении осаждённой крепости, которой угрожает нападе­ние империалистов. Но с конца 30-х годов опасность войны пе­рестала быть лишь пропагандистским штампом, помогающим мобилизовать население на трудовые подвиги и лишения, и стала грозной реальностью.

В решениях XVIII съезда ВКП(б), состоявшегося в марте 1939 года, гово­рилось: «гигантский рост промышленности и всего народного хозяйства и третьей пятилетке и необходимость его дальнейшего бесперебойного подъёма… особенно в усло­виях нарастания агрессивных сил империализма во внешнем окружении СССР, требует создание крупных государственных резервов, прежде всего по топливу, электроэнергии и неко­торым оборонным производствам, а также по развитию транс­порта».[19]

Третий пятилетний план был рассчитан 1938-1942 годы (с началом Ве­ликой Отечественной войны его выполнение пре­рвалось). Особое внимание в плане уделялось развитию вос­точных территорий страны, удалённых от угрожаемых границ (Поволжье, Урала, Сибири, Казахстана). Здесь развер­нулось строительство заводов-дублёров, которые должны были вы­пускать ту же продукцию, что и предприятия, расположенные в европейской части СССР. К началу войны в восточных рай­онах страны производилось 36% угля, 29% чугуна, 32% стали, 86% никелевых руд, 93% свинца. Однако пред­приятия обрабатывающей промышленности по-прежнему возводились главным образом в традиционных индустриальных центрах. Накануне войны в восточных районах выпускали лишь 19% во­енной продукции.

Третью пятилетку не редко именовали «пятилеткой химии и специаль­ных сталей». Особое внимание в те годы уделяли развитию стратегически важных отраслей: черной и цветной металлургии, машиностроения, хи­мической промышленности. В Поволжье строились нефтяные промыслы – создавался «Второй Баку». Расходы на военные нужды ( по официальным данным ) увеличились с 23 млрд. рублей в 1938 году до 56 млрд. рублей в 1940 году, составив треть государственного бюд­жета. В 1941 году доля военных расходов увеличилось до 40% бюджета.  Производство в военных отраслях росло втрое быстрее, чем в промышленности в целом.

Экономика по-прежнему развивалась экстенсивно, но при­ток рабочих рук из деревни, в которой уже завершилась коллективизация, заметно сни­зился. Это побудило советское руководство повысить нагрузку работников. В июне 1940 года был принят Указ Верховного совета СССР «о переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную неделю и о запрещении само­вольного ухода рабочих и служащих с пред­приятий и учреждений». Одно­временно указ прикрепил рабо­чих и служащих к месту работы, поставив увольнение в за­висимость от согласия администрации. Наконец была резко ужесточена ответственность за прогулы и опоздания. Опо­здание на ра­боту более чем на 15 минут рассматривалось как саботаж и каралось по статье 58-14 ( как правило, 5 годами заключения в лагере ). Указ позволил снизить по­тери рабочего времени, но не привёл к заметному росту произ­водства.

В 1930-х годах чуть ли не вся страна была убеждена в непобедимости Красной Армии. Однако уже события в Испании заставили многих военных и государственных деятелей усом­ниться в верности бравурных песенных строк: «От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!» Ока­залось, например, что советские самолёты проигрывают немецким в ско­рости и вооружении. Ещё большие сомнения в боеспособности Красной Армии, потерявшей к тому времени в мясорубке репрессий почти весь ко­мандный состав, породила Советско-финская война.

1939-41 годы стали временем ускоренной разработки новой техники и пе­ревооружения армии. Усилиями советских авиа­конструкторов С.В.Илюшина, С.А.Лавочкина, А.И.Микояна, М.И.Гуревича, В.М.Петлякова, А.Н.Туполева, А.С.Яковлева были созданы новые истребители МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, бом­бардировщики Ил-4, Пе-2 и Пе-8, штурмовик Ил-2. По своим лётным характеристикам эти самолёты превосходили немецкие аналоги.

