Дипломная работа: Анализ категорий времени и пространства в романах "Дом без хозяина" и "Бильярд в половине десятого" Генриха Белля

Итак, первая и очень важная характеристика этих игровых пространств – неизменность, вторая, связанная с ней – замкнутость. Из пространства в пространство перейти, учитывая первую характеристику, невозможно. Игровое пространство, обладая своими четкими законами и характеристиками, принимает в себя далеко не всех, но аутсайдеры данного пространства зачастую создают новое, свое. Такими аутсайдерами могут являться еретики, революционеры, то есть гонимые.

В романе «Дом без хозяина» действительно четко узнается и выделяется детьми и Альбертом пространство аутсайдеров – гонимых, «добрых героев – чудаков». К этому с горечью или удивлением постоянно возвращаются мальчики. Наиболее ярко подобные переживания видны в мыслях о «нетаком» доме. Одним из представителей данного пространства в романе «Дом без хозяина» является бабушка Мартина Баха. Именно у нее достает сил на бессмысленный (на первый взгляд) поступок. Он не может повлечь за собой никаких реальных общественных последствий – бабушка набрасывается с кулаками на убийцу своего зятя, который заведомо сильней ее. Повседневная жизнь бабушки окружена тайной: никто не знает, чем занимается бабушка в своей комнате, никто не может предугадать ее распорядок дня. Именно ее дом становится тем локальным пространством, которое позволяет обрести покой и защиту людям, у которых нет дома, не вписавшимся в послевоенную Германию.

В отличии от следующего романа, где все противоречия заметно острее, эти гонимые и чудаки, играя некие роли, надевая маски, имеют возможность жить. В «Бильярде в половине десятого», где гонимыми являются «агнцы», основным местом их существования будет «тот свет». Те же, кто случайно уцелел, тоже вынуждены или играть роль, или еще и носить маску.

Именно с пространством «агнцев» связан огромный пласт библейской символики «Бильярд в половине десятого». Этот пласт имеет в романе чрезвычайно разветвленную структуру, связанную некоторыми гранями с игрой как явлением культуры. «Агнцы» - это жертвы «буйволов», жертвы политического террора. Это «черная кость», люди плебейского происхождения, но именно на их стороне симпатии автора. Это Ферди Прогульске, семья кельнера Шреллы, служащие отеля «Принц Генрих» Иохен и Гуго – люди, обладающие высокими моральными качествами. Но с другой стороны их непротивление переходит в самопожертвование, а религиозная кротость – в отрешенность от реальности.

Пространство «хозяев жизни», «буйволов», «активного зла – отъявленных лицемеров и лжецов», помимо констатации их неизменного и неуклонного следования всем национальным традициям и численного превосходства, никаких идей не несет. К этим пространствам относятся Гезелер, Неттлингер, господин М., Вакано, мясник Грец. Эти люди – это германские шовинисты, презирающие другие народы, это фашистские головорезы. Их боги – Вильгельм II, Гинденбург, Гитлер. Основная особенность героев данного пространства – бессмысленная жестокость в прошлом и демонстрация полной толерантности и одновременно полного забвения и отсутствия раскаяния в настоящем. В анализируемых романах эти люди – второстепенные персонажи, но чрезвычайно важные для понимания романов. Эти зловещие тени прошлого играют далеко не последнюю роль: именно их присутствие помогает положительным героям перейти от пассивного созерцания к действиям. Таким образом, основная функциональная особенность этих пространств заключается в том, что герои этих пространств служат катализаторами действий, первопричиной шагов, предпринимаемых героями других пространств.

Неизменная отнесенность героев к тому или иному игровому пространству связана с очень важной для поэтики романа оппозицией, реализованной через мотив движения, - динамика/статика. Как уже отмечалось, по принадлежности к пространству герои Белля статичны (аналогично бильярдным шарам, которые тоже по правилам игры не могут выйти за пределы поля или поменять цвет), их пространства замкнуты, а следовательно, они сами легко определяются как чужаки игроками другого пространства. Очень типична в этом отношении история с Гуго (гостиничным боем):

