Общее языкознание - учебник

человек не в состоянии охватить бесконечное разнообразие свойств того или

иного объекта. Так, человеческий глаз и человеческое ухо способны

непосредственно воспринимать лишь незначительную часть того богатства мира

цвета и звуков, которые имеются в объективном мире. Кроме того, пропускная

способность органов восприятия человека весьма ограниченна и

характеризуется скромной цифрой — 25 двоичных единиц в секунду. Таким

образом, уже особенности строения органов чувств человека таковы, что они

являются объективной причиной процедуры абстрагирования.

Следует также отметить, что каждый объект действительности обладает

бесконечным числом свойств и может вступать в бесконечное число отношений.

Но эта бесконечность не является актуальной. Объект никогда не вступает во

все возможные для него отношения сразу. Для этого было бы необходимо

актуально осуществить все возможные условия существования этого объекта

одновременно, что, естественно, никогда не выполнимо. Это, между прочим,

противоречит факту развития и изменения объекта. Осуществление для объекта

сразу актуально всех возможных условий его существования означало бы просто-

напросто, что в объекте осуществляются одновременно все его состояния —

прошлые, настоящие и будущие, т. е. объект должен был бы существовать, не

развиваясь и не изменяясь. Невозможность актуализовать всю бесконечную

совокупность свойств объекта означает, что в каждом конкретном случае

объект выступает, выявляя только часть своих свойств. Можно было бы

сказать, что объекты действительности как бы абстрагируют сами себя [16,

34—36].

Необходимость абстрагирования обусловлена также действием закона

экономии физиологических затрат. «Если бы человек,— замечает И. М.

Сеченов,— запоминал каждое из впечатлений в отдельности, то от предметов

наиболее обыденных, каковы, например, человеческие лица, стулья,

деревья, дома и пр., составляющих повседневную обстановку нашей жизни, в

голове его оставалось бы такое громадное количество следов, что мышление

ими, по крайней мере в словесной форме, стало бы невозможным, потому что

где же найти десятки или сотни тысяч разных имен для суммы всех виденных

берез, человеческих лиц, стульев и как совладать мысли с таким громадным

материалом? По счастью, дело происходит не так. Все повторяющиеся, близко

сходные впечатления регистрируются в памяти не отдельными экземплярами, а

слитно, хотя и с сохранением некоторых особенностей частных впечатлений»

[56, 439].

Механизм памяти основывается на способности мозга закреплять и

воспроизводить следы некогда им полученных впечатлений. Образование этой

способности представляет собой результат биологического приспособления

человеческого организма к окружающей среде. Различение и узнавание

предметов, замечает И. М. Сеченов, свойственно животным, обладающим

способностью передвижения [56, 465]. Поскольку животное, способное к

передвижению, сталкивается с массой различных предметов, удовлетворяющих

его жизненные потребности, то возможность их опознавания приобретает

определенную биологическую значимость. Для ориентировки действия на

предмет, следовательно — для удовлетворения потребностей, в этих условиях

одного лишь восприятия как чувственной дифференциации предмета оказывалось

недостаточно. Для этого необходимо, чтобы предмет узнавался в дальнейшем.

Восприятия, в которых человек познает окружающую действительность,

обычно не исчезают бесследно. Они закрепляются, сохраняются и

воспроизводятся. Узнавание предметов, замечает Сеченов, носит на себе все

существенные характеристики и признаки мышления [56, 466]. В узнавании

есть, наконец, даже некоторые элементы рассудочности, поскольку процесс

напоминает собой умозаключительные акты [56, 467]. Сеченов придавал также

очень большое значение так называемому закону регистрации впечатлений по

сходству, согласно действию которого у человека все сходные предметы

сливаются в памяти в сходные итоги [56, 485].

