Современные проблемы истории и философии науки

16.  Pallas P.S. Zoographia Rosso-Asiatica. – 1831.

ценности науки и информатизация общества

Асланова М.Т.

Современное состояние антропогенеза характеризуется формированием новой антропогенной основы развития культуры – индивидуализированных обществ. Сущность трансформации такого рода заключается в замещении физической силы силами субъективности, что определяет дальнейший рост разнообразных форм культурной репрезентации и реформацию традиционной системы ценностей (5). Этот процесс детерминирован развитием культуры сетевого (информационного) общества. Ее основной особенностью выступает ориентация на использование результатов глобализации информационных ресурсов. Сущность этого явления заключена в независимости культурных целей и содержаний, задающих непропорциональное количественное и качественное соотношение форм антропогенного мира.

Индустриальное общество (общество модерна) формировало процесс культурной эмансипации, выраженной в разнообразии коммуникативных форм, технологических инноваций, управленческих решений. Информационная среда играет все более значимую роль в профессиональной деятельности и в повседневной жизни повседневного человека. Ее возрастающая роль вызвана мутациями пространственно-временного континуума культуры.

«Уход от доминирования сфер потребления в пользу роста информационного сервиса приводит к тому, что интенсивность обращения информационного потока становится критической величиной: каждый последующий момент времени обладает большей стоимостью, чем предыдущий. В сетевом обществе эквивалентом года служит час, эквивалентом месяца – минута, эквивалентом дня – секунда» (9, С 5).

Этика новой культуры заключается в реализации веры в достаточный уровень культурного развития современного человека, нации, любого творческого союза стремящегося к реализации своих внутренних возможностей. Но эта идея, как показывает опыт сетевой культуры, во многом является утопической. В последнее время появляются исследования, показывающие, что эйфория первых лет проходит, уступая место более взвешенному и реалистическому суждению о природе сетевой культуры (4). Как отмечено в работе Д. Фейблмана (10, С. 262), современная урбанистическая культура, с которой в основном и связано развитие сетевой экономики, решает основной вопрос: «Насколько индивидуальны ваши ощущения?», подчиняясь «голосу психологического номинализма». В некотором смысле, разрешение этого вопроса сформировало диалектику информационной цивилизации.

В теориях информационного общества исследуется характер взаимоотношений человека с миром материальных и внематериальных форм в процессе информационного обмена (8). Они во многом обусловлены проблемами детерминации новых форм в современной культуре. Новые коммуникационные технологии формируют новую жизненную среду, структурная форма которой не является строго материальной. По каналам связи передаются не предметы, символы, образы, а их структурное подобие, погруженное в цифровую среду. Они соотносимы для человеческого сознания с тем или иным материальным объектом, и потому их нематериальность, структурная инаковость слабо воспринимается сознанием.

В сетевой среде изменяется характер социального взаимодействия, реализуется новый механизм диалога культур, включенных в процесс бесконечного изменения глобальной среды культурных событий. Сетевое пространство представляет собой особую коммуникационную среду, в которой постоянно рождаются новые смыслы, недоступные в полном объеме ни человечеству ни отдельно взятому субъекту. Наличие конкурирующих друг с другом форм, концепций, стилей, направлений, планов выражения, включая традиционную и виртуальную среды как равноправные бытийные пространства культуры, снижает значимость национального статуса.

Новые технологии менеджмента, программного обеспечения, образования, педагогики, медицины и другие услуги низвергают традиции национальных суверенитетов, сформированные индустриальной эпохой. Традиционно приоритеты исторического развития основывались на стремлении к созданию локальных систем коллективного жизнеобеспечения и воспроизводства. Одним из условий совершенствования этого процесса явилось утверждение национального статуса различных социальных общностей.

Стабильное совершенствование различных аспектов культуры обеспечило устойчивую ориентацию  на либеральные ценности, уважение внутреннего потенциала мировой культуры наряду с сохранением целостности отдельных субкультур. Снижение издержек распространения информации, высокая мобильность человеческого ресурса и производимых обществом потоков информации обусловливает устойчивость этой тенденции. Социокультурная система информационного общества основана на укреплении культурного консенсуса, единства смыслов, норм, поиске сходных идейных ориентаций между отдельными субъектами.

