Реферат: Столыпин как реформатор

К мысли о необходимости применять смертную казнь в рамках закона его привел разгул революционного терроризма. Как уже говорилось, число убитых рево­люционерами официальных лиц во много раз превы­шало число жертв подавления революции. П. Столы­пин требовал самых суровых мер и не одобрял ненужного либерализма, стремления некоторых офи­циальных лиц уменьшить количество смертных приго­воров в ущерб поддержанию общественного порядка и спокойствия. Быть добреньким существенно проще и популярнее, недаром в тот период Столыпина завали­вали письмами и телеграммами множество знаменитых людей из разных стран мира1.

Наиболее часто взгляды Петра Столыпина о смерт­ной казни исследуют на основе его негодующих писем 1908 г. великому князю Николаю Николаевичу, главно­командующему войсками гвардии и Петербургского во­енного округа, с жалобами на излишнюю мягкотелость генерала М. А. Газенкампфа в подавлении революции. Гуманный Николай Николаевич деликатно передо­верил право утверждать приговоры военно-полевых судов своему заместителю М. А. Газенкампфу. Судя по этим письмам, кабинетный военный теоретик Газенкампф, волею судьбы попавший на такую должность, сильно колебался и нервничал.

27 января 1908 г. П. Столыпин пишет великому князю письмо о необходимости неуклонного применения всей строгости закона против наиболее опасных преступни­ков, уличаемых в нападении на должностных лиц, поли­цию и войска. Он поясняет свою позицию: "...так как допущенная в одних случаях снисходительность - в других может порождать мысль о неуместности строгой кары, которая таким образом из неизбежного, законного послед­ствия содеянного зла превращается как бы в излишнюю жестокость".[31]

Далее П. Столыпин пишет, что не мог не обратить внимания на широкое применение генералом М. А. Газенкампфом права смягчения наказания осужденным. За последние три месяца был приведен в исполнение лишь один приговор, а в девятнадцать случаях смерт­ный приговор был изменен на каторгу, из них тринад­цать по особым ходатайствам военно-окружного суда. 4 февраля 1908 г. генерал Газенкампф представил великому князю Николаю Николаевичу рапорт, в ко­тором он попытался оправдаться. По тринадцати слу­чаям он говорит, что лишь уважил прошение суда. За­тем он утверждает, что было лишь пять других случаев помилования, причем речь шла о мелких грабителях, не совершавших убийств.

Далее Газенкампф формулирует свое кредо: "Беспо­щадная смерть политическим и уголовным злодеям; по­милование всем неуравновешенным, увлеченным на путь преступления вихрем революции и вызванного ею настрое­ния "[32]. И тут же он критикует П. Столыпина за то, что в 1906 г. тот приказал не казнить людей, изобличенных в приготовлении бомб, так как это не соответствовало закону! По закону казнили только "метателей" бомб. Мы не знаем реакции великого князя, но уже 10 фев­раля 1908 г. Петр Столыпин снова пишет Николаю Николаевичу, что он не удовлетворен объяснениями генерала М. А. Газенкампфа. Причем с доводами Сто­лыпина трудно не согласиться.

Например, зачем давать генералу особые права утверждения приговоров, если он постоянно устраня­ется от принятия решений и автоматически удовлетво­ряет все ходатайства военно-окружных судов ?

Не согласен Петр Аркадьевич и с тем, что грабители и мародеры должны иметь право на снисхождение в чрезвычайной ситуации. Нас ведь не удивляют расстре­лы мародеров в военное время? Революция в тот момент[33] для государства была опасней войны. Смуту надо было выжигать каленым железом, а не миндальничать. Конечно, подбор фактов для П. Столыпина чинов­ники первоначально сделали не слишком удачно, но теперь он приводит и другие факты чрезмерного снис­хождения Газенкампфа. Например, 24 августа 1907 г. он заменил смертную казнь студенту Резцову на зак­лючение на три года в крепости за убийство городо­вого. Даже сегодня такое решение выглядит стран­ным, а генерал М. А. Газенкампф на полях письма Столыпина написал, что Резцов лишь отстреливал­ся, а не стрелял умышленно. Хорошо оправдание! По­разительно!