Ассоциации по сходству имеют огромное значение в создании структуры

языков. Сравнение одного предмета с другим является одним из наиболее

мощных средств познания окружающего мира. Весь прогресс теоретической

половины человеческих знаний о внешней природе, подчеркивает Сеченов,

достигнут в сущности сравнением предметов и явлений по сходству [56, 378].

При отсутствии такого свойства человеческой психики, как память,

возникновение человеческого языка было бы невозможно. Обобщенное знание

свойств класса предметов явилось в дальнейшем основой для возникновения

слова.

ПРОБЛЕМА ДОЯЗЫКОВОГО МЫШЛЕНИЯ

Многих исследователей интересует вопрос о возникновении языка и

мышления. Значительное большинство ученых стоит на той точке зрения, что

язык и мышление возникли одновременно и что до возникновения языка мышления

якобы не могло быть. Так, по мнению К. К. Кошевого, язык и мышление

находятся в неразрывном единстве: нет языка без мысли и, наоборот, мысли

без языка. Мысли существуют только в языковом оформлении [35, 14]. По

мнению Н. К. Одуевой, начало мышления совпадает со словесным обобщением

чувственных данных [41, 71]. «Мышление, протекая в неразрывной связи с

материальными физиологическими процессами головного мозга, вместе с тем

может происходить и происходит только на основе и при помощи языка»,—

замечает В. З. Панфилов [43, 118].

Поясняя сущность марксистско-ленинской теории происхождения языка и

мышления, А. Бынков отмечает, что человеческое мышление и язык возникли

одновременно в процессе труда. Абстрактное мышление человека формировалось

вместе с развитием языка. Не только язык, но и мышление возникло в трудовой

деятельности, в результате необходимости в общении [6, 88]. То же самое

утверждение находим мы и в книге Г. В. Колшанского «Логика и структура

языка» [29, 17]. И. В. Сталин пытался истолковать приводимое им

высказывание Маркса («Язык есть непосредственная действительность мысли») в

том плане, что мышления без языка не существует. Но ведь его можно понимать

и иначе — как указание на то, что мышление проявляется в языке.

Приведенные выше высказывания не совсем согласуются с содержанием

известной статьи Ф. Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в

человека», где Энгельс основной причиной возникновения языка считает

совместный труд людей. «... Развитие труда по необходимости способствовало

более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более

часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стало ясней

сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена.

Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась

потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган:

неразвитая глотка обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем

модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно

научились произносить один членораздельный звук за другим» [65, 489].

Однако в статье Энгельса нигде ни одним словом не сказано, что до

возникновения языка у предка человека вообще не было никакого мышления.

Материалы статьи скорее всего говорят о другом. Труд, по Энгельсу, возник

раньше членораздельной речи. «Сначала труд,—замечает Ф. Энгельс,— а затем и

вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными

стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в

человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко

превосходит его по величине и совершенству» [65, 490].

Но ведь труд необходимо предполагает мышление, а всякий труд, замечает

Ф. Энгельс, начинается с изготовления орудий [65, 491].

Современная психология ясно показывает, что изготовление даже самого

примитивного орудия невозможно без наличия мышления, совершенно

сознательного, а не инстинктивного использования жизненного опыта,

установления целого ряда причинных связей, обобщений и умозаключений.

«Умозаключение,— справедливо замечает И. В. Копнин,— возникает из

потребности трудовой деятельности человека, специфическая особенность

которой заключается в том, что в сознании человека еще до начала труда

имеется предварительный готовый результат его. Прежде чем произвести вещь,

он идеально воспроизводит весь производственный процесс от начала до конца.

Этот процесс невозможен без умозаключения» [34, 22]. Стало быть, люди стали

говорить друг с другом, обладая уже сравнительно развитым мышлением.

Сам Ф. Энгельс считал, что нет оснований отрицать наличие генетических

корней мышления и речи в животном царстве. Рассматривая познание

исторически, Энгельс видел «корни» человеческого познания в отражательных

способностях животных. Он писал: «Нам общи с животными все виды рассудочной

деятельности: индукция, дедукция, следовательно, также абстрагирование...

