Реферат: Социально-политическая борьба в Новгороде XII- нач. XIII вв.

    Итак,  получив  плату  и  благословение  от  Всеволода  Большое  Гнездо,  новгородское  войско  без  правящей  верхушки  Новгорода  Великого  отправилось  домой.  Как  пишет  Дж. Феннел,  призыв  Всеволода  к  насилию  был  подхвачен  с  рвением.[267]  По  прибытии  на  место  им  было  организовано  вече  “на  посадника  Дмитра  и  на  братью  его”,  где  с  ними  стали  сводить  счеты  путем  припоминания  и  постановки  в  вину  всего  “зла”  которое  те  творили,  по  мнению  присутствовавших  на  данном  собрании.[268]  Среди  основных  вин  при  этом  числились  повеление  “на  новгородицихъ  сребро  имати,  а  по  волости  куры  брати,  по  купцемъ  виру  дикую,  и  повозы  возити”.[269]  Причина  введения  этих  поборов  в  НПЛ  никак  не  освещается.  Потому  неясно,  из  чего  Р. Г. Скрынников  делает  заключение  о  том,  что  Дмитр  их  “ввел  по  случаю  похода  в  Рязанскую  землю”.[270]  Тем  более  что  поход  на  самом  деле  намечался  в  Черниговскую  землю.[271]  Хотя  полностью  исключить  такой  вариант,  конечно,  нельзя.  Кроме  того,  не  ясно,  на  каком  основании  В. В. Мавродин  констатирует,  что  по  волости  брали  кур  именно  со  смердов.  Далее  он  делает  некоторое  пояснение:  “Как  видно,  часть  обвинений  была  предъявлена  Дмитру  Мрошкиничу  недовольным  его  социальной политикой  новгородским  купечеством;  другая  же  часть  (увеличение  числа  кур,  собираемых  «по  волости»,  повозная  повинность,  взимание  какого-то  чрезвычайного  побора – «серебра»)  исходила  от  новгородцев  горожан  и  от  жителей  новгородской  «волости»,  т. е.  смердов”.[272]  Источники  подобных  уточнений  не  делают  и  подобные  констатации  относительно  смердов  можно  отнести  только  к  сфере  догадок.     

    Следует  согласиться  с И. Я. Фрояновым  в  том  отношении,  что  перед  нами  не  классовый  конфликт.  Характеристика  его  в  качестве  внутриобщинного  также  близка  к  реальности  с  теми  лишь  уточнениями,  которые  касаются  роли  Всеволода  в  этом  конфликте.[273]  По  крайней  мере,  видимая  сторона  медали  предстает  именно  таким  образом.  Представляется  сложным  судить  о  составе  веча  1209 г.  по  той  причине, что  собралось  оно  по  прибытии  войска  из  похода  и,  скорее  всего,  именно  ополченцы  стали  основной  его  составляющей.  В  этой  связи  совершенно  верно  утверждение  И. Я. Фроянова  о  том,  что  состав  войска  определил  состав  веча,  то  есть  присутствовали свободные  люди.[274]  Присутствие,  а  тем  более  влияние  на  вече  несвободного  населения  источниками  никак  не  подтверждается.

    Относительно  обвинений,  выдвинутых  против  Дмитра,  надо  признать,  что,  согласно  НПЛ,  мы  не  имеем  оснований,  как  это  сделал  М. Н. Тихомиров,  выделять  основные  и  неосновные.  Выделение  какого-либо  слоя  новгородского  общества  особо  недовольного  поборами  и  прочими  неудобствами  представляется  неправомерным,  что  и отмечено  у  И. Я. Фроянова.[275]  Однако,  соглашаясь  с  тем,  что  обвинения  сформулированы  от  всей  вечевой  общины,  тем  не  менее,  надо  отметить,  что  не  следует  переоценивать  данное  обстоятельство  по  причинам,  указанным  в  начале  рассмотрения  этих  событий.[276]  Вече  стало  закономерным  звеном  в  цепи  событий,  начало  которых  кроется  в  произошедшем  у  Коломны  и  в  роли  Всеволода,  сыгранной  там.