Так, Як-1 имел скорость 580 км/ч, а МиГ-3 – даже 640 км/ч при дальности полёта соответственно 850 и 1250 км, в то время как основной истреби­тель германских ВВС, Ме-109Е, - 570 км/ч при дальности 660 км. Фронтовой бомбардировщик Пе-2 не только поднимал на 100 кг бомб больше немецкого Юнкерса-88, но и превосходил его в ско­рости на 85 км/ч – правда при заметно меньшей дальности полёта.

Штурмовик Ил-2, ставший самым массовым боевым самолётом второй мировой войны, вообще не имел зарубежных аналогов. Это был настоящий летающий танк. Обладавший надёжной бро­невой защитой и мощным воо­ружением, он успешно использо­вался против наземных целей, прежде всего против танков, немцы называли эту машину «летающей смертью».

Однако выпуск самолётов новых типов развернулся лишь незадолго перед войной. Так, в 1940 году было построено 84 истребителя новых типов и 2 бомбардировщика Пе-2. Се­рийное производство началось только 1941 году. К началу войны было выпущено 1946 новых истребителей, 458 Пе-2 и 249 Ил-2. В общей сложности из 17,7 тысяч построенных в 1039-41 годах само­лётов лишь 2,7 тысяч были новых конст­рукций. На 22 июня 1941 года даже и приграничных военных округах новые боевые самолёты составляли всего 22%.

В канун войны началось и строительство новых танков. В 1940 году были построены первые 115 средних танков Т-34 конструкции М.Кошкина, Н.Кучеренко и А.Морозова и 234 тя­желых танка КВ («Клим Ворошилов») конструкции Ж.Котина. в первой половине 1941 года их выпуск составил соответст­венно 1110 и 396. Т-34 был в последствии признан лучшим тан­ком второй мировой войны.

Новая бронетанковая техника пробивала себе дорогу не просто. По об­щему количеству танков СССР далеко обогнал другие страны, в том числе и Германию, но долгое время в соответствии с наступательной военной доктриной предпоч­тение отдавалось быстроходным лёгким танкам. Не задолго до гитлеровского нападения на СССР были разработаны реак­тив­ные миномёты БМ-13, ставшие в последствии известными под названием «Катюша». Однако их боевые испытания прошли уже во время войны.

На перевооружение армии отрицательно сказывались общие представ­ления о том, какой будет приближающаяся война. В 1930-х годах в СССР господствовала доктрина войны «На чу­жой территории, малой кровью». Соответственно высшее во­енное руководство уделяло первостепенное внимание насту­пательным видам вооружения и недооценивало оборони­тель­ные. Так, несмотря на возражения наркома вооружений Б.Л.Ванникова была снята с вооружения 45-миллимитровая противотанковая пушка, прекратился выпуск противотанковых  ружей, затормозилось производ­ство станковых и ручных пу­лемётов, автоматов.

В наркомате обороны считали, что использования автома­тического оружия ведёт к слишком большому расходу боепри­пасов и не позволяет применять штыковую атаку (к тогдашним короткоствольным автоматам нельзя было примкнуть штык). В результате Красная Армия встретила войну, вооружённая в основном трёхлинейной винтовкой об­разца 1891/1930 гг.

Заместитель наркома обороны маршал Г.И.Кулик требовал от минёров сосредоточить внимание на производстве не мин, а средств разминирова­ния. Он рассуждал: «Мины – это мощ­ная штука, но это средство для сла­бых, для тех кто оборо­няется, а мы – сильные»[20]. В результате к началу войны ар­мия не имела и половины минимального количества инженер­ных мин.