Da hatten sie also seit fuenfhundert oder sechshundert Jahren – und waren sogar stolz auf das Alter ihrer Kirche – hatten vielleicht seit tausend Jahren ihre Vorfahrer auf dem Friedhof begraben, hatten seit tausend Jahren gebetet und unterm Kruzifix Kartoffeln mit Sauce und Speck mit Kraut gegessen. Wozu? <Und wissen Sie, was sie schrien, waerend sie mich verpruegelten? Lamm Gottes. Das war mein Spitzname <…> … brachten sie mich in die Fuersorge. Dort kannte mich niemand, keins von den Kindern, keiner von den Erwachsenen, aber ich war noch nicht zwei Tage in der Fuersorge, nannten sie mich auch dort Lamm Gottes, und ich bekam Angst, obwohl sie mich nicht schlugen <…> bald war ich vierzehn <…>der Hoteldirektor kam ins Heim. <…> Und sie (mit Rektir) gingen an uns vorbei, blickten uns in die Augen und sagten beide, sagten wie aus einem Munde: “Dienen, wir suchen jungen, die dienen koennen”, aber sie suchten nur ich heraus. Ich musste sofort meine Sachen in einen Karton packen und fuhr mit Hoteldirektor hierher, und er sagte im Auto zu mir: “Hoffentlich erfaehrst du nie, wieviel dein Gesicht wert ist. Du bist ja das reinste Lamm Gottes”, und ich hatte Angst, Herr Doktor, habe sie immer noch und warte immer darauf, dass sie mich schlagen[9].

Исходя из вышесказанного, можно заключить, что два основные игровые пространства романов обладают следующими характеристиками: неизменность, замкнутость, статичность.

Однако в обоих романах есть еще одно игровое пространство, оно соединяет пространство буйволов и пространство агнцев – это пространство пастырей, принадлежность к нему определяется сложнее. К этому пространству относятся такие герои, как Альберт («Дом без хозяина»), Роберт Фемель («Бильярд в половине десятого»). Эти герои принимают причастие в память о невинных жертвах, погибших или истязаемых безвинно. В развитии сюжета они занимают особое место. Эти герои делают первый шаг в преодолении молчания и возвращению на истинную дорогу к Господу. Именно они заявляют ключевую проблему, которая сделает невозможным дальнейшее спокойное. Неизменное течение жизни всей семьи (Альберт решает увезти Мартина; Роберт отказывается принять Неттлингера и решает усыновить Гуго) и начинают прилагать усилия для ее разрешения. То, что они совершают, действительно, разрушает то локальное пространство, в котором существовали до этого члены семьи. Но решена лишь первая часть проблемы: по-старому жить нельзя, а вот взаимодействие со злом, то, ради чего и делалось все, - так и не наступило. Их противники, бывшие нацисты, символизирующие в романах Белля зло и беспамятство вообще, - продолжают активно действовать и находить себе все новых и новых сторонников, а потом и жертв. Таким образом, сделан первый шаг, но не решающий.

Впрямую пространство «пастырей» названо в диалоге Роберта и Альфреда в романе «Бильярд в половине десятого». Игроки этого пространства достаточно замкнуты, мало взаимодействуют друг с другом; их способ объединения в одно пространство сродни объединению членов Английского клуба: каждый сам по себе и в то же время они члены одного клуба.

Начнем с характеристик пространства:

·  по внутренней сущности герои, к нему относящиеся, исповедуют законы пространства агнцев;

·  по специфике своего существования – «Weide meine Laemmer»[10] - они вынуждены внешне соответствовать правилам игры пространства буйволов.

Специфика этого соединения проявляется в том, что некоторые идеи, исповедуемые агнцами, выполняются пастырями не так прямо. Спасая овец, которых они пасут, от ложного пути и возвращая их на путь, ведущий к Господу, они далеки от кротости в мире, где «Eine Handbewegung das Leben gekostet»[11]. Для них неприемлемо непротивление злу насилием, они по-своему активно сопротивляются злу:

Keine politische Betaetigung; hatte er (Роберт) sich je politisch betaetig? Amnestiert war die Jugendtorheit, verziehen; einer der begabtesten Offiziersantwaerter, vom Stumpfsinn fasziniert, weil er Formelhaftes enthielt; saette Staub und Truemmer, paukte Sprengformeln in Hirne[12].

Часто форма их протеста вызывает удивление «буйволов», но удивление здесь – средство воспитания «буйволов» и предупреждения «агнцев» об опасностях ложного пути. Но каждый из «пастырей» выбирает свой путь сопротивления и воспитания, они не советуются друг с другом.