    Согласно  летописи,  сотворив  вече,  новгородцы  во  вполне  свойственной  им  манере  перешли  к  делу – проще   говоря,  к  грабежу  и  поджогам.  По  мнению  Дж. Феннела,  “толпа  взбунтовалась  в  характерном  для  новгородцев  стиле”.[277]  Весьма  интересной  является  версия  произошедшего,  изложенная  И. Я. Фрояновым.  Согласно  ей,  “богатства  древнерусской  знати  росли  за  счет  публичных  платежей,  то  есть  являлись  своего  рода  компенсациями  за  отправление  знатными  людьми  общественно  полезных  функций”.  Потому  имущество  Дмитра  рассматривалось  как  некоторая  вариация  общинной  собственности,  находящейся  временно  в  руках  данного  человека.  Отсюда  и  дележ  по  3  гривны  по  всему  городу  и  на  щит.[278]  Все  это,  на  первый  взгляд,  объясняет  произошедшее  (после  веча  или  во  время  еще  вопрос,  так  как  в  одном  варианте  НПЛ  говорит:  “и  все  зло;  идоша  на  дворы  их  грабежьмъ”,  а  в  другом:  “и  иное  все  зло;  и  поидоша  на  дворы  их  грабежомъ”,  так  что,  судя  по  одному  варианту,  грабеж  шел  параллельно  вечу),  если  бы  не  два  “но”.  Во-первых,  коли  собственность  общинная,  зачем  ее  поджигать?  Во-вторых,  в  НПЛ  четко  написано:  “а  житие  ихъ  поимаша,  а   села  их  распродаша  и  челядь,  а  скровища  ихъ  изискаша  и  поимаша  бещисла,  а  избытъкъ  разделиша   по  зубу,  по  3  гривне”[279]  Причем  слово  “избытъкъ”  фигурирует  в  обоих  вариантах  летописи.  В  результате  получается,  что  сначала  грабили,  жгли,  продавали  общинное  имущество,  а  потом  избыток  решили-таки   поделить  поровну.  Картина,  прямо  скажем,  несколько  странная.  Кроме  того,  в  таком  случае  опровергается  тезис  В. И. Буганова  о  том,  что  все  погромы  и  распродажи  были  следствием  решений,  принятых  на  вече.

    Н. И. Костомаров  не   только  обратил  внимание  на  слово  “избытъкъ”,  но  и  пытался объяснить  произошедшее.  Данное  слово  дало  ему  основание  предположить  “что  не  вся  сумма  проданного  имения  делилась:  может  быть,  известная  часть  шла  в  новгородскую  казну,  и  также  князю”.  В  целом  же  имущество  в  Новгороде,  подлежащее  дележу,  оценивалось,  продавалось  и  делилось  на  каждый  двор,  сколько  придется.[280]  Данное  положение  если  и  имело  место,  то в  случае  с  1209 г.  оно  верно  лишь  отчасти.  Об  этом  говорит  сама  Новгородская  Первая  летопись,  указывая  на  дележ  на  “зуб  и  на  щит”.  Под  последним,  видимо,  понимается  войско,  находившееся   в  Новгороде.  В. И. Буганов  также  замечает,  что  именно  “часть  захваченного  («избыток»)  разделили  поровну  между  всеми  «по  всему  городу»”.[281] 

    По  мнению  Р. Г. Скрынникова,  именно  по  решению  веча  владения  Мирошкиничей  были  отданы  на  поток  и  разграбление.[282]  Данное  утверждение  спорно,  так  как  Новгородская  Первая  летопись  на  это,  в  принципе,  прямо  не  указывает.  Другое  же  утверждение  исследователя,  видимо,  более  соответствует  происходившему  и  непосредственно  тексту  НПЛ.  Он  говорит  о  том,  что  “грабеж  Мирошкиничей  обогатил  многих  лиц,  и  чтобы  спрятать  концы  в  воду  они  сожгли  двор  Дмитра”.[283]  Он  также  замечает,  что  делили  “учтенное  после  грабежа  имущество  и  деньги”.  Причиной  тому,  по  мнению  исследователя,  послужило  то,  что  власти  Новгорода  “спешили  успокоить,  прежде  всего,  ратников,  вернувшихся  из  трудного  похода”.[284]  Думается,  что  все  же  о  “коллективном  дележе  имущества  Дмитра  Мирошкинича,  осуществленном  по  принципу  равенства”,[285]  говорить  не  приходится.  На  наш  взгляд  в  данном  случае  ближе  к  источнику  в  своих  рассуждениях  стоит  Р. Г. Скрынников.  Ситуация  в  Новгороде  по  прибытии  рати  из  похода  попросту  вышла  из-под  контроля.  Говорить  о  реальной  власти  кого-либо  в  тот  момент  в  Новгороде,  да  еще  способного  усмирить  взбунтовавшееся  войско,  попросту  не  приходится.  Порядок  стал  восстанавливаться,  лишь  когда  накал  страстей  пошел  на  спад. 

