Общее языкознание - учебник

предполагает известный отбор языковых средств из общего инвентаря на основе

более или менее осознанных качественных критериев и связанную с этим

большую или меньшую регламентацию. Иными словами, литературный язык

рассматривается как одна из форм существования языка, наряду с

территориальными диалектами и разными типами обиходно-разговорных койнэ

(интердиалекты) и просторечием. Дифференциальные признаки литературного

языка определяются поэтому прежде всего позицией, которую он занимает в

системе форм существования языка, они раскрываются в противопоставлении

этим другим формам. Сказанное относится не только к отмеченным выше

признакам (обработанная форма — необработанная форма, наличие — отсутствие

осознанного отбора), но также и к закономерностям функционирования, к

различиям, наблюдаемым в общественных сферах использования каждой из форм

существования языка (сфера государственного управления и делопроизводства,

науки, публицистики, школы, быта, искусства и т. д.).

При определении дифференциальных признаков литературного языка

необходимо принять во внимание, что литературный язык — категория

историческая: степень обработанности, строгость отбора и регламентации

могут быть неодинаковыми не только в разных литературных языках, но и в

разные периоды истории одного и того же языка; не тождественны в разных

языках и в разные периоды истории одного языка распределение и закрепление

отдельных форм существования языка за той или иной сферой общения, с чем, в

свою очередь, связана и большая или меньшая функциональная нагрузка

литературного языка.

Общее содержание понятия «литературный язык», намеченное выше,

получает, таким образом, конкретизацию в зависимости от исторических

условий формирования, развития и функционирования литературного языка. В

этой связи может быть выделено несколько типов литературных языков,

обладающих довольно значительными отличиями (см. стр. 544—545).

Термин «литературный язык» как обозначение обработанной формы языка,

хотя и довольно распространен, особенно в научной традиции СССР, Франции

(langue litteraire), Италии (lingua litteraria) и др., отнюдь не является

единственным. В англоамериканской традиции, особенно в применении к

современным литературным языкам широко распространен термин «языковый

стандарт», или «стандартный язык», чаще всего по отношению к орфоэпической

норме; в последние годы этот термин получает распространение и в славистике

(ср. [46]);в немецком языкознании с тем же значением употребляется

Schriftsprache («письменный язык», Hochsprache), в последние годы —

Gemeinsprache «общий язык», Einheitssprache «единый язык»; в Чехословакии,

возможно отчасти под влиянием немецкой традиции, spisovny jazyk «письменный

язык», в Польше — jкzyk kultuiralny «язык культуры», «культурный язык».

Отсутствие единой выработанной терминологии наблюдается не только в

разных национальных научных традициях, но и в пределах лингвистической

науки одной страны. Частично оно объясняется природой самого объекта — его

многовариантностью и исторической изменчивостью. Французский термин langue

commune «общий язык», немецкие Einheitssprache, Gemeinsprache применимы по

преимуществу к языковым отношениям довольно позднего исторического периода,

связанного с процессом формирования и развития наций: в России такой

единый, общий язык оформляется лишь в XVIII — первой половине XIX в. [10,

114], в Англии и Франции, где процесс выработки национального единства

завершается несколько раньше, этот термин применяется начиная с XVI — XVII

вв.; в Италии же и Германии выработка единого литературного языка

затянулась вплоть до второй половины XIX в., причем универсальность этого

стандарта была долгое время ограничена (см. стр. 505, 537). Очевидно, что к

более ранним периодам истории названных языков эти термины неприменимы.

В свою очередь, термины «стандартный язык», «языковой стандарт»

предполагают существование единой нормы на всех ярусах языковой системы, т.

е. приемлемы к определенному типу литературных языков. Д. Брозович

справедливо отмечает, что историю стандартного языка следует начинать с

того момента, когда он распространяется по всей территории и когда

стабилизуются его субстанция и структура [5, 23].

Наконец и термины «Schriftsprache», «spisovny jкzyk», как это явствует

из их внутренней формы, соответствуют природе объекта лишь в тех случаях,

когда обработанная форма языка выступает только в письменности, что

характерно, например, для письменного литературного сингалезского языка на

Цейлоне [51]; однако вряд ли этот термин удобен при анализе устной

реализации литературного языка там, где она имеется, особенно в применении

к орфоэпической норме литературного языка. Употребительность этих терминов

в чешской и немецкой традиции отчасти обусловлена ролью, которую письменная

фиксация сыграла в образовании нормы этих литературных языков.

Что касается термина «литературный язык», то некоторым его недостатком

является известная двусмысленность — возможность употреблять его в двух

значениях: как обозначение языка художественной литературы и как

обозначение обработанной формы языка. Между тем эти два понятия отнюдь не

совпадают. Литературный язык, с одной стороны, шире, чем понятие «язык

художественной литературы», так как литературный язык включает не только

язык художественной литературы, но также язык публицистики, науки и

государственного управления, деловой язык и язык устного выступления,

разговорную речь и т. д.; с другой стороны, язык художественной литературы

— более широкое понятие, чем литературный язык, так как в художественное

произведение могут быть включены элементы диалекта, городских

полудиалектов, жаргонизмы. Несмотря на отмеченную двусмысленность, термин

«литературный язык» все же является наиболее нейтральным и объемным, если

учитывается его несовпадение с с термином «язык художественной литературы».