Итак, игровое пространство пастырей обладает следующими свойствами:

·  смежность и следующая из этого синтетичность;

·  внешняя замкнутость и заметная внутренняя разрозненность.

В романе «Дом без хозяина» есть еще одно игровое пространство – пространство «просто добрых героев», люди, не стремящиеся осудить, но стремящиеся помочь (например, столяр, фрау Борусяк). Они олицетворяют все светлое, что связано с патриархальным немецким прошлым: преемственность поколений, силу и мудрость нравственных устоев, терпимость к падшим. Эта группа персонажей не принадлежит к пространству протестующего добра – «агнцев». Они не отрицают мира, в котором живут, но и не стремятся нападать на других, агрессивно отстаивая свои интересы. Такие герои в этом романе относительно легко уживаются и с миром активного зла – миром «буйволов». По своим особенностям эти персонажи поэтому близки к идиллическим. Они свято чтят заповеди божьи, ко всем относятся максимально доброжелательно (даже с Лео у столяра нет открытого противостояния) и у всех рассказчиков романа, которые о них упоминают, вызывают добрые чувства.

Об их доброте вспоминают и мальчики, то есть те, кого обмануть очень трудно:

Nach Brielachs sicherer Ueberzeugung waren alle Erwachsenen unmoralisch und alle Kinder unschamhaft. <…> Es gab Ausnahmen, die auch Brielach gelten liess: Onkel Albert, der Tischler, der unter wohnte, Frau Borussiak, Glum und Bolda, ueber allen stand Frau Borussiak und Herr Borussiak: dunkle, so volle Stimme, die ueber Brielachs Zimmer so wunderschoene Lieder in den Hof hinaussang[13].

При столкновении этой группы персонажей с теми, чей дом не совпадает с эталом, чья инакость жизни почти вызывающа, сперва может возникнуть кажущаяся близость. Но потом именно разница в понимании «дома» будет причиной разрыва. Наиболее полно это превращение можно увидеть на примере Карла – одного из дядей Генриха. Карл стремился начать новую жизнь, создать правильную семью, причем его стремление абсолютно искренне, но Вильма (мать Генриха) представляет себе дом иначе, и – все распалось.

В отличии от «Бильярда в половине десятого» здесь, таким образом, есть пространство «просто добрых героев». У этой группы очень важная функция: они борются со злом своей добротой, нравственным поведением. Более того, они пытаются как, помогая матери Генриха, наставить ее на путь истинный, так и противостоять таким, как Лео, то есть тоже пытаются «пасти овец»:

Der Tischlermeister war nett. Besonders nett war er zu Wilma samstags, wenn der Lehrling die Werkstatt auskehrte, musste er alle Holzkloetze aus dem Dreck heraussuchen, sie abwaschen und sie Wilma heraufbringen, auch besonders Lange, besonders lockige Hobelspaene, und der Tischlermeister selbst brachte Wilma Bonbons mit, wenn er die Mitte kassierte. War Leo gerade da, wenn der Tischlermeister kam, sagte der Tischlermeister: “Sie krieg’ ich noch klein” – und Leo sagte: “Ich Sie auch”. Mehr sagten sie nicht[14].

В романе «Бильярд в половине десятого» представлено еще одно игровое пространство: волшебное/заколдованное. Оно не имеет прямых пространственных параллелей в предыдущем романе. Такое несовпадение, вероятно, может быть связано с тем, что в «Доме без хозяина» не столь всеобъемлюще и сильно пространство активного зла – пространство «буйволов». Если говорить о смысловых параллелях, то, вероятно, можно сказать, что волшебное/заколдованной пространство в чем-то наследует идеи пространства «просто добрых героев». Здесь мы видим, что имеют силу те же мудрые патриархальные устои: генерал по прозвищу «Schlussfeld»[15] станет церковной служкой, сумасшедшая и изгнанная из общества Иоганна здесь вновь «Gnaedige Frau»[16] - то есть уважаемой женщиной, здесь люди могут соблюдать божьи заповеди и не нести за это наказания. Однако в романе «Бильярд в половине десятого» мир реальностей, окружающих героев, все-таки очень сильно изменился. Поэтому сходства между пространством «просто добрых героев» и волшебным/заколдованным меньше, чем различий.

