Общее языкознание - учебник

В современной науке, — справедливо отмечает С. К. Шаумян, — широко

укоренилось мнение, будто бы изучение процессов в языке относится только к

области истории; между тем они характерны для любого состояния языка,

синхронии и диахронии [82, 14—17]. Следует поэтому положительно оценить

попытки создать модели языка, воспроизводящие синтез его элементов в

процессе речи, то есть динамические модели, мыслящиеся как своеобразное

порождающее устройство, аналогичное живому языку. Можно также полагать, что

в лингвистике в настоящее время открываются новые возможности более

глубокого анализа развития языков путем изучения как процессов генезиса

языковых явлений, так и процессов порождения языковых единиц с помощью

единообразных методов исследования [23, 55; 49, 9— 12]. Так, например,

можно ожидать, что вероятностный метод и метод трансформационный помогут

пролить свет на сущность переходов от одного состояния языка к другому и

даже исчислить подобные переходы [75; 76, 78]. Продолжая логически мысль С.

К. Шаумяна, следовало бы, однако, поставить прежде всего вопрос о том, а

какие именно процессы характеризуют развитие языка и одинаковы ли формы

движения в разных состояниях языка. Иначе говоря, представляется весьма

своевременным сформулировать вопрос о сущности процессов, наблюдаемых в

развитии языка, в следующем виде: идентичны ли формы движения, характерные

для синхронного функционирования языка, тем, которые характерны для

диахронической эволюции языка? На этот вопрос следует, по всей видимости,

ответить отрицательно. В самом общем виде здесь можно указать на два

различных кинематических процесса. Один из них, относящийся к

функционированию языка, охватывает все движения, оставляющие исходную

структуру [т. е. схему связей между элементами системы] без изменений.

Другой, напротив, включает те движения, которые приводят структуру к новому

виду. Такой тип движения характерен для эволюции языка и генезиса отдельных

его форм [85]. Движения первого рода могут быть обозначены термином

«варьирование», движения, или процессы, второго рода — термином

«изменения». Варьирование элементов, встречающееся на всех уровнях языка,

создает условия непрерывной и постепенной эволюции языков при сохранении их

общей целостности и единства, ср. [24]; изменение знаменует завершение

этого процесса в данном участке языкового строя. Понятие языкового

динамизма включает, таким образом, две серии процессов, в связи с чем

нельзя провести знака равенства между языковым динамизмом и языковой

изменчивостью.

Под языковым изменением следует понимать процесс нарушения тождества

единицы самой себе и результат такого нарушения тождества. Языковое

изменение есть понятие диахроническое, ибо для его обнаружения и

констатации мы должны сопоставить два разных временных среза. Формула

изменения — «А > Б» — есть одновременно признание двух разных состояний, из

которых одно предшествует другому. «Категория „изменение“, — пишет в данной

связи советский философ Б. А. Грушин, — по-видимому, является самой

абстрактной, самой общей категорией, которая отражает процессы развития

объективного мира. В ней подчеркивается лишь самое общее, самое очевидное,

бросающееся в глаза, присущее всякому процессу развития: наличие различий в

одном и том же элементе системы (или в самой системе), взятом (взятой)

в двух различных по времени точках» [53, 104]. Последнее указание

особенно существенно, ибо языковые расхождения могут наблюдаться не только

при сравнении текстов, разных по времени их создания. В принципе можно

говорить также о различиях, встречающихся в географическом или социальном

планах, что позволяет отличать модификации во времени и модификации между

разными частями одного речевого коллектива, имея в виду территориальное,

функциональное или социальное расслоение языка [43, 450—451]. Тем не менее,

не все указанные типы модификаций можно считать изменениями в собственном

смысле слова. Мы относим этот термин лишь к расхождениям во времени, то

есть полагаем, что он служит для обозначения нетождеств между явлениями,

обнаруживающими зависимость во временнум следовании и связанными

отношениями преемственности и замещения. Все другие модификации одной и той

же единицы мы и обозначаем термином «варьирование». При таком понимании

термина «изменение» последнее следует отличать от инноваций, или

новообразований, в содержании которых главное — момент появления новой

единицы или элемента, а не момент превращения одного явления в другое.

