Дипломная работа: История жизни и деятельности духовенства Псковской епархии во второй половине XVIII в.

Источник: РГИА Ф.796. Оп.74. Ед.хр.571. Л. 2об-4

Соответственно, в число учителей семинарии входил 5 бельцов и 1 представитель черного духовенства (преподаватель богословия). Обращает на себя внимание тот факт, что все преподаватели – бельцы молоды и неженаты. Все они приступили к преподавательской работе сразу по окончанию собственного обучения. Обучение будущих преподавателей в лучших учебных заведениях страны носило явно целевой характер. Прохождение подготовки в этих учебных заведениях, позволяло бельцам занимать преподавательские должности, требующие достаточно высокого уровня подготовки сразу по окончанию учебы. Интересно, что единственный из преподавателей, окончивших Петербургскую учительскую семинарию – Варфоломей Белявский, прежде чем начать преподавать в Псковской семинарии, 4 года был второклассным народным учителем в Санкт-Петербурге и Кронштате.[267] Преподавательский состав постоянно обновлялся. К 1797 г. из семинарии ушли Григорий Перстинский и Федор Быстрицкий.[268] Остальные учителя переходили вместе с семинаристами в новый класс и преподавали им новые предметы. Отсутствие специализации в преподавании весьма сложных предметов и непродолжительность срока работы в семинарии не давали возможности создать в епархии коллектив учителей-профессионалов, способных постоянно совершенствовать методику преподавания и собственные знания в рамках преподаваемой дисциплины. Отток преподавательских кадров из семинарии был связан, прежде всего, с уровнем материального обеспечения учителей, причем в Псковской семинарии он был одним из самых высоких по стране. Учитель информатории получал в 1785-1799 гг. годового жалования 50 руб., низшего грамматического класса - 80 руб., высшего грамматического - 100 руб., риторики - 120 руб.[269] П.В. Знаменский полагал, что семинарским учителям выгоднее было принять приход или уйти в монастырь.[270] Распространенная в епархии практика в целом подтверждает данный вывод: бывшие семинарские учителя занимали священнические места в самых престижных церквях Пскова. Таким образом, приходящие в семинарию учителя изначально рассматривали преподавательскую деятельность как временное занятие, позволяющее быстро достигнуть более высокого положения в епархии.

Руководство семинарией, по-прежнему, осуществляли представители черного духовенства. Во второй половине XVIII в. должность ректора замещали:

-  Архимандрит Святогорского монастыря Дорофей. В 1768 г. был переведен в Новгородскую семинарию.

-  Игумен Спасо-Мирожского монастыря Стефан (до 1774 г.).

-  Игумен Спасо-Мирожского, а впоследствии архимандрит Псково-Печерского монастыря Варлаам. 1774-1792 гг.

-  Архимандрит Псково-Печерского монастыря Петр. 1792-1799 гг.

-  Архимандрит Псково-Печерского монастыря Венедикт. С 1799 г.[271]

Об уровне образованности и профессиональной подготовки преподавателей богословия в духовных семинариях в конце века можно судить на примере архимандрита Венедикта. Он кончил полный курс семинарского образования, изучив, сверх того греческий и еврейский языки. Ранее он преподавал в Новоторжской гимназии, Тверской и Псковской семинариях в классах поэзии, риторики и философии. К моменту вступления в должность ректора, его педагогический стаж составлял 17 лет.[272]

Префект семинарии, как правило, одновременно являлся и преподавателем в классе философии. Префектами Псковской семинарии во второй половине XVIII в. были:

-  Игумен Спасо-Мирожского монастыря Стефан. 1766-1774 гг.

-  Игумен Спасо-Мирожского монастыря Варлаам. 1774 г.

-  Игумен Спасо-Мирожского монастыря Иустин. 1778-1784 гг.

-  Игумен Спасо-Мирожского монастыря Адриан, 1784-1786 гг. (лишен должности за “худое” поведение).

-  Игумен Спасо-Мирожского монастыря Венедикт. 1786-1791 гг.