На протяжении последних 30-ти лет социологи, философы, культурологи, политологи, политики и т.д. пытаются найти ответ на вопрос что же такое информационное общество и стараются идентифицировать его культурный статус. Радикальные, глубинные и всеобъемлющие перемены, произошедшие в современной культуре поставили исследователей в тупик. Прежний исследовательский инструментарий устарел, утратил свою эффективность, дефиниции обрели новый смысл. По-прежнему нет единого, универсального определения самой информации, а оно крайне необходимо для исследования феномена информационного общества и динамики его культуры. По этому представляется целесообразным уточнить данное понятие в контексте настоящего исследования.

Существует множество определений информации, они сложны и противоречивы особенно в условиях переосмысления ее роли в экономике, быту, культуре и т.д. Для экономистов информация это – «данные, просеянные для конкретных людей, проблем, целей и ситуаций. Стоимость информации включает в себя: время руководителей и подчиненных, затраченное на сбор информации, а также фактические издержки, связанные с анализом рынка, оплатой машинного времени, использованием внешних консультантов и др.» (3, С. 164). В рамках принятия решений информация – «все те сведения, знания, сообщения, которые помогают решать определенную задачу» (6, С. 151). С точки зрения кибернетики информация «уничтожает разнообразие, а уменьшение разнообразия является одним из основных методов регулирования, и не потому, что при этом упрощается управляемая система, а потому, что поведение системы становится более предсказуемым» (2, С. 67). Для теории информации (семиотики) информация – это «мера устранения неопределенности знания у получателя сообщения о состоянии объекта или о каком-то событии»(1, С. 5).

Сегодня уже очевидно, что информация имеет отношение к процессам управления и развития, обеспечивающим выживание любых систем. Именно информация, управление и организация выступили локомотивами прогресса и обусловили вступление развитых стран в новую цивилизацию.

На современном историческом этапе «никакая социальная жизнь невозможна без информации, без общения и коммуникаций. Информация выступает в качестве двигателя общественного и технического прогресса, а также в качестве узлового пункта познания, выявляя всеобщие и конкретные, многогранные связи с действительностью как отражение этой действительности»(7, С. 387).

По сути, информация – это социокультурный продукт. Если информация не становится достоянием человека, то она как бы и не существует. И как социокультурный феномен информация может нести на себе определенный отпечаток уровня развития общества. К примеру, общество может быть информационно закрытым, крайне идеологизированным, тоталитарным (примером может служить бывший Советский Союз с его «железным занавесом») или открытым, демократичным, плюралистичным (к таковым можно отнести практически все страны Европы, США, а уже и Россию). Безусловно, что эти качественные характеристики общества скажутся и на существовании в нем информации.

В психологическом отношении восприятие и осмысление информации тесно связано с уровнем развития духовной культуры общества. Уровень духовной культуры является своеобразным коррелятом в бескрайнем информационном пространстве современного общества (проявление интереса к элитарной информации или наоборот). Тенденция расширения информационного поля поставила человека перед проблемой выбора информации, разделив ее на приоритетную и второстепенную более остро, чем в предшествующем времени.

Список использованной литературы:

1.           Андреев В.Н. Информация и моделирование в управлении производством. – Л., 1985.

2.           Бир Ст. Кибернетика и управление производством. – М., 1963.

3.           Большой экономический словарь. – М., 1994.

4.           Взгляд с Востока. – М., 2000.

5.           Гиренек Ф.И. Ускользающее бытие. – М., 1994.

6.           Лопатников Л.И. Популярный экономико-математический словарь. – М., 1979.

7.           Моисеева Л.А. История цивилизаций. Курс лекций. – Ростов-на-Дону, 2000.

8.           Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. – М., 1976.

9.           Самойленко С.И. Сети ЭВМ. – М., 1986.

10.       Фейблман Д. Типы культуры // Самосознание мировой культуры. – СПб., 1999.