Отрицательно сказывалось на перевооружении армии зачастую столь же не компетентное, сколь и безапелляцион­ное, вмешательство Сталина. Б.Л.Ванников рассказывает о том, как принималось решение о замене 76-миллимитровой танковой пушки новой 107-миллимитровой. Это требо­вало ре­конструкции всех орудийных цехов. Нарком попытался возра­зить, однако безуспешно. Ванников пишет: «К концу моих объяснений  в кабинет вошёл Жданов. Сталин обратился к нему и сказал: «Вот Ванников не хочет делать 107-мм пушки для ваших ленинградских танков. А эти пушки очень хоро­шие, я их знаю по гражданской войне»… Сталин говорил о полевой пушке времён первой мировой войне: она, кроме ка­либра по диаметру ничего общего не могла иметь с пушкой, которую нужно было создать для совре­менных танков и со­временных условий боя. Так вышло и на этот раз».

В 1939-41 гг. Красная Армия перешла на кадровую систему (раньше боль­шинство дивизий Красной Армии формировались на милиционно-террито­риальной основе: постоянно службу несли лишь командиры подразделений и водители боевых ма­шин, а большинство личного состава появлялись в части лишь во время военных сборов. Уровень подготовки таких частей был не достаточен.

Призывной возраст был снижен с 21 года до 19 лет. Срок военной службы увеличился с 2 до 3 лет. Численность армии возросла к 1941 году почти в три раза: с 1,9 млн. до 5,4 млн. человек. Но уровень подготовки военнослу­жащих остав­лял желать лучшего – прежде всего из-за нехватки квалифицированных командных кадров уничтоженных в ходе репрессий 1937-39 годов.

Л.С.Сквирский в своих воспоминаниях писал: «Перед тем как начались массовые репрессии, наши вооруженные силы были укомплектованы полно­ценным комсоставом на 97%. Если бы весь он к 1941 году остался жив и если бы целиком со­хранились традиции прежних лет и деловая преемст­венность в войсках, то никогда фашистской Германии и её союзникам не удалось бы претворить в жизнь то, что получилось в на­чале Великой Оте­чественной войны: война сразу же развернулась бы иначе. Полагаю, что если бы Гитлер и иже с ним не были ободрены внутренним разгромом на­ших кадров, то фашистские захватчики вообще не напали бы тогда на СССР».

К началу войны лишь 7% командиров имели высшее военное образование, а у 37% не было за плечами даже среднего во­енного училища. 75% команди­ров и 70% политработников на­ходились на своих должностях менее года. Из 225 команди­ров полков, собранных летом 1940 года на сборы военной академии не закончил не один, военные училища – 25, а у остальных 200 во­енное образование исчерпывалось кратко­срочными курсами младших лей­тенантов. В 1941 году репрес­сии в Красной Армии возобновились. Так, по­гибли в застен­ках начальник ПВО Г.М.Штерн, руководители ВВС П.Рычагов и Я.М.Шмушкевич, командующий Прибалтийским военным ок­ругом А.Д.Локтионов. Все они и ещё 16 высокопоставленных коман­диров были расстреляны 28 октября 1941 года, в разгар битвы под Москвой. Под­верглись аресту (позднее были осво­бождены) нарком вооружений Б.Л.Ванников, заместитель нар­кома обороны К.А.Мерецков и другие.

Крайне не достаточным, как показала война была подго­товка лётчиков, механиков-водителей танков.

К началу войны Красная Армия значительно превосходила германский вермахт в количественном отношении: по числен­ности личного состава, танков, самолётов, орудий. Но оши­бочные решения, принятые в высшем военно-политическим ру­ководством СССР, во многих случаях сводили это превосход­ство на нет, обрекая тем самым армию и страну на тяжелейшие испытания 1941 года.

Аннексия Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибал­тики, Бессарабии и Букавины позволила Советскому Союзу отодвинуть границу далеко на Запад. Но это не только не укрепило оборону страны, но и не­ожиданно послужило причи­ной серьёзнейших поражений в 1941 году.