По отношению к трем основным («агнцы», «пастыри», «буйволы») игровым пространствам это пространство вставное, Иоганна говорит об этом: «Zeit wird nicht als Ganzes, nur im Detail verstanden, sie darf hier nie zu Geschichte werden»[17]. Это пространство своим волшебством (превращает здоровых людей в официальных сумасшедших, скрывает признаки, по которым игроки противоположных пространств определяют друг друга) может спасти от гибели, но ни положительно, ни отрицательно оно не маркировано. Там могут находиться при определенных условиях (деньги, согласие врачей) и представители агнцев, и представители буйволов: «Hier weiss man, dass alle Menschen Brueder sind, wenn auch feindliche Brueder»[18]. Его волшебство спасет Иоганну и после выстрела. Именно с этим пространством связана беллевская ирония: в этом мире необходим заколдованный замок (сумасшедший дом), чтобы чувствовать себя в безопасности, а выкупом из этого замка служит орудие убийства:

Alte Finger klammerten sich um die Handtasche; Gold, aus dem verwunschenen Schloss mitgebracht, das Loesegeld. <…> nur eine Nussschale voll Lachen bringe ich mit und eine Handtasche voll Geld; doch mein Lachen mag klein sein, es bringt gewaltige Energien, mehr als Roberts Dynamit[19].

Иоганне Фемель дано видение истинных мотивов, движущих окружающими. Это видение не остается ощущением, оно превращается в знание, а затем и в учение, которое она стремится донести до сознания окружающих. Поскольку Иоганна в этом замке (сумасшедшем доме) добровольно, то она может позволить себе играть со временем, сознательно, помещая их в мир воспоминаний, и не терять присутствия духа и не бояться, так как она точно знает, что здорова, а глубокая внутренняя религиозность позволяет ей не терять правильной дороги.

Как уже было сказано выше, для романов «Дом без хозяина» и «Бильярд в половине десятого» характерна особая система художественного времени. Художественный образ времени является ключевым для понимания специфики романов.

Действие романа «Бильярд в половине десятого» ограничено всего одним днем, но благодаря ретроспективе (взгляд в прошлое, воспоминания всех членов семьи, старшего Генриха, который построил аббатство Св. Антония, и его сына, который это аббатство разрушил) и отступлениям в романе рассказывается о трех поколениях семьи Фемель - панорама романа отхватывает период от последних лет правления кайзера Вильгельма до процветающей «новой» Германии 50-х гг. таким образом писатель стремится заглянуть в существо того, что произошло после войны, оценить прошлое и понять настоящее.

В другом романе «Дом без хозяина» время движется неравномерно, оно то как бы останавливается, то стремительно летит, то растягивается до бесконечности, вбирая в себя всю полноту душевной жизни героев, то как бы проскакивает не существенные для развития темы события и бытовые подробности. Например, в огромном и запущенном доме Гольштеге затевается чуть ли не капитальный ремонт, а описание этого долговременного мероприятия занимает в романе один небольшой абзац.

Действие книги происходит в мире детей, родившихся в 1942, и тех, кто занимается ими. Оно ясно показывает то, о чем нигде не говориться: вину взрослых и родителей. Постепенно перед ребятами развертывается мир, которого они до конца еще не понимают. Судьбы героев романа во многом неясны, зато предельно ясно их отношение к окружающей действительности, к своему времени.

Художественный образ времени в романах Генриха Белля складывтся из следующих положений:

·  Отношение к времени (к прошлому и будущему) определяет сущность героя. Сторонники добра (таких пространств, как «агнцы», «чудаков», «просто добрых героев») не забыли прошлого и живут ради будущего. «Буйволы» забыли или пытаются замаскировать прошлое, они неправильно представляют себе будущее, в чем, как показывает Белль, и проявляется их тупоумие;

·  Течение времени у Белля выражается в конкретно-чувственных, материальных образах. Так, например, дробление настоящего выражается в тягучести, медлительности, осязаемости момента (эпизоды тренировок Роберта, его игры в бильярд, попыток Иоганны позвонить по телефону):

Die Zeit stroemte in ihr Gesicht, fuellte es mit toedliche Weisse, wahrend die Stimme sagte: “Siebenzehnuhrneunundfuenfzig – zehn – zwanzig – dreissig – vierzig – funfzig Sekunden”, ein harter Gongschlag: “achtzehn Uhr, am 6. September 1958”… Heinrich waere achtundvierzig, Johanna neunundvierzig und Otto einundvierzig, Joseph war zweiundzwanzig, Ruth neunzehn…[20]. Так подчеркивается значимость данного момента.

