Общее языкознание - учебник

зрения Косериу, «в фонетическом преобладает система, в смысловом — и

особенно грамматическом — норма» [39, 238].

В фонетике к нормативному плану можно отнести, согласно точке зрения,

представленной еще у Н. С. Трубецкого [73] и позднее развитой Ж. Фурке

[89], следующие моменты: а) характер реализации фонем, связанный с

определением релевантных акустических признаков; б) определение границ, в

которых тот или иной признак является релевантным или нейтрализуется (ср.:

Rades — Rates, но: Rat — Rad [rat]); в) характер реализации тех или иных

противопоставлений в зависимости от их позиции в слове и их окружения (ср.,

например: Dach — Tasse, но: leiden — leiten с точки зрения интенсивности

придыхания смычных в начале и середине слова); г) отграничение нормативных

вариантов от случайных колебаний и т. д.

Применительно к словообразованию понятие нормы рассматривалось вслед

за Э. Косериу Н. Д. Арутюновой [3]. Разграничение «системного» и

нормативного планов проводится ею по следующему принципу: общее значение

словообразовательной модели (например, значение исполнителя действия,

орудия действия и т. п.) относится к системной функции словообразовательной

модели, а все конкретные лексические значения, которыми обладают

производные, образованные по этой модели, принадлежат к плану нормы. На

нормативном уровне происходит сужение, конкретизация семантики

словообразовательной модели, в чем также проявляется несовпадение

структурного и нормативного планов (ср. выше стр. 556).

Любопытные, хотя и спорные соображения о принципах разграничения плана

нормы и структуры в лексике — по отношению к значению, — высказал Ю. С.

Степанов. К структуре он относит значение слова как совокупность

определенных дифференциальных признаков, а к норме — значение как указание

на денотат [69,71—72]18.Следует сравнить в этой связи замечание А. А.

Леонтьева и Л. А. Новикова, которые считают, что «лексическая

(семантическая) норма в широком смысле этого слова и есть реализация

дифференциального потенциала соответствующей структуры» [47, 108].

Согласно общему определению нормы и выделенным выше ее признакам, при

рассмотрении норм на разных уровнях языка должно учитываться кроме того

соотношение константных и вариантных реализаций, а также степень и характер

дифференциаций, существующих для вариантных реализаций у каждого из

аспектов языка. Обстоятельное рассмотрение данного комплекса вопросов пока

затруднительно в связи с тем, что конкретный языковой материал изучен в

намеченных направлениях еще очень мало. Обычно отмечается в общей форме

специфика лексической нормы по сравнению хотя бы с орфографическими и

морфологическими нормами. Эта специфика связана с тем, что инвентарь лексем

весьма широк, а их вариантность остается при всех условиях довольно

значительной. При этом преобладают варианты и синонимы, дифференцированные

в функционально-стилистическом, социальном, территориальном или

хронологическом планах. Таким образом, типы дифференциаций в лексической

норме весьма разнообразны, а сама лексическая норма должна рассматриваться

в этой связи как некая сложная совокупность разнообразных лексических

слоев. Для сравнения заметим, что, например, для орфографии, где инвентарь

графем, напротив, весьма ограничен, допустимая вариантность графем и

орфограмм сравнительно незначительна19, а дифференциация имеющихся

вариантов — слабая.

Языковая норма как социально-историческая категория

Двойственная природа нормы обусловливает необходимость ее рассмотрения

не только в собственно языковом, но и в социально-историческом, т. е.

«внешнем» по отношению к самому языку аспекте20. К данному аспекту — Г. В.

Степанов обозначает его как «аксиологический» [67, 226] — относятся разные

формы осознания и оценки обществом объективно существующих языковых норм.

Степень осознания нормы, а также характер и формы ее оценки

исторически изменчивы, однако в любой исторической ситуации можно, с нашей

точки зрения, выделить две стороны, а именно — осознание нормативных

реализаций, как обязательных [3, 32] и как правильных [69, 71].