    Тем  временем,  как  нельзя  вовремя  умирает  Дмитр.  Ранее  уже  говорилось  о  том,  что  Новгородская  Первая  летопись  не  дает  сведений  о  причине  его  смерти.  По  Никоновской  летописи,  ею  все  же  были  раны,  а  не  гостеприимство  Всеволода.  Кроме  того,  новгородский  летописец  не  договаривает  о  том,  что  Дмитра  привезли  из  Владимира  не  одного:  “Того  же  лета  привезоша  посадника  Новогородцкаго  Дмитреа  Мирошкиничя  мертва  изъ  Володимеря,  понеже  зело  истреленъ  бывъ  подъ  Пронскомъ,  такоже  и  инехъ  многихъ  мертвыхъ  привезоша  стреленыхъ  и  язвенныхъ  подъ  Проньскомъ”.[286]  Таким  образом,  новгородское  ополчение  так  спешило  домой  после  напутствия  Всеволода,  что  оставило  под  его  опекой  не  только  князя  и  посадника  с  7  лучшими  мужами,  но  и  своих  убитых  и  раненных.  Если  следовать  тексту  новгородской  летописи,  то  мертвого  Дмитра,  привезенного  из  Владимира,  успели  похоронить  возле  отца  в  монастыре  Святого  Георгия.  То  есть  данное  событие  произошло  раньше,  чем  в  Новгороде  зародилась  и  распространилась  идея  сбросить  останки  Дмитра  с  моста  Волхов.[287]  Это,  в  свою  очередь,  может  свидетельствовать  о  том,  что  либо  покойника  привезли  тайно,  а  значит,  действовали  его  родственники  и  друзья  да,  плюс  к  тому,  у  Дмитра  были  неплохие  отношения  с  духовенством,  либо  в  городе  шла  жестокая  борьба  сторонников  и  противников  свергнутого  посадника,  причем  примерно  на  равных,  иначе  похоронить  попросту  не  успели  бы.  В  принципе,  тот  факт,  что  тело  не  выдали  из  монастыря,  и  архиепископ  Митрофан  заступился  за  него,  удивления  не  вызывает.  В  христианской  церкви  в  средние  века  не  принято  было  выдавать,  кому  бы  то  ни  было,  укрывшихся  за  ее  стенами  живых  не  то  что  мертвых.  Тверская  летопись  также  говорит  о  том,  что  Дмитр  уже  был  похоронен,  когда  его  задумали  сбросить  в  Волхов.[288]  А  вот  Никоновская  летопись  не  содержит  точного  указания  срока  захоронения  Дмитра  владыкой  Митрофаном.  Можно  решить,  что  он  был  похоронен  еще  до  попыток  надругаться  над  его  телом,  так  как  это  следует  из  новгородской  летописи,  или  же  после  успокоения  бунтующих.  Возможен  и  такой  вариант,  что  тело  выкапывали.  Однако  из-за  неконкретности  сведений  Никоновской  летописи  сказать  что-либо  точно  нельзя,  и  все  это  на  уровне  догадок.  Также  следует  добавить,  что,  по  данным  этой  летописи,  существовала  альтернатива  сбрасыванию  покойника  в  Волхов.  Разъяренные  новгородцы  собирались  сжечь  его  на  костре.[289]

    Обращаясь  к  характеристике  произошедшего  в  Новгороде  в  1209 г.,  Н. А. Рожков  делает  вывод  о  том,  что  “в  психологии  и  духовной  культуре  русских  вольных  городов  до  конца  XIII в.  сохранялось  еще  много  остатков  старой  неорганизованности,  примитивной  грубости.  Одним  из  признаков  этого  является  крайняя  импульсивность  народной  массы:  всякое  впечатление  немедленно  переходит  в  действие  и  притом  в  действие  крайне  насильственное, - в  убийство  и  грабеж”.  И  далее:  “Подобные  и  еще  более  необузданные  расправы  не  были  вовсе  исключением,  составляли  заурядное,  обычное  явление  чуть  не  повседневной  действительности.  О  них  можно  часто  прочитать  в  летописях”.[290]  Видимо,  здесь  уместно  будет  вести  речь  о  некоторых  элементах  ментальности  народа.  Учитывая,  что  ментальность  крайне  медленно  изменяется,  следует  признать,  что  “крайняя  импульсивность”  народных  масс  вовсе  не  была  проявлением  неорганизованности  и  грубости,  а  являлась  давно  сформировавшимся  элементом  ментальности  общества.  Более  того,  в  свете  этого,  становится  предельно  понятна  точность  и  беспроигрышность  политического  расчета  Всеволода   Большое  Гнездо.