Сталин единолично принял решение построить непосредст­венно вдоль новой границы линию укреплений и использовать на новом строительстве элементы старых оборонительных со­оружений. Тогдашний начальник Генштаб Б.М.Шапошников предлагал не разрушать старые весьма мощные укрепления, а строительство новых вести силами войск внутренних воен­ных округов, выдвинув их в образовавшееся «предполье». Но Сталин не при­слушался к этому предложению, заявив, что война начнётся не ранее чем через 2-3 года, а за это время новые укрепления в любом случае будут по­строены.

Летом 1940 года, в ответ на просьбу военных выделить средства для поддержания оставленных рубежей старой гра­ницы в элементарном по­рядке, Сталин приказал полностью разрушить прежние укрепления, вы­вести все бронированные детали на новое строительство, а остатки со­оружений от­дать колхозам под силосные ямы. Новая оборонительная ли­ния возводилась прямо на границе, хотя военные предлагали строить её на 25-50 км восточнее – с тем, чтобы скрыть укреплённых район и развёртывание войск от противника. Но и здесь восторжествовал принцип «ни одного вершка своей земли не отдадим никому», звучный политический, но абсо­лютно бессмысленный с военной точки зрения.

Когда началась война новая линия ещё не была возведена, а старая оказа­лась разрушена, и отступающие войска не смогли опереться на неё. К тому же с переносом границы на запад туда были перемещены военные склады, которые сразу же попали в руки немцам.

Доктрина «войны на чужой территории» серьёзно затруд­нила и организацию сопротивления в оккупированных рай­онах. В середине 1930-х годов в приграничных областях были подготовлены на случай вражеского вторжения партизанские базы, сформированы кадры будущих партизан­ских отрядов. Но наступательная концепция делала эти базы ненужными, более того – подозрительными, тем более что руководил их созда­нием «враг народа» И.Э.Якир. В результате буквально нака­нуне войны заблаговременно под­готовленные партизанские базы были ликвидированы, а при­частные к их созданию ре­прессированы.

В течение многих десятилетий советские историки объяс­няли пораже­ние Красной Армии в 1941 году внезапностью на­падения и численным пре­восходством германских сил. Так, в книге «Вторая мировая война. Краткая история» говорится, что в развернувшихся сражениях со стороны агрес­сора при­няли участие 5,5 млн. человек, более 47 тыс. орудий и ми­номётов, около 4 300 танков и штурмовых орудий, до 5 тыс. самолётов, а противостояли им войска советских западных военных округов, насчиты­вавшие 2,9 млн. человек, 37,5 тыс. орудий и миномётов, свыше 1470 новых танков и 1540 боевых самолётов новых типов.