Императивность норм может быть сильнее или слабее в зависимости от

разных историиеских условий, в частности, известную роль может играть

наличие нескольких исторически сосуществующих возможностей реализации,

недостаточно дифференцированных для их носителей. Такая ситуация может

создаваться, например, при параллельном сосуществовании в известном

равноправии «своей» и «чужой» нормы, т. е. при той или иной форме двуязычия

определенного коллектива. В этой связи можно сослаться на мнение Л. В.

Щербы [77, 312], отмечавшего также, что и при смешении языков и диалектов

норма может быть весьма широкой, так как существует возможность «сказать по-

разному». Однако даже в таких случаях более правильно, видимо, говорить не

об отсутствии нормы, а лишь о ее весьма широких рамках, допускающих

значительное варьирование21.

Рассматривая понятие языковой правильности, многие лингвисты обращали

внимание на произвольность соответствующего понятия по отношению к языковой

структуре, которая может в принципе выявляться в любой совокупности

реализаций22. Это положение получает, однако, известные коррективы при

рассмотрении конкретного, т. е. уже определенным образом реализованного и

функционирующего языка.

В подобной ситуации правильность в значительной степени основывается

на исторической языковой традиции, воплощенной в норме, а также на

социальной и функциональной оценке реализаций языковой структуры. Заметим в

этой связи, что пражской школой лингвистов был в свое время выдвинут так

называемый «функционально-телеологический» критерий правильности (ср.

[9, 121—122]), который в несколько модифицированной форме рассматривается и

другими лингвистами [79,119] (ср. также [41, 7—8]). Речь идет в этом случае

о выборе «правильных» языковых средств в соответствии с целеустановкой и

условиями коммуникации23.

С оценкой языковых фактов, относящихся к норме, как обязательных для

определенного языкового коллектива и как «правильных», непосредственно

связаны и эстетические характеристики языковых явлений. Заметим прежде

всего, что эстетические оценки могут зависеть от социальных характеристик

тех или иных реализаций языковой структуры, т. е. весьма часто красивым

оказывается то, что «социально приемлемо» для носителей языка (ср. в этой

связи негативную оценку фактов языка низших классов, особенно ясно

выступающую в буржуазном обществе, а также соответствующую оценку языка

людей, не получивших достаточного образования, которая сохраняет свое

значение в любых общественных условиях). Существует, однако, и несколько

другой аспект эстетических оценок языковых реализаций, не столь

прямолинейно соотнесенный с социальными моментами. Так, в ряде случаев

«красивое» связывается с функционально целесообразным или ситуативно-

оправданным, что относится не только к языку (вернее, не только к

«речевому» поведению), но и к другим формам человеческого поведения —

манере одеваться, манере держаться и т. д.24 В этом смысле языковые нормы

должны оцениваться как одна из форм нормативности обычаев, включаясь тем

самым в категорию различных общественных норм.

В заключение данного раздела следует сказать, что понятие языковой

нормы, несмотря на отдельные колебания в его трактовке, на которые мы лишь

отчасти могли указать выше, а также ряд неясностей, связанных с разработкой

отдельных проблем, представляется нам весьма важным и необходимым для

характеристики сущности языка; можно надеяться, что со временем оно

позволит представить в определенной системе целый ряд явлений и процессов,

связанных с его реализацией и функционированием.

Однако приходится отметить, что создание общей теории языковой

реализации, основой которой должно, по-видимому, стать — как ее

организующий центр — понятие нормы в значительной степени еще дело

будущего. Задача эта может быть решена лишь на основе привлечения

обширного материала различных языков, изучаемого с точки зрения соотношения

структуры этих языков и ее воплощения в норме и узусе. Важную роль для

уточнения понятия нормы должно сыграть также изучение различных типов и

форм языковой реализации, в частности, детальное рассмотрение вариантных

реализаций, возможных для разных языковых подсистем, а также исследование

различных типов лингвистических дифференциаций, в которых отражаются

разнообразные формы членения человеческого коллектива или различные условия

и цели использования языка и т. д.