В романе «Дом без хозяина» с особой медлительностью и очень подробно описывается момент, когда к бабушке Мартина приходит доктор и делает укол:

·  В моменте настоящего у Белля заключено одновременно и прошлое, и будущее. Особенно ярко это выражается в мироощущении отца и сына Фемелей:

…von einem gedrueckten Lorbeerkranz umrahmt das Gruppenfoto, und sie blickten ihn an, hartmuskelige Achtzehnjaerige des Geburtsjaergangs 1885, schnurrbaertig, mit tierischem Optimismus blickten sie in eine Zukunft, die ihnen das Schicksal bereit hielt: bei Verdun zu vermordern, in der Sommesuepfen zu verbluten, oder auf einem Heldenfriedhof bei Chateau Thierry fuenfzig Jahr spaeter Anlass versoehnungssentenzen zu werden, die Touristen auf dem Weg nach Paris, von der Stimmung des Orts ueberwaeltigt, in einen verregnetes Besucherbuch schreiben wuerden, es roch nach Eisen…[21].

А также в мироощущении Неллы Бах:

Здесь происходит наложение настоящего – будущего – еще более отдаленного будущего – настоящего, а также и прошлого, поскольку Роберт смотрит на фотографию не 6 сентября 1958 года, когда происходит реальное действие, а в юности, а Нелла вспоминает о своей юности.

Очень убедительно показано в романе «Бильярд в половине десятого» постоянное возвращение, повторение, цикличность времени. Чуть ли не в каждом эпизоде чувствуется этот круговорот: пенсионеры бранят ребятишек, которые тоже будут пенсионерами и тоже будут бранить ребятишек; Рут откидывает волосы со лба точно так же, как это делала ее прабабушка; секретарши наклеивают марки точно так же, как полвека назад и т.д. Постепенно и незаметно описание реального момента в романах «Бильярд в половине десятого» и «Дом без хозяина» подключается к вечности:

…und draussen spornte der Schaefer mit kurzen, scharf klingenden Kommandos seine Hunde an, die Schafe in die Huerde zu treiben;…gebliches Licht fuellte die weissen Ballons, deren Reihe sich nach Norden zu ins Unendliche fortpflanzte[22].

Глубокая метафоричность поступков и действий героев, вызывающих ассоциации с библейскими сценами, делает реальное время вечным, неизменным. Отсюда вытекает мысль о вечной необходимости борьбы со злом, о непреходящей ценности любви к ближнему.

Огромное значение Белль придает обозначению даты событий, вокруг которых заводится круговорот событий и переплетаются воспоминания. Это подтверждается словами Иоганны Фемель:

…und als letzten Schlag wieder Ziffern, ein Datum, gefallen 12. I. 42[23].

Чтобы подчеркнуть значимость момента, Белль повторяет дату несколько раз и усиливает ее обозначением точного времени:

…ich beschloss es endgueltig, am 30. September 1907, nachmittags gegen halb vier[24].

Роль этих цифровых обозначений ясна: они показывают переломные моменты человеческого бытия, они призваны запечатлеть их в памяти истории.

В романе «Бильярд в половине десятого», несмотря на четкое обозначение первой и последней даты, нет начала и конца – события теряются в безграничном времени. Этот день «гнева» в представлении героев не является концом света, он видится как начало новой жизни, так же, как в романе «Дом без хозяина» героям и читателям в последнем абзаце Белль дает совсем чуть-чуть надежды:

·  В романе «Бильярд в половине десятого» время предстает в величественных образах океана и глубоких водных толщ:

…hatte ihm schon ein Gefuehl der Ewigkeit verliehen; war es nicht immer so gewesen, hatte er nicht vor Jahrhunderten schon hier an der weissblackierten Tuerfuellung gestanden, die Haende auf dem Ruecken gekreuzt, dem leisen Spiel zugesehen, den Worten gelauscht, die ihn sechzig Jahre zurueck, zwanzig vor …er war hier untergetauscht, fuhr unter Ozeanen her…[25].

В данном романе есть другой образ времени – это календарь, из которого ничего нельзя вычеркнуть и забыть. В монологе Иоганны время предстает также в образе бумажного кораблика из листка календаря, швыряемого то в одно десятилетие, то в другое:

…ich habe es nicht in der Hand, zu dirzurueckzukehren, mit jeden Tag ein neues Schiffchen aus einem Kalenderblatt zerechtzufalten und munter bis Mitternacht dahinzusegeln: 6. September 1958; das ist Zukunft, deutsche Zukunft…[26].