    Далее,  пожалуй,  начинается  самое  интересное  в  этой  драме.  Согласно  Новгородской  Первой  летописи,  в  город  прибыл  новый  князь  Святослав.  При  этом  летописец  не  делает  даже  намека  на  то,  что  новгородцы  просили  его  у  Всеволода.  Из  этого  можно  сделать  вывод  о  том,  что  в  данном  случае  инициатива  была  за  Всеволодом,  который  сменил  более  старшего  Константина  на  ребенка  Святослава.[291]  То,  что  против  него  не  выступили,  в  общем-то,  не  удивляет.  Во-первых,  он  уже  раз  сидел  в  Новгороде,  а  во-вторых,  у  новгородцев  была  слабость  к  малолетним  князьям.  Особо  примечательно  то,  что  происходит  далее:  “тъгда  даша  посадьницьство  Твьрдиславу  Михалковицю,  и  даша  дъщкы  Дмитровы  Святославу”.  Тогда  же  новгородцы  стали  целовать  крест  и  клясться  в  том,  что  не  хотят  держать  у  себя  детей  Дмитровых.  Проще  говоря,  толчком  ко  всему  этому  послужило  именно  прибытие  в  Новгород  Святослава,  присланного  Всеволодом.  Это  указывает  на  совершенно  определенную  роль,  которую  сыграл  Всеволод  Большое  Гнездо  в  новгородской  смуте  1209 г.

    И. Я. Фроянов  усматривает  в  направлении  изгнанных  родственников  Дмитра  именно  к  Всеволоду  добрую  волю  последнего.  Он  напоминает,  что  слово  “поточи”  в  древнерусском  языке  означало  не  только  заточение,  но  и  изгнание.  Следовательно,  Всеволод  взял  изгнанников  под  свою  защиту.  Однако  тогда  непонятно,  чего  ради  взятые  под  защиту  начали  откупаться.[292]  Этот  факт  более  обоснованно  выглядит  в  схеме  В. Л. Янина,  который  считает,  что  речь  в  данном  случае  все  же  идет  именно  о  заточении,  а  не  о  защите.[293]  В  целом  же  решение  убрать  из  Новгорода  всех  родственников  Дмитра,  то  есть  потомков  и  родственников  столь  популярного  Мирошки  подальше  от  буйного  города  и  поближе  к  ясным  очам  Владимиро-Суздальского  князя  является  стандартным  политическим  ходом,  обычно  предпринимаемым  для  ликвидации  потенциальных  очагов  оппозиции.

    Подводя  итог  анализу  вышеизложенных  событий,  надо  сразу  отметить,  что  никакого  антифеодального  характера  и  классовой  подоплеки  в  этих  событиях  вновь  не  просматривается.  Скорее,  стоит  вести  речь  о  смуте-перевороте,  инспирированной  извне,  но  питавшейся  внутриобщинными  противоречиями,  в  основе  которых  лежало  недовольство  политикой  властей.  Суздальский  князь  путем  использования  этого  недовольства  сумел  провести  нужные  ему  изменения  в  правящих  кругах  Новгорода.  В  этом  смысле  близок  к  действительности  тезис  В. И. Буганова  о  том,  что  “в  этом  восстании  наряду  со  стихийностью  обращает  внимание  и  определенное  организованное  начало”.[294]  Основной  движущей  силой  беспорядков  явилось  ополчение.  Результатом  смуты  1209 г.  стало:  1) удовлетворение  социально-экономических  требований,  отмена  некоторых  поборов,  2) полная  смена  правящего  звена  Новгорода  и  усиление  влияния  Всеволода  Большое  Гнездо.                                 