Весьма существенным для определения того значения, которое имеет для

лингвистики в целом понятие нормы, является оценка возможностей его

использования в разных типах лингвистических исследований. В настоящий

момент намечаются следующие области и аспекты исследования, для которых

данное понятие может оказаться продуктивным:

Изучение характера реализации и функционирования различных языковых

структур (включая определение их продуктивности и распределения по разным

функциональным сферам языка).

Изучение исторических изменений языка на небольших исторических

отрезках («микроистория»), когда обнаруживаются не столько сдвиги в

языковой структуре, сколько известные изменения в ее реализации и

функционировании.

Изучение специфики реализации и особенностей функционирования

различных «форм существования» языка.

В связи с последним из возможных аспектов исследования заметим, что

особое значение понятие нормы имеет для изучения литературного языка, к

рассмотрению которого мы и обращаемся в следующем разделе.

НОРМА ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

В предыдущем разделе мы охарактеризовали языковую норму как

совокупность коллективных традиционных реализаций структурных потенций

языковой системы. В этом смысле норма свойственна любому языковому идиому.

Вместе с тем можно предположить, что специфический характер норм, связанный

с теми или иными особенностями реализации и функционирования конкрерной

языковой системы, определяет — наряду с другими признаками — своеобразие

различных «форм существования» языка. Одним из таких исторически

сложившихся функциональных типов является литературный язык, нормы которого

должны, следовательно, рассматриваться как частный случай языковых

норм.

Опираясь на принятое нами понимание языковой нормы, можно утверждать,

что литературная норма — это некоторая совокупность коллективных реализаций

языковой системы, принятых обществом на определенном этапе его развития и

осознаваемых им как правильные и образцовые25. Литературная норма

фиксируется в грамматических справочниках и словарях и является, как и

любая другая социально обусловленная норма, обязательной для всех членов

коллектива, говорящего на данном языке26.

Наличие стабильных фиксированных и осознанных норм, обеспечивающих

большую или меньшую «стандартность» языка, рассматривается сейчас

большинством лингвистов в качестве одного из основных признаков

литературного языка национального периода [23]. Однако в связи с тем, что

норма не является исключительной принадлежностью литературного языка,

приходится говорить не просто о наличии данного признака, но и о его особом

содержании применительно к развитому литературному языку. Мысль эта в

наиболее определенной форме была высказана Б. Гавранком, утверждавшим при

этом, что специфику литературных норм следует искать не столько в их

качественных, сколько в их количественных характеристиках [90, 152].

Норма «народного» языка (имеются в виду прежде всего различные формы

диалектно окрашенной речи) носит, с точки зрения Б. Гавранка,

преимущественно негативный характер и слабо осознается. Норма литературного

языка отличается от норм диалекта главным образом по степени своей

императивности и осознанности, кроме того, она носит не только негативный,

но и позитивный характер [91, 85—86]. Этот позитивный характер литературной

нормы заключается в более сложном распределении и использовании нормативных

реализаций, т. е. в усложнении селективной, дифференцирующей и оценочной

стороны нормы.

Определение специфики литературных норм в связи с общей

характеристикой языковой нормы является, таким образом, одной из заслуг

Пражской школы лингвистов. К числу важнейших теоретических положений,

выдвинутых пражцами, принадлежит также отграничение объективной нормы как

явления «внутриязыкового» от явлений, связанных с кодификацией, т. е. как

бы «внешних» по отношению к языку (см. об этом [9, 121; 30, 547]).

Следует заметить, что для литературного языка факт кодификации его

норм, т. е. их сознательный отбор и закрепление, играет весьма важную роль.

Кодификация норм является вместе с тем специфическим признаком

национального литературного языка, отличающим его не только от других

языковых идиомов, но и от ранних этапов существования литературного языка в

национальной и донациональный период [91, 85—86].