Именно вследствие своей нейтральности он вполне соответствует тому

инварианту понятия «обработанная форма существования языка», который может

быть выявлен в качестве общей типологической характеристики литературного

языка путем снятия вариантного многообразия, обусловленного конкретными

историческими и местными условиями.

Необходимо отметить, что языковеды, употребляющие термин «литературный

язык», не едины в определении его содержания. Расхождения проходят в

нескольких направлениях, причем выдвигаются разные критерии ограничения

понятия «литературный язык». Так, например, Б. В. Томашевский и А. В.

Исаченко полагали, что литературный язык, в современном его понимании,

оформляется только в эпоху существования сложившихся наций. Б. В.

Томашевский писал в этой связи: «Литературный язык в современном его смысле

предполагает наличие национального языка, т. е. исторической его

предпосылкой является наличие нации, во всяком случае термин этот имеет

особый и достаточно определенный смысл в пределах национального языка» [33,

177—179]. Более подробно ту же мысль развивал А. В. Исаченко [20, 149—

158; 21, 24—28]. Полагая, что обязательными признаками всякого

литературного языка являются: 1) поливалентность, под которой понимается

обслуживание всех сфер национальной жизни, 2) нормированность, 3)

общеобязательность для всех членов коллектива и в связи с этим

недопустимость диалектных вариантов, 4) стилистическая

дифференцированность, Исаченко считает, что, поскольку эти признаки присущи

лишь национальным языкам, литературный язык не может существовать в

донациональный период. Поэтому все «типы графически запечатленной речи»

донационального периода называются им письменными языками. Под эту рубрику

фактически попадает язык крупнейших писателей и поэтов эпохи Возрождения в

Италии (Данте, Петрарка, Боккачио), эпохи Реформации в Германии (М. Лютер,

Т. Мурнер, Ульрих фон Хуттен, Ганс Сакс), язык классической литературы в

Риме и Греции, Китае и Японии, в Персии и арабских странах (см. ниже).

Вместе с тем остается неясным, к какой форме существования языка следует,

согласно изложенной концепции, отнести язык величайших творений устного

эпоса — язык Гомера, Эдды, Беовульфа, песни о Роланде, язык среднеазиатской

эпической поэзии и сванских песен и т. д.

Дифференциальные признаки, перечисленные А. В. Исаченко, действительно

наиболее четко проявляются в литературных языках национального периода,

однако отнюдь не в любом национальном литературном языке представлена вся

совокупность этих признаков, поскольку отдельные различительные черты лишь

постепенно вырабатываются в истории конкретных языков и к тому же не в одни

и те же периоды. Кроме того, и это особенно существенно для понимания

развития литературных языков, становление их отдельных дифференциальных

признаков протекает крайне неравномерно. Так, например, немецкий язык

становится поливалентным уже в конце XVII — начале XVIII в., областная же

вариативность и отсутствие общеобязательной нормы, особенно в произношении,

продолжает устойчиво сохраняться: в частности, локальные особенности в

произношении отражаются даже в рифмах Гёте и Шиллера, что отнюдь не

воспринималось современниками как нарушение нормы [14, 175]. Более того,

поливалентность и общеобязательность далеко не повсеместно характеризуют

современные национальные языки: в арабских странах сфера употребления

литературного языка, представляющего собой современный этап в развитии

классического арабского, ограничена тем, что в повседневном общении не

только дома, но и на работе, как правило, литературный язык не

используется, его заменяют местные обиходно-разговорные койнэ. Вместе с тем

региональные формы врываются в сферы общения, закрепленные за литературным

языком — они проникают в радио, телевидение, театр и кино [4; 36]. В

Чехословакии в устном общении не только в быту, но и в сфере общественной

практики широко используется так называемый обиходно-разговорный язык,

несмотря на то, что чешский литературный язык реализуется не только в

письменной, но и в устной форме1. Можно в этой связи сослаться и на

языковую ситуацию в Италии, где весьма сложно соотношение литературной

нормы и областных вариантов: в устной разновидности литературного языка

стойко сохраняется связь с местными диалектами, письменный же стандарт

воспринимается нередко как нечто искусственное [6, 80]. Еще в конце XIX в.

И. Асколи [41] отмечал, что итальянцы лишены единства литературной нормы.

Показательно, что и в последние десятилетия региональные формы широко

распространены в художественной литературе не только в качестве средства

речевой характеристики действующих лиц (ср. использование неаполитанского

диалекта в пьесах известного драматурга Эдуардo де Филиппo), но и в языке

разных поэтических жанров2.