Были и другие случаи милости генерала Газенкамп­фа по отношению к лицам, покушавшимся на убийство городовых и других официальных лиц. Генерал при этом ссылается на раскаяние преступников как основа­ние для помилования!

После революции эти два письма П. Столыпина пуб­ликовались как свидетельство его "кровожадности", хотя, на самом деле, они говорят о его понимании долга чи­новника перед государством. Петр Аркадьевич считал всех обязанными применять всю строгость закона про­тив преступников, особенно покушающихся на жизнь полицейских и других государственных служащих.

Особенно возмутило его смягчение кары лицам, по­кушавшимся на жизнь городовых. "Исходу этих дел я не могу не придать особого значения, опасаясь деморализу­ющего влияния слабости репрессий именно в этих случаях на чинов полщии, нравственная поддержка коих при несе­нии ими столь тяжелой службы является прямой обя­занностью правительства "[34].

С другой стороны, если по закону не была преду­смотрена смертная казнь для создателей и хранителей бомб по заказу террористов, то применять ее он отказывался, даже понимая колоссальную вину этих людей. Закон был для П. Столыпина превыше всего, и упреки Газенкампфа не обоснованы.

Петр Столыпин был последовательно суров и непре­клонен к преступникам и в других случаях. Например, в декабре 1906 г. приговорили к повешению неких Берези­на и Воробьева - участников неудачного покушения на московского генерал-губернатора Ф. В. Дубасова. Сам адмирал ходатайствовал о смягчении наказания молодым преступникам (возможно, чтобы предотвратить будущие покушения на себя). Николай П, как обычно, колебался.

Тогда Петр Аркадьевич письменно ответил царю:

"Ваше Императорское Величество. Если долг генерал-губернатора Дубасова побудил его про­сить милости для покушавшихся на его жизнь, то мой долг ответить на вопрос Ваш "Что Вы думаете?" всепод­даннейшею просьбой возвратить мне его письмо и забыть о том, что оно было написано.

Мне понятно нравственное побуждение Дубасова, но когда в Москве мятежники покушались на чужие жизни, не он ли железною рукою остановил мятеж?

Тяжелый, суровый долг возложен на меня Вами же, государь. Долг этот, ответственность перед Вашим Ве­личеством, перед Россиею и историею диктует мне ответ мой: к горю и сраму нашему лишь казнь немногих предот­вратит моря крови; благость Вашего Величества да смяг­чает отдельные, слишком суровые приговоры, - сердце ца­рево - в руках Божьих, - но да не будет это плодом случайного порыва потерпевшего! Министр внутренних дел

Столыпин. 3 декабря 1906г."[35].

Это письмо П. Столыпина демонстрирует его под­линно государственную позицию, готовность брать на себя ответственность, полное отсутствие часто припи­сываемой ему кровожадности. В наше время взгляды на справедливость и правосудие так сильно изменились, что многим трудно понять ситуацию в начале двадца­того века и мотивы П. Столыпина, принимавшего на себя ответственность за репрессии против террористов.

Сама по себе смертная казнь - отвратительное явле­ние. Но, с другой стороны, смертная казнь - исключи­тельная мера наказания, необходимая в исключитель­ной ситуации для защиты государства и граждан. Сегодня газенкампфов больше, и мы не защищаем себя и своих детей. Убийцы чувствуют себя безнаказанны­ми, а иногда быстро выходят на свободу и снова убива­ют. Я против смертной казни за любые преступления, кроме насилия. В мирное время смертная казнь нужна для убийц, насильников и, возможно, распространите­лей наркотиков при отсутствии малейших сомнений в вине. К ним не могут применяться цивилизованные мерки. Гуманность по отношению к ним несправедли­ва, дискриминирует здоровое большинство общества.