Отмеченная выше в самой общей форме специфика норм развитого

литературного языка, видимо, непосредственно связана с генезисом и

функциональными особенностями данного языкового типа, обладающего

следующими признаками: 1) потенциальным участием в его формировании

нескольких языковых подсистем, различных по степени структурной близости

(разные территориальные диалекты, различные региональные разновидности

литературного языка); 2) распространением литературной формы национального

языка на значительной территории, что вызывает необходимость в поддержании

ее единства; 3) многообразными функциями развитого литературного языка, его

сложными коммуникативными и экспрессивными задачами.

Названные выше признаки усиливают необходимость избирательного подхода

к языковым фактам, необходимость их более строгого отбора, распределения и

фиксации, что и обусловливает специфический характер литературных норм,

проявляющийся, с нашей точки зрения, в следующих направлениях: а) в

усилении стабильности реализаций и — соответственно — в ограничении общего

числа и типов вариантных реализаций; б) в усилении избирательности нормы и

дифференцированности нормативных реализаций, а также — соответственно — в

распределении различных вариантных средств по разным территориальным,

функциональным и стилистическим сферам литературного языка; в) в факте

сознательной кодификации норм, т. е. в их оценке и принятии обществом.

Обратимся к более подробной характеристике выделенных выше признаков

литературной нормы.

Стабильность и вариантность нормативных реалзиаций

Для каждого современного литературного языка характерна не только

определенная степень устойчивости нормативных реализаций, но и некоторый

набор вариантных средств, допускающих известный выбор. Категория

вариантности является тем самым весьма существенной для характеристики

литературной нормы (см. [12; 34; 71; 95] и др.), а диапазон

вариантности в значительной мере характеризует специфику норм разных

литературных языков и служит основанием для выделения отдельных

исторических периодов в их развитии (ср. далее, стр. 584).

Предпосылки вариантности создаются для литературного языка — как,

впрочем, и для любого другого языкового идиома — многообразием его

структурных потенций, различным образом реализуемых в процессе

исторического развития языка. Наличие более или менее значительных

формальных модификаций в рамках определенной лексемы, словоформы или

синтаксической конструкции, не связанных с изменениями основного значения

этих единиц, и создает их варьирование27.

Вариантность характеризует норму большинства современных литературных

языков (ср., например, варианты, входящие в норму немецкого языка: backte ?

buk 'пек', gesalzen ? gesalzt 'посоленный', des Tages ? des Tags 'день',

род. п. ед. ч., am Tage ? am Tag 'днем', дат. п. ед. ч., blasser ? blдsser

'бледнее', es schaudert mir ? mich 'мне страшно' и т. д.; ср. также русск.:

туфель ? туфля, брызгает ? брызжет, мок ? мокнул, сказав ? сказавши, ноль ?

нуль, неряшество ? неряшливость, ъначе ? инбче, мышление ? мышлйние и др.).

Наиболее общим источником вариантности для разных языковых идиомов

является параллелизм некоторых структурных возможностей языка, а также

исторические сдвиги, происходящие в языковой структуре и формах ее

реализации (ср. исторические варианты в чешск. типа posvet ? posvit,

приводимые В. Матезиусом [53], или в нем. типа molk ? melkte, dem Tische ?

Tisch.).

Вместе с тем для целого ряда литературных языков существенную роль

играют и варианты, отражающие особенности различных диалектов или разных

территориальных вариантов литературного языка. Гетерогенность исходного

материала часто приводит к значительной вариантности в рамках литературной

нормы. Подобное положение отмечается, например, С. А. Мироновым для

нидерландского языка, ср. гетерогенные элементы, сосуществующие как бы в

«снятом» виде в норме современного нидерландского языка: schoon (южн.) —

mooi (сев.) 'красивый', sturen (сев.) — zeriden (южн.) 'посылать'

(многочисленные примеры подобного рода см. в [55; 56]). Для немецкого

литературного языка, тоже гетерогенного в своей основе, также могут быть

названы вариантные словоформы и лексемы, восходящие генетически к

разным территориальным ареалам: derer ? deren 'тот', указ. мест. род. п.