МАРГИНАЛЬНЫЙ СТАТУС СОБЫТИЙНОГО ЗНАНИЯ

Воронцов А.В.

Наукоцентрическая установка классической эпистемологии переосмысливается в современных философских дискурсах, что ведет к повышению внимания философов и ученых к иным формам и видам знания. Особенную актуальность приобретают вопросы деструкции данной установки в гуманитарных науках, где границы между научным и ненаучным уже не являются достаточно четкими.

Инструментально-технологическое и декларируемо «бессубъектное» познание, истоки которого лежат в новоевропейском проекте науки и классической эпистемологии, в настоящее время не является неотъемлемой чертой социогуманитарных наук, где роль исследователя-практика имеет свои особенности. Так, например, в практической психологии важным является вопрос о пространственно-временной локализации познающего. В отличие от гносеологического субъекта, который не имеет временной локализации, консультант всегда центричен, поскольку находится в таком взаимодействии с познаваемым, которое не может иметь характера обратимости. В этом отношении психотерапевт или консультант является гуманитарием-практиком, которому «приходится решать свою задачу, как правило, однократно, необратимо, в заранее заданные сроки … использовать не только достоверные, но и вероятностные, недопроверенные знания…» (1, С. 67). В самой консультативной практике большую роль играют непредсказуемые и непланируемые факторы. Консультант не может провести встречу иначе, поскольку любое консультативное взаимодействие представляет собой единую совокупность познающих и практических действий. Эта специфическая черта данной ситуации позволяет говорить об особом виде знания, которое мы могли бы назвать событийным.

Событийное знание представляет собой такое знание, которое не может являться вневременным. В этом отношении событийное знание является моментом герменевтического круга (2). В психологии непосредственным механизмом реализации идеи герменевтического круга на практике может являться беседа. Так, сама возможность обратной связи существует именно благодаря этому основному средству познания в консультировании. Данные идеи тесно пересекаются с воззрениями М.М. Бахтина: «Любой объект знания (в том числе человек) может быть воспринят как вещь. Но субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект он не может, оставаясь субъектом, стать безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим» (3, С. 363).

Применительно к психологии герменевтика может пониматься как методологическая основа постижения чужой индивидуальности, происходящая в диалогической форме, включающей в себя дискурсивные и недискурсивные элементы. Редкое использование герменевтического метода в психологии обусловлено нерешенностью проблемы интерсубъективности как необходимости получения таких высказываний, которые могли бы претендовать на статус универсальных, возобновляющихся в разных дискурсах ученых. Однако если в академической психологии данный метод используется достаточно мало, то в консультировании и практической психологии именно беседа является основным методом, а знание как итог взаимодействия субъекта и объекта обладает временным измерением. В консультировании и психотерапии гуманитарный дискурс невозможен как дискурс конечный, завершаемый, и именно в этом проявляется специфика герменевтического образа действий в психологии. Это свойство сближает консультативные дискурсы с современными философскими дискурсами, в которых уже нет претензий на обладание истины, но присутствует стремление к ее поиску. Поэтому вопрос о статусе событийного знания может быть рассмотрен в более широком контексте проблемы понимания  истинности как несокрытости.

Общее периферийное положение консультативных дискурсов в современной психологической науке, испытывающей сильное влияние естественнонаучного эталона познания, дает повод относить событийное знание к субъективному и ненаучному. Событийное знание может рассматриваться по-разному: и как феномен постмодернистского отношения к действительности, и как реализация идей гуманистического отношения к человеку, берущих свое начало в майевтической традиции.

По мере развития научного знания изменяются и сами представления о научности. Современная постановка вопроса об универсальности критериев научности напрямую связана с попытками расширения концептуальных пространств частнонаучных онтологий, необходимым элементом которых является обращение к истории науки и осмысление особенностей ее развития. На фоне роста идей о социокультурной детерминации научного развития и конструкционистских идей вопрос о вневременности как обязательном нормативе социогуманитарного знания может быть подвергнут критическому анализу и принятию в ранг научных тех дискурсивных практик, которые раньше определялись как изначально субъективные.