Думаю, что Петр Аркадьевич со мной согласился бы. А либералы, играющие (или делающие вид) в гуман­ность, усердно распространяют фальшивые доводы против смертной казни, стремятся походить на дегра­дирующие в моральном отношении зарубежные стра­ны. Там уже многое доведено до абсурда, и права тер­рористов, извращенцев, педофилов и убийц защищены лучше, чем права добропорядочных граждан.

Что, по вашему мнению, должно делать любое пра­вительство, у которого каждый божий день убивают губернаторов и градоначальников, генералов и поли­цейских? Под угрозой находилось само существование государственной власти - так масштабен был террор. Действия Столыпина были оправданы ситуацией, ос­нованы на законе и никогда не переходили границу разумного.

В научной литературе приводятся такие данные - в 1906-1909 гг., по максимальной оценке, 5946 должност­ных лиц погибли от рук революционеров. За тот же пе­риод к смерти было приговорено максимум 5086 чело­век. Арифметика не в пользу критиков П. Столыпина. Надо сказать, что это "советские" данные. Извест­ный правый член Госдумы от Бессарабской губернии В. М. Пуришкевич собирал данные о политических убийствах и даже издал библиотечку из нескольких томов под названием "Книга Русской Скорби", для ко­торой Васнецов и некоторые другие патриотические художники делали заглавные листы.

Он не довел свою работу до конца, но заявлял в Гос­думе, что, по его подсчетам, общее число убитых, ране­ных и искалеченных революционным террором опре­деляется в двадцать тысяч человек.[36]. В ответ кадеты и прочие левые элементы распространяли свои данные об уничтожении властями в 1905-1906 гг. четырнадца­ти тысяч человек, участников революционных выступ­лений, но без малейших доказательств. Такие крайние оценки вряд ли стоит принимать в расчет.

По более точным данным, военно-полевыми судами и постоянно действовавшими военно-окружными суда­ми с 1905 г. по март 1909 г. приговорено к смертной казни 4 797 человек, повешено и расстреляно 2 353 че­ловека (другие данные - 2694 или 2825).

Собственно военно-полевыми судами за период с авгу­ста 1906 г. по апрель 1907 г. включительно было пригово­рено к казни 1102 террориста. С 1907-1908 гг. число каз­ней, решение о которых принималось военно-окружными судами, стало последовательно снижаться. Согласно дан­ным, доложенным М. М. Боровитиновым на Вашингтон­ском тюремном конгрессе (1910), в 1906 г. казнили 144 че­ловека, в 1907 г. - 1139, в 1908 г. - 825, в 1909 г. - 707[37].

Вместе с тем только в 1906 г. революционеры совер­шили убийство 1126 официальных лиц (еще 1506 чело­век было ранено), а в 1907 г. эти цифры удвоились. При­водятся и такие данные: в 1905-1907 гг. - 9000 жертв революционеров, в период с 1908 г. до середины 1910 г. - еще 7600 жертв[38]. Кроме того, в эти годы революционе­рами были совершены многие сотни вооруженных ог­раблений для пополнения партийной кассы.

Комментарии, как говорится, излишни. Очевидно, что действия государства по защите от революционно­го террора нельзя назвать массовыми репрессиями.

Террористическая традиция уже давно существо­вала в России - народнические кружки, народоволь­цы, эсеры, - и это создавало хорошую почву для по­пытки развала государства. Любопытно, что зараза анархизма, терроризма была характерна в то время и для многих других стран (где также было много политических убийств), но не в тех масштабах, как в России.

Налицо было какое-то коллективное помешательство: максималисты, анархисты, эсеры убивали, социал-де­мократы - экспроприировали. Либералы лицемерили и считали террор отчасти оправданным. В обществе убийцы часто выглядели героями, и либеральные ин­теллигенты восхищались кровавыми убийцами. Как тут не провести параллель с С. Ковалевым, К. Боровым и иными нынешними либералами и чеченскими терро­ристами. С матерями погибших от рук террористов они не стремятся общаться, но сочувствуют убийцам. Как действовал бы сегодня П. Столыпин?