-  Вновь Адриан. 1791-не далее 1793 гг.

-  Игумен Спасо-Мирожского монастыря Исаия. Не позднее 1793-1796 гг.

-  Вновь Венедикт. 1796-1799 гг.

К концу века отказ ректора от преподавательской деятельности становится в Псковской семинарии обычным явлением. Так в 1789 г. вместо ректора вел богословие заштатный игумен Адриан. Начиная с 1796 г. богословие вел префект семинарии Венедикт, который сам, будучи ректором, отказался вести этот класс с 1803 г. Игумен Адриан (Агафон Мутовозов, сын сторожа) 1781 г., еще находясь в сане иеромонаха вел философию вместо ректора Варлаама. Основанием для его определения на эту ответственную должность может служить тот факт, что в 1770-1774 гг. Агафон Мутовозов обучался в одном из лучших духовных учебных заведений России – Троицкой семинарии. В результате в семинарии могла сложиться ситуация напоминающая следующую: в1793 г. префект Исаия вел богословие за ректора Петра, а философию вел за него белец Стефан Попов. Это один из первых семинаристов, отправленных доучиваться в Санкт-Петербургскую Александро-Невскую семинарию (с октября 1788 г. до октября 1791 г.), после чего два года преподавал в своей семинарии риторику, поэзию и немецкий язык.[273]

Сложившаяся в Псковской семинарии традиция оставлять преподавание богословия и философии за настоятелями крупных монастырей объясняется как скудным материальным обеспечением духовного образования, так общей закономерностью продвижения по лестнице церковной иерархии. С одной стороны, префект и ректор, будучи монахами, за свою педагогическую деятельность получали с 1785 г., соответственно, 100 и 150 руб., в качестве прибавки к штатному содержанию, то есть немногим больше начинающих учителей.[274] Кроме того, высокий статус преподавателей-настоятелей должен был внушать семинаристам и большее уважение к изучаемому предмету. Осуществление преподавательской деятельности начальствующими монахами имело один, но весьма существенный недостаток - преподавание не являлось их главным занятием. Помимо преподавания они должны были выполнять административные функции как начальствующие лица в собственных обителях, в семинарии, а зачастую и в духовной консистории. Этим обстоятельством может быть объяснено, отмеченное выше, перекладывание преподавательских обязанностей на подчиненных лиц. Епархиальные власти были заинтересованы в том, чтобы преподавательской деятельностью занимались представители черного духовенства, но не имели для этого возможности, так как число образованных монахов было весьма незначительным. Фактически, в него входили настоятели монастырей и несколько иеромонахов из бывших учителей, которые сами в скором времени становились настоятелями.

Число учащихся семинарии постоянно росло (в 1790 г. – 177 человек, в 1797 г.– 194), но главным образом за счет учащихся низших классов. Количество же студентов в классах богословия и философии увеличилось незначительно. В 1790 и 1797 гг. их насчитывалось 11 человек в возрасте от 20 до 24 лет.[275] То есть ежегодно семинарии могла выпускать 3-4 кандидатов на священнические и дьяконские места, имеющих полное семинарское образование. Примерно такое же число семинаристов обучающихся в последнем классе Псковской семинарии - философии наблюдается и в первой половине века.[276]

Как видно из таблицы 13, священники, имевшие богословское или философское образование, составляли 13% от общего числа священников епархии. Главной причиной столь небольшого числа закончивших последние классы семинарии является не дороговизна обучения в губернском городе, не сложность курса, а отсутствие для епархии реальной потребности в численном увеличении этой категории приходского духовенства. 58 священников достаточно было для замещения таких важных для функционирования системы управления епархией должностей как члены духовных правлений и присутствующие члены консистории, благочинные, десятоначальники, депутаты, преподаватели. Эти же священнослужители занимали места настоятелей городских соборов и церквей, посещаемых наиболее образованными прихожанами из числа дворян, купцов и мещан. Например, в Пскове такими храмами были церкви Успения с Пароменья и Климента с Запсковья. В конце века все священники, служившие в них, имели богословское образование.[277]