анализ... синтез...» [65, 178].

Подобное мнение позднее высказывалось многими исследователями.

«У животных,— замечает И. М. Сеченов,— помимо прирожденной

машинообразной умелости производить известные действия, часто замечается

умение пользоваться обстоятельствами данной минуты или условиями данной

местности, чего нельзя объяснить иначе как сообразительностью животного,

его рассудительностью и вообще умением мыслить» [56, 417].

В этом же смысле высказывался и Плеханов: «Как бы там ни было, но

зоология передает истории homo, уже обладающего способностями изобретать и

употреблять наиболее примитивные орудия». «Ясно, как день, — говорит далее

Плеханов, — что применение орудий, как бы они ни были несовершенны,

предполагает огромное развитие умственных способностей» [45, 138]. Того же

мнения в основном придерживался и Л. С. Выготский. «В опытах Кёлера мы

имеем совершенно ясное доказательство того, что зачатки интеллекта, т. е.

мышления в собственном смысле слова, появляются у животных независимо от

развития речи и вовсе не связаны с ее успехами. Изобретение обезьян,

выражающееся в изготовлении и употреблении орудий и в применении

обходных путей при разрешении задач, составляет совершенно несомненно

первичную фазу в развитии мышления, но фазу доречевую» [12, 76—771.

Мышление и речь, по мнению Л. С. Выготского, имеют поэтому генетически

совершенно различные корни [12, 76-77].

Оставляя пока в стороне вопрос о мышлении животных, следует прежде

всего рассмотреть вопрос, что следует понимать под мышлением вообще.

Некоторые исследователи считают мышление словами единственным типом

подлинного мышления. Но под мышлением можно также понимать вообще процесс

отражения человеком окружающего мира независимо от того, какими способами

оно осуществляется. В таком случае необходимо решить один существенный

вопрос — является ли так называемое словесное мышление единственно

возможным типом мышления, или оно существует наряду с другими типами

мышления.

Исследования целого ряда выдающихся психологов скорее говорят в пользу

того, что существуют разные типы мышления. В их числе словесное мышление

выступает только как наиболее совершенное и наиболее пригодное для целей

общения людей между собой. «Трудно согласиться со взглядом, который

полностью отделяет мышление от прочей познавательной деятельности человека

и противопоставляет его всем Другим видам психической деятельности», —

справедливо пишут по этому поводу И. М. Соловьева и Ж. И. Шиф [58, 335].

Успехи психологической науки вынуждают подвергнуть сомнению гипотезу о

полной независимости и самостоятельности интеллектуальной деятельности.

Следует усомниться в том, что реализация мышления возможна лишь в строго

очерченных пределах, включающих совершенно особый психический материал.

Тезис о том, что осмысленность прочих психических процессов всегда и

исключительно обязана включением со стороны обособленно стоящего

мыслительного аппарата, также вызывает сомнения. Мышление не только и не

просто вносится в память, деятельность памяти способна приобретать и в

самом деле приобретает характер мышления. В отношении представлений

мышление рассматривается как нечто извне приходящее и упорядочивающее их

течение. Не следует, однако, исключать возможность такой динамики

представлений, которая является по своему качеству мышлением. Все более

накапливаются доказательства в пользу понимания мышления как своеобразного

динамического процесса, который может осуществляться различным

психическим материалом, происходить в любой «психической среде», во

всякой «области психики».

Правилен, по нашему мнению, взгляд, рассматривающий мышление как

познавательную деятельность, усматривающий в мышлении высшую ее форму.

Мышление характеризуется не изоляцией от других компонентов познавательной

деятельности, но их охватом, своеобразным сочетанием и взаимодействием

между ними. Мышление осуществляется не только в сфере абстрактно-

логического познания, но и в ходе познания чувственного, а в пределах

последнего осуществляется материалом образов восприятия, памяти и

воображения.