В качестве примера политической близорукости и даже аморальности интеллигенции в то время можно привести историю о том, как один столичный сатири­ческий журнал откликнулся на убийство генерала В. В. Сахарова в 1905 г. "шуткой": "Саратовская губер­ния объявлена неблагополучной по диабету (сахарная бо­лезнь). Там уже наблюдался один смертный случай". Мерзость!

Что должен делать премьер-министр, на дачу кото­рого через несколько дней после назначения приносят несколько бомб, которые убивают 29 и калечат еще 25 человек, включая случайных прохожих и его детей (дочь и сына) самого П. Столыпина? Кровожадность революционеров не знала предела.

По сравнению с большевиками, уничтожившими миллионы невинных российских граждан, действия П. Столыпина и царского правительства выглядят по­чти верхом либерализма и вполне обоснованы. Не ду­маю, что кто-то на его месте мог в тот момент найти другой путь. Государство обязано уметь защищаться. Если государство не умеет защищаться, то оно исчеза­ет. Так исчезла императорская Россия.

По существу, страна была на военном положении, жизнь строилась по законам военного времени. В ее рамки укладывалась и смертная казнь, и военные суды для гражданского населения, введенные в целях борь­бы с революционным движением, быстрого успокоения. П. Столыпин смог в тот момент подавить смуту, при­нял на себя кровь и спас Россию. Это признавали почти все современники. Недаром он вызывал такую нена­висть у революционеров: в этой ненависти было при­знание его успехов.

Обвинять его в пристрастии к смертной казни, в из­лишней жестокости могут только недалекие и лицемер­ные люди. Я, как многие другие, убежден, что будь в 1917 г. у власти П. А. - шансов у большевиков не было бы, и мы сегодня жили бы совсем в другой стране. От-

сюда ненависть к нему и его последователям со сторо­ны нынешних коммунистов. Отсюда мое глубокое ува­жение к нему.

7.Реформа  губернского, уездного и волостного управления.

Одним из важнейших направлений реформ для Пет­ра Столыпина была реформа государственного управ­ления на уровне губернии, уезда и волости. Петр Арка­дьевич лично разрабатывал план этой реформы, и она наглядно характеризует его как государственного дея­теля, хотя и не была реализована.

Столыпин понимал, что государственная машина Российской империи не готова к решению задач, кото­рые ставило время. Остатки феодальной системы про­тиворечили новым реалиям, а революция 1905 г. подо­рвала связи между центром и провинцией. Вертикаль власти фактически отсутствовала, ниже губернатора государственные учреждения не были объединены, дей­ствовал архаичный институт предводителей дворянства (кроме губерний, где их назначали).

Губернаторы не контролировали местные подразде­ления Министерства финансов (казенная палата, акциз­ная палата), учреждения Госбанка, жандармерию. Гу­бернатор мог вызывать чиновников, проводить расследования и информировать соответствующего министра, но на этом его власть кончалась. Он был представителем центральной власти без четких полно­мочий и действовал в основном по линии МВД, но так­же был занят многими бюрократическими функция­ми, председательствовал в большом числе губернских учреждений.

С другой стороны, у губернатора было право вето на назначения, переводы и повышения в должности про­винциальных чиновников любых ведомств. У него было право утверждения официальных лиц дворянских орга­низаций, членов земских управ и муниципальных дум, городских глав. Причем эти решения нельзя было об­жаловать, и единственная причина, которую ему достаточно было указать, была неблагонадежность. Также у губернатора был контроль над полицией, большие пол­номочия в чрезвычайных ситуациях.

Никаких квалификационных требований к губерна­торам не существовало, они выдвигались в своей массе из петербургской бюрократии, не знали своих регио­нов и не обладали нужными навыками.