·  Роман «Дом без хозяина отличает изображаемое в произведении двоемирие ( настоящее / прошлое; реальный / идеальный мир). Именно такую жизнь ведет его героиня – Нелла Бах, вдова поэта, трагически погибшего в России. Каждый ее день сер и уныл, скучен и бессмыслен. Счастливая жизнь с любимым человеком, о которой она мечтала, представляется теперь фильмом, кадры которого беспрестанно мелькают перед ее глазами, но Нелла не проживет его никогда:

·  Романы «Бильярд в половине десятого» и «Дом без хозяина» характеризуются циклической сменой времени, изображаемого в произведениях, постоянным возвращением к истокам. Время отличается плавностью, текучестью, обилием сопутствующих деталей, несущих важную смысловую нагрузку. В приведенной ниже цитате из романа «Бильярд в половине десятого» первая часть относится к 6 сентября 1958 года, то есть к настоящему моменту, далее персонажи и читатель оказываются в иной реальности, отстоящей на сорок лет назад:

Leonore liess die Briefmarke, violett diese, fallen; sie getraute sich nicht, den Brief an Schritt zu frankieren; ungeduldig schnaubten die Kutschpferde vor dem Friedhofstor, waerend Robert Faehmel, zwei Jahre alt, die Zuegel halten durfte: schwarzes Leder, bruechig an den Raendern, und das frische Gold der Ziffer 1917 glaenzte heller als Sonnenschein…[27].

 Внутренний монолог у Белля напоминает беседу с самим собой, в нем присутствуют подводные течения, об этом свидетельствуют внезапные перебивки речи совершенно посторонней на первый взгляд фразой, которая тем не менее для героя вполне логична, ибо развивает его сокровенную мысль.

Внезапное изменение времени в романах призваны служить идее причинной взаимосвязи человеческих действий: настоящее вытекает из прошлого, будущее – из настоящего. Будущее создается действиями людей в настоящем. Отсюда ключевая беллевская идея ответственности всех за свои деяния.

Именно таким образом время в романах разворачивается на основе оппозиций:

·  Прошлое / настоящее;

·  Неопределенное прошлое (прошлое + настоящее) / будущее.

[1] Оригинал – с. 132. «Неужели она серьезно думает, что он станет хозяйничать на мармеладной фабрике? Нет, он всю жизнь будет играть в футбол, и ему было забавно, и в то же время страшно, когда он представлял себе, что будет играть в футбол двадцать лет подряд, тридцать лет подряд», - с. 113.

[2] Оригинал – с. 25. «И ради футбола он ходил туда, и ради лакомств из холодильника, а еще ему нравилось, что там можно, оставив Вильму где-нибудь  в саду, в коляске, гонять часами в футбол и не видеть дядю Лео», - с. 23-24.

[3] Оригинал – с. 151-152. «Он думал о том, что Брилах и Берендт играют сейчас в футбол у них в саду, едят хлеб с повидлом, а потом Альберт повезет их куда-нибудь и угостит мороженым – может  быть, на мосту или внизу, у Рейна, где можно прямо из-за столиков кидать камешки в воду и смотреть, как рабочие вытаскивают из воды покрыттые ржавчиной корабельные обломки. А тут приходилось сидеть среди обжор и любоваться, как довольная бабушка макает куски хлеба в кровавый жир», - с. – 129.

[4] Оригинал – с. 256. «Нелла закрыла глаза, снова открыла их, потом еще и еще раз, но наваждение не исчезало. По аллее вереницей тянулись теннисисты. Они шли группками по двое, по трое. Молодые акторы в отутюженных белых брючках – все сплошь первые любовники. Казалось, режиссер проинструктировал их в последний раз, напомнил о том, что у церковной паперти, напротив дома возлюбленной, неуместно пересчитывать деньги в портмоне, и теперь пропускал их по очереди перед объектом кинокамеры. Они бодрым шагом шли по аллее, в зеленоватом тенистом сумраке. Словно целая процессия спаржевых человечков двигалась по заранее установленному маршруту», - с. 251.