Непризнание консультативных дискурсов и их маргинальное положение в системе психологического знания с одной стороны является следствием следования строгим критериям, давно существующим в психологической науке и способствующим реализации ее проекта как естественной науки, с другой стороны может являться начальной точкой для дискурса о возможности существования универсальных критериев в социогуманитарных науках.

Уход от логоцентризма, «очеловечивание» познающего субъекта как следствие понимания роли причастности познающего к самому событию знания, интерес к коммуникативной стороне познания и идеям диалогизма в современной культуре способствует легитимации событийного знания и поиску новой философской идентичности гуманитарных наук. Усиление роли гуманитария-практика в психологии ведет к необходимости рефлексии над самой познавательной ситуацией и внесению изменений в традиционное понимание как субъекта и объекта познания, так и самих критериев знания. В этом пространстве, на наш взгляд, и происходит сближение задач философии науки и современной эпистемологии.

Список использованной литературы

1.     Алябьева З.С., Щавелев С.П. Практическое значение гуманитарного знания // Гуманитарное знание. Сущность и функции: межвуз. сборник / Под ред. Г.А. Подкорытова. СПб: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1991.

2.     Гадамер Г.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988.

3.     Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

ПОНИМАНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ТЕКСТА

Копейкина О.Ю.

 Кризис российского общества 90-х годов ХХ века породил, по общему мнению историков,  глубокий кризис исторического знания в России. Но в то же время создал для историков новые возможности для дальнейшего совершенствования методологии исторической науки: «ему (историку) неслыханно повезло: ведь он живет в такое историческое время, когда сейсмические потрясения, выпавшие на долю его страны, обнажили глубинные пласты  истории и вы­вели на поверхность таившиеся в них силы. Такое случается не часто» поэтому «историческое знание неизбежно должно приобрести новый ин­теллектуальный статус и разработать собственную гносеологию» ((1, С. 11). Перед историками встала задача формирования нового исторического сознания (2).

Философская эпистемология истории предлагает выход в синтезе парадигм, взаимодополняемости всех конкурирующих исследовательских стратегий.  Б.Г. Могильницкий считает, что  «эффективность исторических исследований  всецело зависит от его способности максимально расширить круг привлекаемых познавательных средств и синтезировать их в единую исследовательскую методологию, позволяющую достичь целостное понимание изучаемого объекта... При этом речь идет ...об их синтезе, единственно способном дать новое, интегрированное знание об изучаемом объекте» (3, С. 6).

Мы исходим из утверждения, что понимание  является доминирующим  (по сравнению с другими) способом освоения культурно-исторической действительности, определяющим специфику гуманитарного, и, в частности исторического познания. Понимание - уже признанный, но еще мало изученный в отечественной философской методологии способ  когнитивного отношения к исторической действительности. В отечественной философии и методологии истории  отсутствуют исследования, посвященные анализу понимания исторического (а не психологического, лингвистического, логического и т.д.).

В данной работе мы  остановимся на некоторых особенностях исторического понимания, связанного со  спецификой предмета исторической науки - его текстовым характером. Задача состоит в том, чтобы, основываясь на  уже разработанных подходах к пониманию, показать возможности и эффективность применения этих идей для познания истории.

Существенная эволюция проблем, характера предмета и методов современного исторического знания значительно повлияла на дальнейшие перспективы исследования исторического и понимания. Одной из важнейших тенденций современной исторической науки является «лингвистический» поворот, совершившийся в исторической науке под влиянием постмодернизма, в результате которого был введен такой логический концепт, как текст.  Все более укореняется позиция, различающая результат исследования историка и историческую действительность, исходящая из того, что деятельность историка  носит знаковый характер.

Понимание как метод должно соответствовать предмету истории. Поэтому, рассуждения о специфике и структуре исторического понимания должно опираться на  онтологические основания о существовании истории либо как онтологической (внетекстовой) реальности либо представленности ее в дискурсивной форме. Абсолютизация языка как  «посредника культуры, в котором реальность конструируется и сознается» приводит постмодернистов к утверждениям, что «вне текста не существует ничего» и нет «никакой внеязыковой реальности», которую историки способны понять и описать, в результате чего исторические тексты представляются «сценариями культуры»,  точнее - дискурсивными наборами символических систем. Историки постмодернисты счи­тают, что «история никогда не является нам иначе как в дискурсивной форме, включающей все виды коммуника­ции, в том числе и невербальные» (4, С. 247).