Придавая большое значение абстрактно-логическому мышлению, мы не

забываем, что мышление имеет и другие виды, осуществляемые посредством иных

форм отражения. При этом всякий анализ мышления обнаруживает, что

качественные различия форм отражения действительности, осуществляемого

психикой человека, отнюдь не препятствуют их взаимосвязи и кооперации при

решении мыслительных задач, а, напротив, весьма часто содействуют их

успешному разрешению [58, 335—336].

На точке зрения признания разных видов мышления стоит также выдающийся

психолог С. Л. Рубинштейн. «Теоретическое мышление, раскрывающее

закономерности своего предмета,— замечает С. Л. Рубинштейн,— является

высоким уровнем мышления. Но было бы совершенно неправильно сводить

мышление в целом исключительно к теоретическому мышлению в абстрактных

понятиях. Мы совершаем мыслительные операции, не только решая теоретические

проблемы, но и тогда, когда, прибегая к абстрактным теоретическим

построениям, мы с более или менее глубоким учетом объективных условий

осмысленно решаем любую задачу, оставаясь в рамках наглядной ситуации.

Существует не только отвлеченное, но и наглядное мышление, поскольку в

некоторых случаях мы разрешаем стоящие перед нами задачи, оперируя в

основном наглядными данными.

Наглядное мышление и мышление отвлеченно-теоретическое многообразными

способами переходят друг в друга. Различие между ними относительно; оно не

означает внешней полярности, но оно существенно.

Всякое мышление совершается в более или менее обобщенных, абстрактных

понятиях, и во всякое мышление включаются более или менее наглядные

чувственные образы; понятие и образ-представление даны в нем в неразрывном

единстве. Человек не может мыслить только в понятиях, без представлений, в

отрыве от чувственной наглядности; он не может мыслить одними лишь

чувственно-наглядными образами без понятий. Поэтому нельзя говорить о

наглядном и о понятийном мышлении как о внешних противоположностях, но том

не менее, поскольку представления и понятия не только связаны друг с

другом, но и отличны друг от друга, внутри единого мышления можно

различать, с одной стороны, наглядное, с другой — абстрактно-теоретическое

мышление...»

Понятие отвлеченного мышления, замечает далее С. Л. Рубинштейн,

отражает общее, но общее никогда не исчерпывает особенного и единичного;

это последнее отражается в образе [54, 362—363].

Образное мышление является специфическим видом мышления. Резко

критиковал сторонников «безобразного» мышления И. П. Павлов. На основании

того, что вторая сигнальная система отрицательно индуцирует деятельность

первой сигнальной системы и выступает хозяином ее, Павлов, однако, не

делает вывода, что образы не участвуют в мышлении. Наоборот, возражая

представителям идеалистической психологии и физиологии, он указывал, что в

мышлении непременно должны быть следы, образы, обобщения слов. Эти образы

очень слабы, летучи и постоянно подвергаются действию отрицательной

индукции, поэтому в разное время и в различном состоянии «степень» следов

бывает разная. Отрицание связи мышления с образами Павлов называл

бессмыслицей [44, 42—43]. Современная психология также ставит вопрос о

теоретическом и практическом мышлении. «Традиционная психология,— замечает

С. Л. Рубинштейн,— исходила из внешнего противопоставления мышления и

практической деятельности, при исследовании мышления имелись в виду

исключительно отвлеченные задачи научного мышления и теоретическая

деятельность, направленная на их разрешение... Отношение мышления к

действию всегда мыслится как односторонняя зависимость деятельности от

абстрактного мышления; причем эта зависимость представлялась неизменной на

всех ступенях исторического развития. Всякое действие, которое не было

реализацией теоретического мышления, могло быть лишь навыком, инстинктивной

реакцией — словом, не интеллектуальной операцией; поэтому создавалась

альтернатива: либо действие не имеет интеллектуального характера, либо оно

— отражение человеческого мышления» [54, 364—365].