Крупнейший исследователь истории духовного образования в России П.В. Знаменский пришел к выводу: “из среды духовных образовательных учреждений продолжали выходить совершенно оторванные от жизни схолари и софисты, имевшие в голове только отвлеченные схемы из латинских тетрадок”.[278] Характерно, что этот вывод П.В. Знаменский сделал, проанализировав все положительные изменения, произошедшие в содержании духовного образования на протяжении XVIII в. Другой исследователь, Грегори Фриз в своей работе “The Russian Levites” так же указывает на чуждость семинарского образования нормам традиционной и современной русской культуры.[279] Изучив в курсе философии систему Лейбница-Вольфа, выпускник семинарии мог применить свои познания в споре с дворянином-вольтерьянцем, но для разъяснения религиозных истин крестьянину вполне хватало и знания Священного писания, что следует из наставлений данных священнослужителям преосвященным Иннокентием Нечаевым. Не окончившие полного семинарского курса, как правило, оказывались среди паствы, не способной оценить всю глубину их познаний в области древних языков и античной литературы. Вместе с тем полное семинарское образование могло быть большим благом для самого священника, приучая его к умственному труду, а также обеспечивая получение богатого прихода. Оно давало возможность заниматься самообразованием. Но на это у обычного приходского священника не было “достаточного свободного времени, так как ему наравне с крестьянами приходилось заниматься земледельческими работами.”[280]

Из дневника екатеринбургского протоиерея Федора Львовича Карпинского, бывшего ранее преподавателем и библиотекарем в Тобольской семинарии, следует, что при желании священнослужитель мог даже в отдаленной от столицы губернии знакомиться с новинками зарубежной литературы. В 1798 г. Федор Львович читал наряду с теологической литературой такие книги как: Пюисегюр де Шастен “История госпожи де Беллериф, содержащая в себе точное изъяснение, что есть любовь и дружество; посвященная прекрасному полу”, Ж.-Ж. Руссо “Исповедание Жана-Жака Руссо, урожденца и гражданина женевского”, Т Тассо. “Освобожденный Иерусалим, ироническая поэма итальянского стихотворца”. В круг его чтения входили также сочинения Вольтера, Гете, работы по естественной истории, философии, поэтические сборники и даже трактаты, посвященные сельскому хозяйству. Некоторые книги Федор Львович читал на латыни. Благодаря своим познаниям, протоирей стал желанным собеседником для представителей светской власти, был вхож в “высшее общество” и не раз получал доказательства расположения местных гражданских властей в виде ценных подарков. Интересно, что в круг общения протоиерея не входит ни один представитель духовного сословия, кроме собственной супруги. Все подчиненные фигурируют в записках только как исполнители властных распоряжений. Ни разу в своих записях протоиерей не отмечает, что он использовал свои познания и свой авторитет среди прихожан для искоренения какого-либо порока. Более того, Федор Львович отмечал и глубоко переживал те случаи, когда прихожане упрекали его самого в стяжательстве и вымогательстве подарков.[281]

У большинства представителей белого духовенства во второй половине XVIII в. отсутствовала внешняя мотивация к получению полного семинарского образования, поскольку епархиальное начальство в этот период не имело реальной возможности предоставлять приходы только окончившим семинарию.

В удаленных от Пскова Великолукском, Новоржевском, Порховском, Торопецком и Холмском уездах (табл. 13), доля священников получивших образование в духовном учебном заведении, не превышала четверти от их общего числа. Причем, улучшения подготовки священнослужителей на протяжении второй половины века не наблюдалось. В 80-х - 90-х гг. процент молодых священников, получивших семинарское образование, был все еще таким же невысоким, как и среди представителей других возрастных групп.

Таблица 13 Число священников Псковской епархии, имевших семинарское образование (конец 80-х – начало 90-х гг. XVIII в.)

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23