Заключение

    Подводя  итог  анализу  событий  в  Великом  Новгороде  XII – нач.  XIII вв.,  следует  сказать,  что  там,  при  благоприятном  стечении  внешнеполитических  обстоятельств,  шел  процесс  становления  республики  и  развития  вечевой  демократии.  Проявлением  этого  были  частые  перевороты  и  тенденция  приближения  новгородского  князя  по  статусу  к  чиновнику.  Новгородцы  проявляли  завидное  постоянство  в  попытках  выбрать  князя  по  своей  воле,  а  не  по  принуждению.  В  ходе  этого  процесса  происходит  активизация  социально-политической  жизни  общества,  которая  находит  свое  выражение  в  перетасовках  политического  руководства  Новгородской  земли.  Социально  и  политическая  борьба  XII-нач.  XIII в.  не  поддается  расчленению.  Именно  в  ходе  политической  борьбы  проходила  эволюция  статуса  тех  или  иных  слоев  общества.  Борьба,  в  ходе  которой  сменялись  князья  и  посадники,  не  велась  между  эксплуатируемыми  и  эксплуататорами,  или  различными  слоями  общества,  а  между  представителями  различных  слоев,  объединенных  общими  политическими  интересами  и  целями. 

    Новгородцы  вовсе  не  старались  упразднить  князя  как  институт  власти.  Вести  речь  об  “антикняжеской  борьбе”  не  приходится.  Более  того,  когда  складывалась  ситуация,  грозившая  долгим  отсутствием  князя,  новгородцы  разворачивали  активную  деятельность  по  поиску  хотя  бы  временного  кандидата,  который  должен  был  как  можно  скорее  занять  новгородский  княжеский  стол.  Этому  был  причиной  не  только  внешний  фактор,  но  и  особенности  мировоззрения  людей.  Они  не  представляли  существование  своей  земли  без  князя.  В  определенном  смысле  князь  был  амулетом-фетишем.  Он  воплощал  в  себе  защиту  и  правду.  Дискредитация  такого  представления  грозила  нерадивому  князю  большими  неприятностями.  Именно  поэтому  он  часто  становился  жертвой  народного  возмущения  после  природных  невзгод,  обрушивавшихся  на  его  подданных.

    В  XII – нач.  XIII вв.  Новгородская  земля  не  знала  классов,  и  люди  объединялись  в  борьбе  против  конкретных  личностей,  попиравших  интересы  не  отдельных  слоев,  а  всего  общества  в  целом.  Поэтому  в  борьбе  против  конкретных  князей  и  посадников  единым  фронтом  выступали  бояре,  купцы,  духовенство  и  рядовые  новгородцы – ремесленники,  жители  сельских  округ.  При  этом  их  роли  не  всегда  распределялись  равномерно.  Представители  бояр,  купцов  и  духовенства  первыми  испытывали  на  себе  тяжесть  великокняжеского  гнева,  и  лишь  потом  жертвами  его  становились  все  остальные  жители  Новгородской  земли.  Часто  новгородское  общество  в  ходе  социально-политических  коллизий  выступало  нерасчлененной  массой.  В  то  же  время,  нам  не  удалось  обнаружить  следы  участия  в  “мятежах”  несвободного  населения.  Источники  не  содержат  свидетельств,  указывающих  на  это.  

    Как  правило,  в  вечевых  собраниях,  которые  и  служили  основной  ареной  для  социально-политической  борьбы,  и  в  “мятежах”  принимало  участие  население  самого  Новгорода  и  только  в  редких  случаях  в  процесс  включались  представители  волости.  Это  было  связано,  прежде  всего,  с  особенностями  созыва  веча,  которое  не  планировалось  заранее  и  обычно  происходило  спонтанно.  Более  широкий  состав  участников  вечевых  собраний  наблюдается  в  тех  случаях,  когда  фактическим  инициатором  созыва  веча  выступало  новгородское  ополчение.  Требования  социального  характера  обычно  возникали  в  связи  с  неправомочными  действиями  высших  должностных  лиц:  введением  чрезмерных  поборов,  нерациональным  использованием  государственного  имущества  и  так  далее.       

    Все  новгородские  коллизии  проходили  при  наличии  разной  степени  внешнего  вмешательства  и  давления.  Киевские,  а  позднее  владимиро-суздальские  князья  не  прекращали  попыток  принудить  Великий  Новгород  к  выполнению  своей  воли  и  желаний.  Обычно  для  этого  устанавливалась  блокада  торговых  путей,  что  вело  к  коррекции  результатов  волнений  вследствие  влияния  экономического  фактора.  Однако  был  и  способ,  упреждающий  неблагоприятное  развитие событий.  Для  этого  необходимо  было  различными  путями  спровоцировать  беспорядки  и  запрограммировать  желательный  исход.  Ярким  примером  этого  варианта  являются  события  1209  г.,  когда  князь  Всеволод  Большое  Гнездо  умело  направил  гнев  новгородцев  против  тогдашнего  политического  руководства  вечевой  республики  и  тем  самым  способствовал  сохранению  власти  в  Новгороде  в  руках  своих  сторонников.       