Итак, процессы изменения — это процессы замещения в широком смысле

этого слова [125], начиная от вытеснения одной единицы другой и кончая

постепенным видоизменением материального функционального или семантического

тождества единицы. Процессы же варьирования — это процессы сосуществования

и конкуренции гетерохронных или гетерогенных образований, объединяемых по

какому-либо сходному признаку, чаще всего по сходству денотативного

значения рассматриваемых единиц [64]. В качестве вариантов могут

рассматриваться также образования, выполняющие в языке одну и ту же функцию

и различающиеся между собой по их распределению в социальном или

географическом пространстве данного языка, или по их частотности и

продуктивности. В качестве особых разновидностей изменения необходимо

исследовать также процессы переинтеграции, которые могут, вообще говоря,

выделяться и в отдельный класс модификаций формы; переинтеграция

представляет собой нарушение одних ассоциативных связей и возникновение

других, не сопровождаемое изменением материального тождества единицы в

целом, но лишь перераспределением ее составных частей (ср. процессы

морфологического переразложения формы).

Варьирование и переинтеграция и новообразования подготавливают

изменение, но в отличие от изменения, для которого характерны отношения

замещения, в первых трех случаях никаких замен, собственно, не происходит.

В случае изменения наличие одной единицы исключает одновременное

существование другой; формула «А > Б» означает, что А кончило свое

существование, и на его месте появилось некое Б. В случаях переинтеграции и

варьирования устанавливаются принципиально иные отношения: А и Б

сосуществуют.

Механизм языкового изменения тесно связан с процессами варьирования:

так, фонетическое изменение представляет собой, по мнению Л. Блумфилда, с

исторической точки зрения «постепенное предпочтение, оказываемое одним

недистинктивным вариантом в ущерб другим» [4, 399]. В иных терминах, но во

многом аналогично описывал протекание изменения и Бодуэн. Историческое

развитие польской флексии представляется, например, в его изложении как

медленный процесс колебания форм, в течение которого одни формы постепенно

берут перевес над другими [5, 1, 23—24].

Языковые изменения служили предметом специальных исследований уже

издавна, процессы же варьирования были вовлечены в круг лингвистической

проблематики лишь сравнительно недавно (интересный обзор мнений с

библиографией по теме содержится в работах Н. Н. Семенюк [64]; см. также

[431 и [124]). Не оставляет, однако, сомнений, что и эта форма проявления

языкового динамизма, во многом определяющая конкретные пути эволюции языка,

тоже должна получить надлежащее освещение. Как мы уже указывали выше, это

связано в первую очередь именно с тем обстоятельством, что ключ к изучению

природы языковых изменений лежит в синхронии: «и начальная, и конечная

точка изменения в течение некоторого времени сосуществуют» [93, 276] (см.

также [163]).

В наиболее четкой форме мысль о многообразии и разнообразии задач

современной науки в области познания языка как динамического объекта,

проявляющего черты динамической устойчивости, выразил Делл Хаймз. В

настоящее время, — подчеркивает этот американский лингвист, — одинаково

важно проведение синхронного анализа динамики явления и варьирования, как

источника изменений, и диахронического анализа «статики» того, что

исторически устойчиво,— параллельно исследованию синхронно инвариантного и

диахронически изменчивого [127, 451].

Итак, язык может быть определен как исторически развивающееся явление,

как объект, который никогда не бывает и не может быть абсолютно устойчивым,

как динамическая система, находящаяся в каждый данный момент своего

существования в состоянии относительного равновесия. Многие общие

закономерности его функционирования и развития могут быть поэтому объяснены

самим фактом его бытия в виде сложнодинамической системы. Обратимся к их

краткой характеристике.