В настоящее время в связи с новейшими исследованиями эта точка зрения

уже не находит большого количества сторонников.

«С практикой связано в конечном счете всякое мышление: лишь характер

этой связи может быть в разных случаях различным. Теоретическое мышление,

опираясь на практику в целом, независимо от отдельного частного случая

практики; наглядно-действенное мышление непосредственно связано с той

частной практической ситуацией, в которой совершается действие» [55, 365].

Под практическим мышлением обычно понимают мышление, совершающееся в

ходе практической деятельности и непосредственно направленное на решение

практических задач,— в отличие от мышления, выделенного из практической

деятельности, направленной на разрешение отвлеченных теоретических задач,

лишь опосредствованно связанных с практикой [55, 365].

Могут быть разные случаи проявления практического мышления; в одних

случаях практическое мышление, т. е. мышление, включенное в практическую

деятельность, должно по характеру тех задач, которые ему приходится

разрешать, использовать и результаты отвлеченной теоретической

деятельности. Это сложная форма практического мышления, в которое

теоретическое мышление входит в качестве компонента.

Но возможен и другой случай, при котором для решения задачи, встающей

в ходе практической деятельности, отвлеченное теоретическое мышление и не

требуется: встречаются такие элементарные задачи, для различения которых

нужно только сориентироваться в данной наглядной ситуации. В таких случаях

практическое мышление, т. е. мышление, включенное в практическую

деятельность и направленнное непосредственно на решение частных

практических задач, принимает форму наглядно-действенного мышления.

«Наглядно-действенное мышление—это элементарная форма практического

мышления, направленная на разрешение элементарных практических задач» [55,

365—366].

Существуют такие практические задачи, которые могут быть решены на

основании тех данных, которые представлены в наглядном содержании самой

проблемной ситуации. «Для мышления, направленного на разрешение именно

таких задач, характерно, что оно совершается в ситуации действия, в

непосредственном действенном контакте с объективной действительностью, так

что «поле зрения» мышления совпадает с полем действия; у мышления и

действия одна и та же область оперирования; ход мыслительной операции

непосредственно включен в действенную ситуацию, в ход практического

действия; в нем практическое действие реализует каждый этап решения задачи

и подвергается постоянной непосредственной проверке практикой» [55, 366].

«Отношение мышления и речи,—замечает Л. С. Выготский,—... можно было

бы схематически обозначить двумя пересекающимися окружностями, которые

показали бы, что известная часть процессов речи и мышления совпадает. Это —

так называемая сфера «речевого мышления». Но это речевое мышление не

исчерпывает ни всех форм мысли, ни всех форм речи. Есть большая область

мышления, которая не будет иметь непосредственного отношения к речевому

мышлению. Сюда следует отнести раньше всего, как указывал Бюлер,

инструментальное и техническое мышление и вообще всю область так

называемого практического интеллекта, который только в последнее время

становится предметом усиленных исследований» [12, 95].

Многочисленные факты свидетельствуют о том, что и при отсутствии

звуковой речи живой организм в состоянии познать элементарные свойства

предметов внешнего мира и элементарные простейшие связи между ними.

Наглядным доказательством может служить жизнь животных. Животные прекрасно

ориентируются в окружающей среде. Далекие предки человека не имели

звуковой речи, но они также, как и животные, хорошо ориентировались в

окружающей среде, благодаря чему человеческий род сохранился до настоящего

времени. Есть все основания предполагать, что до возникновения звуковой

речи существовали какие-то иные типы мышления, например, мышление

предметное или образное.

Ориентировка в конкретной ситуации, понимание назначения и связей

составляющих ее элементов, а также умение пользоваться ими представляют

тоже своеобразное мышление, но мышление особого рода.

Очень интересными в этом отношении нам представляются некоторые

взгляды И. М. Сеченова относительно характера так называемого предметного

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74