      Список  использованных  источников  и  литературы

                                           Источники

1.1.     Новгородская  Первая  летопись  старшего  и  младшего  изводов.  М.; Л.:            Изд-во  АН  СССР,  1950.  640 с.

1.2.     Полное  собрание  русских  летописей.  М.:  Языки  русской  культуры.  1997.  Т.  I.  Лаврентьевская  летопись.  496 с.

1.3.     Полное  собрание  русских  летописей.  М.:  Наука,  1965.  Т.  IX-X.               Патриаршая  или  Никоновская  летопись.  256,  244 с.                                             

1.4.     Полное  собрание  русских  летописей.  М.:  Наука,  1965.  Т.  XV.  Тверская                                                                    летопись.  504  стб.

2.1.       Арциховский  А. В.  Новгород  Великий  по  археологическим  данным  //    Новгород.  К  1100-летию  города.  /  Под  ред.  М. Н. Тихомирова.  М.:  Наука, 

1964.    С.  38-48.

2.2.       Буганов  В. И.  Очерки  истории  классовой  борьбы  в  России  XI-XVIII вв. М.:    

           Просвещение,   1986.  239  с.

2.3.       Греков  Б. Д.  Киевская  Русь.  М.:  Госполитиздат,  1953.  568  с.

2.4.       Данилевский  И. Н.  Древняя  Русь  глазами  современников  и  потомков  (IX-XII вв.).  М.:  Аспект  Пресс,  1998.  399 с.

2.5.       Даркевич  В.  П.  Вечевая  республика  на  Волхове  //  Наука  в  России.  1998.   № 5.  С.  89-95.

2.6.     Древнерусская  Венеция  //  Родина.  1999.  № 5.  С.  10-13.

2.7.       Дьяконов  М. А.  Очерки  общественного  и  государственного  строя  Древней  Руси.  СПб.:  Право,  1912.  489 с.

2.8.       Карамзин  Н. М.  История  государства  Российского.  Калуга:  Золотая  аллея,  1997.  В  4  кн.  Кн.  I.  Т.  1-4.  576 с.

2.9.       Ключевский  В. О.  Русская  история.  Полный  курс  лекций  в  трех  книгах.  М.:  Мысль,  1993.  Кн.  1.  572  с.

2.10.     Костомаров  Н. И.  Бунт  Стеньки  Разина.  Исторические  монографии  и   исследования.  М.:  Чарли,  1994.  640  с.

2.11.   Костомаров  Н. И.  Раскол.  Исторические  монографии  и  исследования.  М.:  Чарли,  1994.  608  с.

2.12.   Костомаров  Н. И.  Русская  республика  (Севернорусские  народоправства  во   времена  удельно-вечевого  уклада.  История  Новгорода,  Пскова  и  Вятки).  М.;  Смоленск:  Чарли;  Смядынь,  1994.  544 с.

2.13.   Краткая  история  СССР  /  Под  ред.  Н. Е.  Носова.  В  II ч.  Л.:  Наука,  1972. Ч.  I.  440 с.

2.14.   Лихачев  Д. С.  Новгород  Великий.  Очерк  истории  культуры  Новгорода  XI- XVII вв.  Л.:  Госполитиздат,  1945.  104 с.

2.15.   Луговой  В. В.  Выборы  в  средневековом  Новгороде  //  История.  1998.  № 2.  С.  6-11.

2.16.   Мавродин  В. В.  Народные  восстания  в  Древней  Руси  XI-XIII вв.  М.:   Соцэкгиз,  1961.  118 с.

2.17.     Мартышин  В. О.  Вольный  Новгород.  Общественно-политический  строй  и   право  феодальной  республики.  М.:  Российское  право,  1992.  384  с.

2.18.     Павленко  Н. И.,  Андреев  И. Л.,  Кобрин  В. Б.,  Федоров  В. А.  История  России  с  древнейших  времен  до  1861 года.  М.:  Высшая  школа,  1996.     559 с.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9