О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ РАЗВИТИЯ ЯЗЫКА В СВЕТЕ ЕГО

ОПРЕДЕЛЕНИЯ КАК СЛОЖНОДИНАМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

Системы сложного динамизма представляют собой новый тип объектов

научного исследования, специфичных именно для современной науки [52, 99].

Как известная неразработанность общих принципов системного подхода, так и

гораздо большая трудность применения понятия системы по отношению к

развивающимся объектам сравнительно с объектами статическими [53, 36]

приводят к тому, что работы, в которых совершается попытка охарактеризовать

особенности сложнодинамических систем, пока немногочисленны. Можно с полным

основанием утверждать, что исследования этого рода находятся в настоящее

время в своей начальной стадии. Тем не менее представляется небесполезным

указать уже сейчас на ряд закономерностей в развитии языка, которые могут

быть объяснены за счет его принадлежности к разряду сложнодинамических

систем и которые тесно связаны с общими свойствами всех объектов названного

класса.

Необходимо сразу же отметить, что существуют и такие особенности

развития динамической системы языка, которые связаны с собственно

лингвистическими свойствами данной системы, т. е. продиктованы сугубо

специфическими принципами данной системы в ее отличии от других

динамических систем. Таковы так называемые языковые антиномии, в процессе

разрешения которых и происходит саморазвитие языка. Как правильно указывает

М. В. Панов и другие исследователи этой школы, «целесообразно эти

противоречия выделить среди других диалектических противоречий» [63а, 24 и

сл.]. К подобным антиномиям относятся антиномия говорящего и слушающего,

кода и текста, узуса и потенциальных возможностей языковой системы,

антиномия, обусловленная асимметричностью языкового знака и, наконец,

антиномия двух функций языка: чисто информационной и экспрессивной.

Поскольку характер этих антиномий уже разбирался детально в специальной

литературе, а также служил предметом исследования, частично освещенным и в

пределах настоящего издания мы больше на разборе этих противоречий и

способах их преодоления останавливаться не будем, обратившись к вопросу об

отражении и преломлении в развитии языка общих свойств сложнодинамических

систем.

Динамическая система представляет собой, по словам У. Эшби, «нечто

такое, что может изменяться с течением времени» [90, 36]. Параллельно

главному свойству этих систем — их нетождественности во времени —

подчеркивается и другое их качество, их сложность. Последняя проявляется

как в составленности системы из большого количества разнородных элементов и

ступенчатом, иерархическом соотношении между ними, так и в общей

целостности системы, существующей вопреки факту ее составленности из

подвижных и меняющихся элементов и позволяющей данной системе

проявлять качества, несвойственные ее элементам по отдельности. Системы

сложного динамизма — это прежде всего объекты, изобилующие, или, по

выражению У. Эшби, перенасыщенные внутренними и внешними связями. Понятия

сложности и динамизма в рассматриваемых системах органически слиты, так что

любой объект названного класса может быть в конечном итоге охарактеризован

как «соподчиненная сложная взаимосвязь частей, дающая в своих

противоречивых тенденциях, в своем непрерывном движении высшее единство —

развивающуюся организацию» [84, 9—10] (подчеркнуто нами. — Е. К.). Эти

атрибуты сложнодинамических систем отражаются на принципах их устройства и

конкретной организации: между элементами системы устанавливаются такие

связи, которые отвечают способности систем к устойчивости, активной

адаптации, известному саморегулированию, согласованию функций и структуры

системы с той субстанцией, в которой она реализуется и т. д. и т.п.

(подробнее обо всех атрибутах сложнодинамических систем см. в работах И. Б.

Новика, У. Эшби, Н. Винера [13; 52; 92]).

Из всех этих свойств, находящих в языке своеобразное отражение,

наиболее важными для понимания его развития являются, по-видимому,

следующие:

1. Особый характер взаимодействия со средой.

2. Особый характер взаимодействия между составными частями системы.

3. Относительная автономность отдельных звеньев системы в процессе ее

общего преобразования.