В настоящее время многие отечественные и зарубежные историки критически относятся к «вызовам постмодернизма», принесшим в историческую науку «кризис идентичности», покушение на профессию историка и социальный статус самой исторической науки  Критики постмодернизма в истории, прежде всего, не принимают постмодернистское отрицание внетекстовой реальности. (5)

На наш взгляд, к проблеме, связанной с текстовой и внетекстовой реальностью, должен быть  взвешенный подход. При всем критическом отношении к постмодернизму, необходимо признать, что в разработанной  в русле постмодернизма концепции текста содержится много интересных плодотворных идей, полезных  для исследования исторического понимания. Кроме того, в настоящее время наметился поворот от радикальной позиции Ж. Дерриды с его отрицанием внетекстуальной реальности назад  к концепции Ф. де Соссюра, признававшего наличие в тексте, как означающего, так и означаемого. По словам Лубского, неоклассики не согласны с постмодернистами в том, что в на­учном дискурсе отражаются только наши собственные концепты и конструкты, а сама историческая действительность имеет весьма слабый референциальный статус (6)

Наиболее приемлемым, на наш взгляд, может быть взгляд на историю как на текст, продуцируемый внетекстовой соци­альной реальностью и имплицитно ее содержащий, т.е. предмет исследования скорее задается текстами, чем внетекстовой реальностью. Мы попытаемся найти, выявить и проанализировать  некоторые существенные структуры процесса понимания, связанные с историческим текстами. Таким образом, объектом нашего анализа является не реальная «внетекстовая» история - объективный исторический процесс как «прошлое», а его «представленность», воплощенность в исторических работах профессиональных историков Историческое понимание невозможно сконструировать априорно, поскольку оно вплетено в связную, целостную картины исторического действия, представляемой нам историками. Выявить  его возможно на пути «деконструкцию» исторических текстов.

Можно говорить о двух аспектах исторического понимания: понимания событий в историческом тексте и понимание самого исторического текста. Первое можно назвать интерпретацией событий автором-историком, а второе - двойная интерпретация - и действий историка-автора и интерпретация событий, отраженных в тексте.

Понятие «текст» в настоящее время один из самых употребимых терминов в гуманитарных и обществоведческих науках, хотя не имеет еще устоявшегося значения. Проблема понимания текстов - один из важнейших вопросов исторического понимания, - предполагает обращение к исследованиям исторического текста как  семиотического феномена. Нас интересуют, прежде всего, не узколингвистические, а  философские аспекты теории текста,  которые позволят ответить на вопрос, всегда актуальный для историков: «как писать историю», а, следовательно и на вопрос, что же представляют собой историческое понимание, воплощенное в исторических текстах. М.П. Бахтин писал: «Текст - это первичная данность (реальность) и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины» (7, С. 281-307). Таким образом, говоря об историческом понимании, мы вынуждены исходить из того, что предметом нашего исследования является не реальная, объективная история, а история, представленная в текстах.

Для многих современных исследований понимания характерно сведение его к осмыслению языковых образований ‑ текстов естественного и формализованного языка. Подход к пониманию, использующий понятия  текст, смысл и интерпретация Г.И. Рузавин предлагает называть семантическим, поскольку он опирается на семантические идеи об интерпретации знаковых систем. Безусловно, семантический подход, предлагаемый для раскрытия сущности понимания А.Л. Никифоровым, Г.И. Рузавиным, В.С. Швыревым и другими является необходимым средством для исследования понимания, раскрывает многие важные особенности самого механизма этого процесса, Многие авторы рассматривают понимание как процедуру осмысления - выявления и реконструкции смысла и смыслообразования семиотических систем  - речи, текстов, схем, формул

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17