мн. ч., sandte sendete 'послал', fett ? feist 'толстый', Lippe ? Lefze

'губа' и т. д.

Диапазон и характер использования отдельных вариантных реализаций,

входящих в литературную норму, может быть весьма различным. Наряду с

некоторыми вариантами, свободно заменяющими друг друга (ср. русск. издалекб

? издалйка, молочный ? молошный, ноль ? нуль; нем. Werkanlage ?

Werksanlage, jemand ? jemanden вин. п.) в пределах литературной нормы

объединяются и неравноценные варианты, один из которых должен

рассматриваться как основной, а другой — лишь как допустимая, но

второстепенная, реже употребляемая форма (ср. русск. профессорб ?

профйссоры, творуг ? твурог, запаснуй ? запбсный; нем. (er) backte ? buk

'пек', der Name ? Namen 'имя'). Источником подобных занимающих

второстепенное положение реализаций являются устаревшие формы или

инновации, а также явления, проникающие в литературный язык под влиянием

различных типов разговорного языка и еще не вполне утвердившиеся в рамках

литературной нормы.

Дифференцированность нормативных реализаций

По сравнению с нормами других языковых идиомов нормы литературного

языка должны быть охарактеризованы не только как относительно стабильный,

но и как значительно более сложный и сильнее дифференцированный комплекс

языковых средств [77]. Данный признак литературных норм, определяющийся

сложной функциональной структурой развитого литературного национального

языка, разнообразием сфер и форм его использования, неоднократно

подчеркивался как чешскими (см. [21, 340]), так и русскими лингвистами28.

Селективная сторона нормы, т. е. отбор и распределение различных

языковых средств, предстает в литературном языке в весьма осложненном виде:

норма определяет не только внешние границы литературного языка (т. е.

отграничивает «правильные», литературные реализации от «неправильных»,

нелитературных), но и устанавливает разного рода градации внутри правильных

нормативных реализаций.

Наряду с сосуществованием в литературной норме равнозначных вариантных

лексем, словоформ и синтаксических конструкций, не несущих никакой

дополнительной информации по отношению к их основному лингвистическому

значению (ср. русск. сох ? сохнул, зубчбтый ? зэбчатый, самолет ? аэроплан;

нем. Anschrift ? Adrease 'адрес', manche interessante ? interessanten

Bьcher 'некоторые интересные книги'; ср. также чешские параллельные

инфинитивные формы на -ti и -t, отмеченные Матезиусом [53, 400]), в любом

литературном языке всегда имеется некоторое число вариантных словоформ,

лексем и конструкций, которые обладают дополнительной информацией,

связанной с известной спецификой их употребления29. Наиболее общим

разграничением, связанным с нормой, является противопоставление нормативных

и ненормативных реализаций (норма — не норма): ср., например, одел пальто

вместо лит. надел пальто. Данное противопоставление реализуется не только

тогда, когда соотносятся правильная и неправильная реализации, но и тогда,

когда разграничение проходит между собственно литературной и просторечной

(или диалектной) формой, ср. нем. лит. Gebirge ? сакс. прост. [gqbyrgq],

русск. лит. троллейбус ? прост. [трЛлл'эбус].

При наличии близких норм (например, норм другого литературного

варианта) возникает противопоставление одной нормы другой — равноценной или

второстепенной — норме (одна норма — другая норма). Подобное положение

характерно для современных литературных языков, обладающих не одним

стандартом, а двумя более или менее стандартизованными вариантами, ср.,

например, языковую ситуацию в Норвегии, Индии или в Армении (см. подробнее

гл. «Литературный язык»).

Для любого литературного национального языка существенно также

противопоставление норм его устной и письменной разновидностей. На

необходимость разграничивать эти два типа норм указывает, в частности, Й.

Вахек, рассматривающий любой литературный язык как некую сумму двух норм,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74