Основным органом центрального правительства на местах было губернское правление, которое на практи­ке находилось под контролем МВД и губернатора и было неэффективно. В правление входили вице-губер­натор, советники, медицинский и тюремный инспекто­ры, инженер, архитектор и другие чиновники, назнача­емые МВД. Много важных вопросов социальной и экономической жизни проходило по другим ведомствам и не подпадало под власть губернской палаты.

С другой стороны, все важные вопросы входили в компетенцию губернатора, причем список мог произ­вольно расширяться, и лишь второстепенные вопросы решала губернская палата. Таким образом, никто не имел полной картины дел в губернии, никто не контро­лировал ситуацию в полном смысле слова. Такая сис­тема не могла быть эффективной.

Поэтому ее много раз пытались реформировать, а Столыпин понял это еще в Саратове. Зимой 1906/07 гг. Петр Аркадьевич представил Совету министров про­ект реорганизации губернского управления, который был не радикальной реформой, а реорганизацией су­ществующей системы. Проект ставил целью решить проблему единства губернской власти, четкого опреде­ления функций и статуса губернатора, повышения эф­фективности власти.

Ключевым вопросом был статус губернатора. Ста­рый закон гласил, что губернаторы, как непосредствен­ные начальники губерний и суть первые в оных блюс­тители прав самодержавия, получают указания от царя и Сената и представляют рапорты только им. Но постепенно росло число губерний и местных учреждений, изменялись экономика и общество, и губернаторы фак­тически становились представителями министра внут­ренних дел. Однако доклады и отчеты формально пред­ставлялись непосредственно императору, то есть была возможность прямого обращения к царю и - теорети­чески - оппозиции министру.

Новая формула закона должна была закрепить фак­тическое положение дел и официально делала губерна­тора первым в губернии чиновником. Губернатор дол­жен был назначаться царем по предложению министра внутренних дел после одобрения Советом министров.

Все общие приказы центральной власти должны были доводиться через губернатора, он надзирал за почти всеми департаментами, кроме юридических служб, государственного контроля и высших учебных заведений. Проектом за губернатором сохранялось пра­во вето на назначения, давалась власть в землеустрой­стве и просвещении, поручался контроль над сбором налогов, он становился начальником над всеми видами полиции и отвечал за правопорядок.

Закон оставлял губернатору широкие права в мест­ном самоуправлении, право посещать и выступать на заседаниях, давать рекомендации министру внутренних дел о финансировании органов самоуправления.

Вместо губернской палаты предполагалось создание Совета для объединения всех ведомств и усиления свя­зи с самоуправлением. В него должны были входить губернатор, его два заместителя (по общим вопросам и по проблемам полиции), высшие лица всех ведомств в губернии, предводитель дворянства, председатель зем­ской управы, городской голова столицы губернии, пред­ставители губернского земства и Городской думы.

Для облегчения поиска профессиональных и достой­ных чиновников предполагалось существенное повыше­ние зарплаты и введение требования высшего образо­вания для всех начальников.

Однако проект П. Столыпина встретил сильную оп­позицию ряда министров, в частности В. Н. Коковцова, который не хотел укрепления власти МВД и протесто­вал против увеличения расходов. Министры видели в плане простое усиление роли МВД и торпедировали проект.

Поэтому было предложено ограничить власть губер­натора в отношении ведомств общими вопросами, а также ограничить получение им информации. Мини­стры потребовали убрать право министра внутренних дел отменять обязательные приказы губернатора и про­винциального Совета - это можно было сделать толь­ко через соответствующие министерства и Сенат. В случае болезни губернатора заменять его должен был председатель казенной палаты, а не вице-губернатор по общим вопросам. Предлагалось ограничить права на­казывать чиновников, назначенных правительством, хотя министр юстиции Щегловитов и требовал убрать судебный иммунитет высших чиновников в губерниях. Оппозиция министров фактически нейтрализовала ре­форму.