[5] Оригинал – с. 160. «Только две вещи были под запретом – жажда жизни и игра. <…> Игра считалась смертным грехом; не спорт – его они терпели, ведь спорт сохраняет живость, придает грацию,  красоту, улучшает аппетит, аппетит волков…», - с. 167.

[6] Оригинал – с. 40. «Вот уже мяч там, где ему полагалось лежать, Роберт только слегка удерживал его пальцами и мякотью ладони; сопротивление, которое придется преодолеть мячу, будет наименьшим, он уже держит свою биту, <…>. Но до конца игры еще оставалось три минуты и три секунды – тринадцать лишних секунд. Если он бросит мяч сейчас, следующему игроку тоже удастся бросить мяч, и Шрелла, который там, у черты, ждет избавления, должен будет еще раз побежать, а игроки изо всей силы кинут мяч ему прямо в лицо  или в ноги, метя в поясницу; трижды Роберт наблюдал, как это делается: кто-нибудь из чужой команды попадал мячом в Шреллу, потом Неттлингер, игравший в одной команде с ним и со Шреллой, перехватывал мяч и бросал его кому-нибудь из противников, то есть попросту кидал ему мяч, и тот опять попадал в Шреллу, который корчился от боли…», с. – 43.

[7] Оригинал – с. 203. «Положив на плечо палки для гольфа, мускулистые мужчины и хорошо натренированные женщины с серьезными лицами ходили по великолепно подстриженному газону вслед за мячами – восемнадцать лунок…», - с. 212.

[8] Оригинал – с. 154. «Горе людям, не принявшим «причастие буйвола», ты же знаешь, что причастия обладают ужасным свойством, их действие бесконечно; люди страдали от голода, а чуда не случилось – хлеба и рыбы не приумножились, «причастие агнца» не могло утолить голод, зато «причастие буйвола» давало людям обильную пищу, считать они так и не научились: они платили триллион за конфету, яблоко стоило столько же, сколько лошадь, а потом у людей не оказалось даже трех пфеннигов, чтобы купить себе булочку, но они все равно полагали, что приличия и благопристойность, честь и верность превыше всего; когда людей напичкают «причастием буйвола» они мнят себя бессмертными…», - с. 161.

[9] Оригинал – с. 69. «Вот уже пятьсот или шестьсот лет – недаром они кичатся древностью своей религии, - вот уже тысячу лет они хоронят предков на христианских кладбищах, вот уже тысячу лет они молятся и едят под распятием свой картофель с подливкой и шпиг с капустой. Зачем? Знаете, что они кричали, избивая меня? «Агнец божий». Такое мне дали прозвище. <…> В конце концов меня все же отправили в приют. Там меня никто не знал – ни дети, ни взрослые, но не прошло и двух дней, как меня прозвали «агнцем божьим», и мне опять  стало страшно, хотя там никто не дрался. <…>. Вскоре мне исполнилось четырнадцать лет, <…> и в приют приехал директор отеля. <…> Они обошли строй, глядя нам в глаза, и сказали в один голос: «М ы ищем мальчиков, которые могли бы обслуживать публику», но выбрали они одного меня. Мне пришлось сразу же уложить вещи в картонную коробку и отправиться с директором сюда; в машине он сказал мне: «Надо надеяться, ты никогда не узнаешь, что твоему лицу цены нет, ты самый настоящий агнец божий», - и я почувствовал страх, господин доктор, я все еще боюсь и все еще жду, что меня начнут бить», с. 69-70.  

[10] Оригинал – с. 48. «Паси агнцев моих», с. – 49.

[11] Оригинал – с. 171. «В этом мире, где одно движение руки может стоить человеку жизни», с. – 179.

[12] Оригинал – с. 143. «Ему была запрещена политическая деятельность, но разве он когда-нибудь занимался политической деятельностью? Его амнистировали, ему простили его юношеское сумасбродство; он считался одним из самых способных кандидатов на офицерское звание; он был заворожен тупостью начальства, не знавшего ничего, кроме уставов, он сеял вокруг себя прах и развалины, вбивая в мозги людям формулы взрывов», - с. 149.

[13] Оригинал – с. 91-92. «По твердому убеждению Брилаха, все взрослые – безнравственные, а дети – бесстыдные. <…> Есть, конечно, исключения, это признавал даже Брилах: дядя Альберт, потом столяр, который живет внизу, в доме Брилаха, фрау Борусяк и ее муж, Глум и Больда. Но лучше их всех фрау Борусяк – у нее низкий, глубокий голос, и она распевает над комнатой Брилаха чудесные песни, даже во дворе слышно»,  - с. 80.