Получается, что фашисты превосходили силы Красной Армии по лич­ному составу вдвое, по танкам – почти втрое, а по авиации в 3,2 раза. Од­нако такие подсчёты не вполне пра­вомерны. Прежде всего, сопоставля­ются войска советских западных военных округов со всеми силами Герма­нии и её союзников, направленными на Восточный фронт. Первый эше­лон гитлеровских войск, непосредственно вторгшийся на со­ветскую территорию 22 июня 1941 года, насчитывал около 4,3 млн. человек. Таким образом, по личному составу к мо­менту вторжения немецкие войска пре­восходили Красную Ар­мию приблизительно в 1,5 раза. Общая численность воору­женных сил СССР к июню 1941 года составляла 5,4 млн. че­ловек, Гер­мании – 7,3 млн. человек. Но Германия уже за­вершила мобилизацию, к тому же значительная часть её войск находилась на западе. По танкам и само­лётам ситуа­ция была гораздо более благоприятной для советских войск. Если германская армия вторжения имела 4300 танков, то войска совет­ских западных округов – 13600. В общей сложности в Красной Армии было тогда 22,6 тыс. танков. Правда, среди них насчитывалось только 1864 бое­вые машины новых марок – КВ и Т-34. Легкие советские танки Т-26  и  БТ были примерно равны  немецким Т-I и Т-II. Средний танк Т-28 уступал в толщине брони немецким Т-III и Т-IV, но превосходил их мощностью воо­ружения. Тяжёлых танков, аналогичных КВ, немцы вообще не имели, а технические характеристики Т-34 оставались для них недосягаемыми. Не­мецкий генерал Э.Шнейдер свидетельствовал: «Танк Т-34 произвёл сенса­цию. Этот русский танк был вооружён 76-мм пушкой, снаряды которой пробивали броню немецких танков с 1,5 – 2 тыс. м, тогда как немецкие танки могли поражать русские с расстояния не более 500 м, да и то лишь в том случае, если снаряды попадали в бортовую или кормовую броню танка Т-34»[21]. Таким образом, по танкам на стороне Красной Армии было трое­кратное пре­восходство. Правда, значительная часть советских танков старых конструкций требовала ремонта (29% - капитального и 44% - сред­него). Среди 4980 самолётов, которыми распо­лагала армия вторжения, было 3900 германских, 307 финских и свыше 600 румынских. Советская авиация в западных воен­ных округах, считая и машины старых конструк­ций, насчитывала 7200 самолётов. В общей же сложности в Совет­ских ВВС имелось 17,7 тыс. боевых самолётов, в том числе 3719 новых. Конечно, старые советские самолёты серьёзно уступала немецким в скорости и воо­ружении, но всё не на столько, чтобы их вообще не учитывать. Так, бом­бардировщик СБ превосходил в скорости немецкие Ю-87 и Не-111, а истре­битель И-16, уступая немецкому Ме-109Е в скорости, превосходил его в дальности полёта и имел более мощное вооружение. Новые же советские истребители, созданные в 1939-1940 гг., летали значительно быстрее и дальше немецких, имели более мощное вооружение. Штурмовика подобного «летающему доту» Ил-2, немецкая авиация вообще не имела.

Что же касается артиллерии, то, по новейшим данным, СССР распола­гал 115,9 тыс. орудий и миномётов, в том числе в войсках западных округов их насчитывалось 53 тыс. Красная Армия значительно превосходила про­тивника и по числу пулемётов, но уступала по числу автоматов, так как перед войной советское военное руководство тормозило их выпуск, боясь чрезмерного расхода боеприпасов и полагаясь на высокие качества вин­товки.

Широко распространённое в нашей стране мнение о том, что вермахт в войне против СССР использовал экономический потенциал всех захвачен­ных стран Европы, также требует корректировки. Трофейную технику немцы против СССР не ис­пользовали (за исключения части чешских тан­ков), а приме­няли лишь на Западе. Развернуть военное производство на за­водах покоренных стран к лету 1941 года нацисты просто не успели.

Таким образом, в целом на стороне Красной Армии было значительное военно-техническое превосходство, особенно  в танках. Однако использо­вать его не удалось.

Здесь необходимо подчеркнуть, что практически на про­тяжении всего периода от гражданской до Великой Отече­ственной войны наше военное строительство велось в со­ответствии с политической установкой о неиз­бежном во­оруженном столкновении с мировым империализмом. На про­из­водство вооружения и боевой техники тратились огром­ные средства. На­пример, в 1940 году наши военные расхо­ды составляли 56,8 млрд. рублей, то есть 32,6% всего гос­бюджета. В начале сорок первого — 43,4 процента.[22] Ка­за­лось, что наша армия готова ко всему...

Как же могло случиться, что уже к 10 июля немецко-фашистские вой­ска продвинулись на решающих направле­ниях от 350 до 600 км? Они захва­тили Прибалтику, Бело­руссию, Молдавию, значительную часть Украины. За три недели войны советские войска потеряли 3500 самолетов, танков, более 20000 орудий и минометов. Противнику удалось полностью разгро­мить 28 наших дивизий (12 стрел­ковых, 10 танковых, 4 моторизованных и 2 кавале­рийских). Кроме того, более 72 дивизий понесли потери в людях и боевой технике от 50% и выше. Общие наши потери только в дивизиях без учета частей усиления и боевого обеспечения за это время составили около 850 тыс. чел., в то время как потери противника составили около 100 тыс. солдат и офи­церов, более 1700 танков и штурмовых орудий, 950 самолетов.