При этом вся власть должна быть сведена в руки губернатора как "агента правительства", а не как пред­ставителя верховной власти. Многие противники П. Столыпина стали использовать тот аргумент, что он пытается ограничить власть царя.

Текст нового закона вызвал шумные протесты ниже­городского губернатора А. Н. Хвостова, которого про­звали "соловей-разбойник", и других политиков вроде представителя Саратовского земства С. А. Панчулидзева. Заседание Совета по делам местного хозяйства обычно вел С. Е. Крыжановский, и именно на него по­сыпались многочисленные жалобы. Николай П прислал Столыпину записку следующего содержания: "До све­дения моего дошло, что в заседании Совета по делам мест­ного хозяйства товарищ министра Крыжановский на­стоял на изменении закона о губернаторах в смысле

отмены обязанности их блюсти права Самодержавной власти. Что это значит? Я слышу о его действиях не первый уже раз "[39].

С. Е. Крыжановский сделал официальный рапорт П. Столыпину и разъяснил существо дела, которое было одобрено Советом министров. К докладу он приложил прошение об отставке, которое вытекало из недоверия монарха. Столыпин поехал к царю и привез резолю­цию: "Его Величество изволит признать действия сена­тора Крыжановского правильным, а ходатайство об его увольнении от службы повелел оставить без последствий"[40].

На такой резолюции настоял П. Столыпин, так как это было одобрение и его личной позиции, а нападки на Крыжановского были наладками на него самого. Во избежание скандала П. Столыпин попросил С. Е. Кры­жановского сохранить данное дело в тайне.

Как и кто донес до царя подобный "поклеп", осталось неизвестным, так как царь уклонился от ответа на пря­мой вопрос П. Столыпина. С другой стороны, закон вел к ограничению власти монарха, и "доносчик" имел оп­ределенные основания жаловаться. Но тут П. Столыпин продемонстрировал умение убеждать царя.

Большинство членов Совета местного хозяйства одоб­рило предложенную реформу управления, но под дав­лением дворянской и министерской оппозиции проект положили под сукно на неопределенное время. Рефор­ма захлебнулась. С точки зрения С. Е. Крыжановско­го, с этого момента карьера П. Столыпина пошла под гору. Административный и полицейский фундамент государства остался архаичным и не соответствовал новым условиям. П. Столыпин это понимал, а уступки ободрили его врагов, которые усилили борьбу.

С. Е. Крыжановский в воспоминаниях указывает, что в 1907-1908 гг. он сделал проект разделения страны на одиннадцать областей с расширением прав местного законодательства. Этот проект передали царю, но он его отложил и отдал П. Столыпину. Столыпин также стремился к децентрализации государственного управ­ления, но громко об этом не говорил и лишь посвятил А. В. Кривошеина в свои мысли.

На уровне уезда Столыпиным также предполагалось объединение многочисленных учреждений (присут­ствий) в одно целое под властью начальника уезда, на­значаемого министром внутренних дел. Этот началь­ник должен был заменить предводителя дворянства, в большинстве губерний избираемого дворянами-земле­владельцами.

Ранее уездное Дворянское собрание и его предводитель играли ведущую роль в делах уездов, причем предводи­тель не подчинялся губернатору. Центральное правитель­ство не имело в уезде единого представителя кроме уезд­ного исправника (главы полиции), здесь было такое же дублирование функций учреждений, как и на уровне гу­бернии. На уровне волости власть была в руках земских начальников, которые обычно избирались из местных дворян и имели все административные и судебные права.

П. Столыпин предложил отменить классовый харак­тер администрации на уровне уезда-волости, ввести единого представителя центральной власти и межми­нистерский совет на уровне уезда во главе с уездным начальником. Как и губернский начальник, уездный начальник должен был наблюдать за всеми учрежде­ниями в регионе. В уездный совет должны были войти представители министерств в уезде, руководители уезд­ного земства и муниципальных дум, предводитель дво­рянства. Совет должен был заменить все комитеты по разным вопросам (призыв в армию, полиция, землеуст­ройство).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9