4. Существование «скрытых параметров», недоступных прямому наблюдению.

5. Относительная независимость внутренней структуры системы от ее

вещественного субстрата.

Попытаемся хотя бы кратко охарактеризовать эти свойства и

продемонстрировать, в каких конкретных лингвистических явлениях они находят

свое выражение.

Итак, первая особенность развития языка касается характера его

взаимодействия со средой. Как и любая другая сложно-динамическая система,

язык не просто формируется средой, но вступает с ней в многосторонние и

разнообразные отношения. Язык не отражает пассивно всех воздействий

окружающей среды, но относится к ним избирательно. Это согласуется с тем

обстоятельством, что язык и не может, не теряя своей качественной

специфики, непосредственно реагировать на абсолютно все изменения в том

фрагменте среды, в котором он существует. В противном случае некоторые

внешние воздействия могли бы вести не к развитию системы, а к ее разрушению

(так, например, языком усваиваются далеко не все инновации). Язык не

реагирует, например, непосредственно на целый ряд изменений в экономическом

или социально-политическом устройстве того общества, которое он

обслуживает. На это указывал еще Ф. Энгельс, который в письме к Й. Блоху

подчеркивал, что вряд ли кому-нибудь придет в голову связывать так

называемые германские передвижения согласных с экономическими условиями

жизни носителей этих языков [89]. С другой стороны, такие факторы в

развитии общества, как изменение контингента носителей данного языка, или

контактирование народов, или распространение просвещения и многие другие

факторы, подробно описываемые ниже, находят обычно отражение в истории

языка и служат конкретными причинами наблюдающихся в нем изменений.

Наиболее непосредственно отражается в языке материальный и культурный

прогресс общества в расширении средств номинации. Таким образом, разные

ситуации в среде находят в языке разное отражение.

Мы уже описывали выше переплетение в каждом состоянии языка черт

подвижности и устойчивости. Не возвращаясь к этому вопросу еще раз,

подчеркнем только, что устойчивость языка в его соотношениях со средой

осуществляется во многом через посредство изменчивости его вещественного

субстрата, т. е. из-за способности языка к варьированию и его избыточности.

В то же время в результате таких взаимокоррелируемых отношений языка

со средой вырабатывается именно динамическая устойчивость системы. В связи

с нею языку свойственно, например, возложить выполнение части функций с

одной подсистемы на другую, если в силу каких-либо изменений исконная

подсистема подверглась перестройке. Языки проявляют способность выразить

новые понятия с помощью старых средств или их перегруппировки, или

возможность скомпенсировать исчезновение одной единицы за счет появления

другой и т. п.

Общим свойством сложнодинамических систем является и то, что они

всегда стремятся к состоянию относительного равновесия [90, 388]. Им

присуща вследствие этого некая активность, но активность адаптивная, т. е.

удерживающая перемены в допустимых пределах и направленная на

приспособление системы к среде, но недопускающая вместе с тем ее

разрушения. Отсюда известное саморегулирование системы.

С этой особенностью тесно связана и вторая особенность в развитии

языка, которую можно охарактеризовать как динамическое взаимодействие

отдельных составных частей системы. Сущность этой особенности заключается в

том, что хотя язык в целом сохраняет свою составленность из вполне

определенных обязательных частей, или компонентов, — фонетики, лексики,

грамматики и т. п., — конкретное соотношение этих частей и характер

зависимости между ними на протяжении истории языка не остается неизменным.

Функционирование и развитие языка всегда достигается за счет согласованного

взаимодействия между отдельными частями, системы — уровнями, или ее

подсистемами, и языковыми единицами, а также за счет распределения функций

между ними [48, 99]. Характер такого согласования тоже меняется.

Используя понятие внутренней солидарности, выдвинутое представителями

Пражского лингвистического кружка (см. [10, 87]) и использованное в

дальнейшем и за его пределами, в частности, Э. Косериу [33, 232], можно

было бы подчеркнуть, что развитие языка означает в первую очередь развитие

той сети связей, которые наблюдаются между компонентами, образующими единое

«солидарное», или «ансамблевое», целое.