На оккупированной противником территории размеща­лось 200 складов, что составляло 52% окружных складов и складов наркомата обороны, на­ходившихся в приграничных округах. Так как Красная Армия готовилась воевать на чужой территория большое количество оружия, боеприпа­сов и горючего было сосредоточено вблизи границы. В резуль­тате такой близору­кой политики только за первую неделю войны 25 тысяч вагонов боеприпа­сов (30% всех армейских запасов), 50% всех запасов горючего и продфуража было либо уничтожено, либо захвачено наступающими немецкими час­тями.[23]

Сложилась катастрофическая обстановка для Советского Союза. До сих пор нет полного анализа причин трагедии первых месяцев войны. Где искать причины поражений?

К сожалению прежде всего в деятельности высших руководителей госу­дарства.

 В результате грубейшего просчета Сталина в оценке возможного срока нападения врага фашистская агрессия была совершена внезапно, что по­ставило войска Красной Армии в исключительно тяжелое положение. Достаточно отметить лишь тот факт, что только за первый день войны в результате неожиданного удара германских ВВС советская авиация по­теряла из 5434 самолетов более 1200, из них 800 самолетов было уничтожено на аэродромах.

Что такое внезапность? Уже после войны маршал Жуков отмечал, что «главная опасность заключалась не в том, что немцы перешли границу, а в том, что для нас оказа­лось неожиданностью их шестикратное и восьми­кратное превосходство в силах на решающих направлениях; для нас оказа­лись неожиданностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара. Это и есть то главное, что пре­допределило наши потери первого пе­риода войны, а не толь­ко и не столько внезапный переход ими границы»[24].

В речи по радио 3 июля 1941 г. Сталин утверждал, что «фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении». Он на­звал это одной из главных при­чин наших поражений в начале войны. При этом Сталин не назвал себя в качестве ее главного творца. А ведь имен­но он из-за своей маниакальной уверенности, что летом 1941 г. военного столкновения с Гитлером не будет, вплоть до позднего вечера 21 июня не давал разрешения командо­ванию на приведение войск в полную боевую го­товность. Тем самым именно Сталин обеспечил противнику эту внезап­ность и в оперативно-тактическом и в стратегическом, и ином плане. А ведь именно «вождь народов» заявил: «Мы не боимся угроз со стороны аг­рессоров и готовы ответить двой­ным ударом на удар поджигателей войны, пытающихся на­рушить неприкосновенность советских границ»[25]. Мехлис: «Если вторая империалистическая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государ­ства, то надо перенести военные действия на территорию про­тивника, выполнить свои интернациональ­ные обязанности и умножить число советских республик». «Мы радикально улуч­шили всю систему обороны границ» (Ворошилов). И все это было сказано с трибуны XVIII съезда партии[26].

На внеочередной четвертой сессия Верховного Совета СССР (28 августа — 1 сентября) 1939 г. председатель СНК и нарком иностранных дел В. Мо­лотов заверил депутатов Верховного Совета в том, что «договор о ненапа­дении с Германией является поворотным пунктом в истории Евро­пы и что сильная Германия является необходимым услови­ем прочного мира в Ев­ропе»[27]. Но, фактически, только Гер­мания воспользовалась выгодами этого договора. Не мы выиграли с его помощью два года мира, а Гитлеру дали, время подготовиться к войне с нами. Таким образом, налицо грубый так­тический просчет при заключении договора и близорукий подход к оценке его возможных последствий.

Страницы: 1, 2, 3, 4