[14] Оригинал – с. 91-92. «Столяр был прекрасным человеком. Особенно хорошо он относился к Вильме: по субботам, когда ученик подметал в мастерской, стляр приказывал ему выбирать из мусора все деревянные чурки, отмывать их и относить Вильме, и особенно длинные кудрявые стружки тоже отдавать ей, а сам столяр, когда собирал деньги за квартиру, приносил Вильме конфеты. Если столяр заставал дома Лео, он говорил ему: «Я еще вам покажу», на что Лео отвечал: «И я вам тоже». Больше они друг с другом не разговаривали», - с. 80.

[15] «Сектор обстрела».

[16] «Сударыня».

[17] Оригинал с. 254. «Время воспринимается здесь не в целом, а по частям, оно никогда не становиться историей, понимаешь?» - с. 265.

[18] Оригинал – с. 254. «Здесь помнят, что все люди братья, даже если они враги», с. 265.

[19] Оригинал – с. 260-261. «Мои старые пальцы крепко вцепились в сумочку; в ней золото, которое я принесу с собой из заколдованного замка, в ней выкуп за меня. <…> я принесла с собой не только сумочку, полную золота, но и ореховую скорлупу смеха; пусть она мала, зато в моем смехе заключена гигантская энергия, куда более действенная, чем динамит Роберта…», - с. 272-273.

[20] Оригинал – с. 262. «Время набегало, заливая смертельной бледностью ее лицо, а голос продолжал вещать: - Семнадцать часов пятьдесят  девять минут и десять секунд…и двадцать секунд…и тридцать секунд…и тридцать секунд…и сорок секунд…и пятьдесят секунд. – Снова раздался резкий сигнал и бархатный голос проговорил: - Восемнадцать часов, шестого сентября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года…Генриху исполнилось бы сорок восемь лет, Иоганне сорок девять, а Отто сорок один; Йозефу сейчас двадцать два года, Рут девятнадцать…», - с. 456.

[21] Оригинал – с. 48  «…на Фемеля взирали мускулистые восемнадцатилетние юноши рождения 1885 года, усатые, с животным оптимизмом глядевшие в будущее, которое уготовила им судьба: истлеть под Верденом, истечь кровью в болотах Соммы или же, покоясь на кладбище героев у Шато-Тьерри, побудить 50 лет спустя туристов, направляющихся в Париж, занести в попорченную дождем книгу примирительные сентенции, продиктованные торжественностью минуты; в раздевалке пахло железом», - с. 274.

[22] Оригинал – с. 58ю «Пастух короткими резкими окриками понукал собак, сгонявших овец в загоны…желтоватый свет наполнял белые колпаки, рядами убегавшие на север, в бесконечность», - с. 282.

[23] Оригинал – с. 165. «…последний удар был, как всегда, нанесен нам с помощью цифр: «пал12/1. 1942», с. – 374.

[24] Оригинал – с. 118. «…Окончательное мое решение созрело тридцатого сентября тысяча девятьсот седьмого года, днем, приблизительно в половине четвертого», с. – 333.

[25] Оригинал – с. 56-57. «…благодаря Фемелю он уже познал чувство вечности; разве так не было всегда, разве уже сто лет назад он не стоял здесь у белой блестящей двери, заложив руки за спину, наблюдал за тихой игрой в бильярд, прислушиваясь к словам, которые то отбрасывали его на шестьдесят лет назад, то бросали на двадцать лет вперед…он погружался куда-то очень глубоко, двигался по дну океана», с. – 281.

[26] Оригинал – с. 166. «…не в моей власти вернуться к тебе и каждый день делать себе новый кораблик из листка календаря, чтобы весело плавать на нем до полуночи; сегодня шестое сентября 1958 года, настало будущее – немецкое будущее…», с. – 375.

[27] Оригинал – с. 19. «Леонора выронила из рук марку – на этот раз лиловую, - она помедлила, прежде чем наклеить ее на письмо к Шриту. У ворот кладбища нетерпеливо храпели лошади. Роберту Фемелю, двух лет от роду, разрешили подержать вожжи; вожжи были черные, кожаные, потрескавшиеся по краям, а свежая позолота на цифре «1917» сверкала ярче солнца», с. – 249-250.