В специальной литературе уже были описаны многие конкретные примеры

тех корреляций, которые наблюдаются в истории языка между изменениями в

фонетической, грамматической и лексической подсистемами и которые выражают

зависимости перестройки одного уровня от сдвигов на другом; существование

межуровневых диахронических связей поэтому сомнения, по-видимому, не

вызывает (ср. [17; 37; 59; 79; 94; 129; 165]). Вместе с тем характер

подобных корреляций оценивается по-разному [9; 27, 187; 66]. Но несмотря на

то, что в освещении этих вопросов еще немало невыясненного и спорного, вряд

ли можно возражать в принципе против тезиса, сформулированного В. Н.

Топоровым, о том, что языковая система — это «совокупность элементов,

организованных таким образом, что изменение, исключение или введение нового

элемента закономерно отражается на остальных элементах» [73, 9—10]. Следует

признать в то же время, что правильное истолкование этого тезиса возможно

только в том случае, если не проводить знака равенства между элементами

системы (конструктами) и реальными частями системы, т. е. теми

непосредственными данностями, которые представлены в языке в форме

различных звуков, их последовательностей, отдельных слов и т. п. С

пониманием этого обстоятельства тесно сопряжено и понимание третьей

особенности развития языков как сложнодинамических систем — известной

независимости общей перестройки языка от тех частных сдвигов, которые

происходят именно с теми реальными данностями, о которых мы говорили выше.

Изменение единицы языка, как определенного элемента (или члена)

системы, часто не совпадающей с актуально выделенной частью потока речи

(или, соответственно, материальной последовательностью, обнаруженной в

реальном письменном тексте), не может не отразиться на строении языка или

на строении отдельных его звеньев. Утверждать обратное — значило бы

опровергать самый тезис о языке как определенным образом организованной

системе, где все взаимосвязано [167, 34]. Изменение члена системы в любой

области языка отзывается на всей системе [33, 234; 130, 5—8]. С другой

стороны, изменения, охватывающие языковые данности и имеющие частный

характер, т. е. не касающиеся, строго говоря, элементов системы, ведут

обычно лишь к перераспределению этих данностей внутри ограниченной области

явлений, и системы как таковой не затрагивают. Язык, таким образом,

характеризуется способностью по-разному реагировать на разные типы

изменений и на перестройку, осуществляемую внутри разных участков его

строения.

«В системе сложного динамизма, — подчеркивает И. Б. Новик, — изменение

некоторой части элементов.., трансформируясь по сложным путям, постепенно

угаснет, не нарушив качественной специфики всей системы в целом» [52, 106].

В силу указанного свойства последствия казалось бы одинаковых процессов в

разных конкретных языках тоже могут являться различными. Приведем только

один пример, иллюстрирующий разную роль заимствований с точки зрения их

последующего влияния на фонологическую подсистему языка. Фонема /ф/

появилась в русском языке под влиянием заимствований из греческого, но она

естественно включилась в складывающуюся здесь систему оппозиций по глухости

и звонкости и стала обязательным членом этой системы; в языке навахо было

достаточно заимствования всего нескольких английских слов, чтобы

аранжировка фонем в начальной позиции претерпела здесь существенные

изменения [126]; существование в современном немецком языке фонемы /з/

связано с единичными заимствованиями из французского, но сама фонема не

входит в систему кардинальных фонем данного языка; аналогично во многом и

положение фонемы /с/ в современном английском языке, выступающей только в

словах французского происхождения и на правах периферийной фонемы; с другой

стороны, известно, что приток французских слов в этот язык способствовал

радикальной перестройке акцентологической системы данного языка.

В избирательном отношении к разным изменениям язык проявляет также

следующую важную зависимость: чем от большего количества элементов зависит

устойчивость системы, тем меньшим является возмущающее воздействие на всю

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74