Ограничение поливалентности национального литературного языка

происходит и в результате его исключения из таких сфер общения, как

государственное управление, наука, деловая переписка: ср. статус чешского

литературного языка в Австро-Венгрии или украинского и грузинского языка в

дореволюционной России.

Таким образом, система дифференциальных признаков разных литературных

языков даже в эпоху существования нации не является абсолютно

тождественной, ни тем более стабильной. Многообразие литературных языков

обусловлено конкретными историческими условиями, в которых развивался

каждый язык: темпами становления экономического, политического и

культурного единства народа и связанным с этим соотношением разных форм

существования языка — распределением и закреплением этих форм за отдельными

сферами человеческой деятельности (см. стр. 510—516).

Неизменным и постоянным качеством литературного языка, всегда

выделяющим его среди других форм существования языка и наиболее полно

выражающим его специфику, является обработанность языка и связанные с ней

отбор и относительная регламентация. Но эти признаки присущи литературному

языку не только в национальный период его существования (см. ниже, стр. 520

и след). Нет поэтому основания столь резко противопоставлять

обработанную форму языка в разные периоды его развития, хотя бесспорно в

процессе развития литературный язык претерпевает качественные изменения,

обусловленные прежде всего расширением его функций и изменением его

социальной базы (см. стр. 531—533).

К точке зрения Б. В. Томашевского и А. В. Исаченко до известной

степени примыкают и те лингвисты, которые отождествляют литературный язык и

языковый стандарт, что ведет к сужению понятия «литературный язык» и

закрепляет этот термин лишь за одним из исторических типов литературного

языка3.

Существует также тенденция известного отождествления литературного

языка и письменного языка. Так, например, А. И. Ефимов в своих работах по

истории русского литературного языка относил к образцам литературного языка

любую письменную фиксацию, включая частные письма XII в., не представлявшие

собой обработанной формы языка (ср. критику этой точки зрения в [8]).

Понятие «обработанная форма языка» отнюдь не тождественно, как уже

отмечалось выше, понятию «язык художественной литературы». Различительный

признак «обработанная форма языка» предполагает наличие определенного

отбора и известной регламентации, осуществляемых, однако, на основе разных

критериев; к их числу относятся жанрово-стилистические критерии, социально-

стилистический отбор, а также отказ от узко-диалектных явлений и общая

тенденция к наддиалектному языковому типу. Подобная характеристика

применима к языку художественной литературы (как к индивидуальному

творчеству мастеров слова, так и к древней эпической поэзии), к деловой и

религиозной прозе, к публицистике и языку науки, к разнотипным устным

выступлениям. Вряд ли можно согласиться с В. В. Виноградовым, возражавшим

против рассмотрения языка устной поэзии как устной разновидности

литературного языка [8, 39]. Язык, получивший фиксацию в древней эпической

поэзии разных народов, был высоким образцом обработанного языка [23, 39] со

строгим лексическим отбором и своеобразной регламентацией (ср. поэмы

Гомера, песни Эдды, среднеазиатский эпос и т. д.). Устной поэзией было и

творчество минестрелей, шпильманов и минезингеров, являвшихся носителями

литературных языков и оказавших значительное влияние на их развитие.

Устная реализация литературных языков может проявляться в двух формах:

в устном творчестве, особенно в донациональный период, и в устных

выступлениях разного стиля, начиная от образцов ораторской речи, научных

выступлений до разговорно-литературной речи; наиболее многообразным

этот второй тип становится в период развития национальных языков. За первым

типом в данной работе закрепляется термин «устная разновидность

литературного языка», за вторым — термин «устная форма литературного

языка»; устная форма литературного языка выступает как в книжных стилях

(научное выступление, публицистическое выступление и т. д.), так и в

литературно-разговорном стиле.

МЕСТО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА СРЕДИ ДРУГИХ ФОРМ

СУЩЕСТВОВАНИЯ ЯЗЫКА

Литературный язык и диалект

Специфика литературного языка, как уже отмечалось выше, наиболее ясно

проявляется в противопоставлении другим формам существования языка. Если

представить себе эти формы как многочленный ряд сосуществующих компонентов,

то крайние позиции, несмотря на многообразие конкретных ситуаций, занимают

литературный язык и территориальный диалект. Противопоставленность этих

двух форм обусловлена всей системой их различительных признаков, из которых

одни являются ведущими и безусловными, другие могут в определенных

условиях, как это будет отмечено ниже, нейтрализоваться.

I. Диалект — территориально ограниченная форма существования языка.

В феодальную эпоху его границы соотнесены с границами феодальных

территорий. Но и в других исторических условиях территориальная

ограниченность и связанность диалекта сохраняет силу, причем она выявляется

наиболее полно в оппозиции литературному языку. Бесспорно, современные

арабские диалекты являются прежде всего разговорным языком населения каждой

арабской страны, но на них в последние десятилетия начинает создаваться

значительная литература. Таким образом, они представляют собой иные и

значительно более сложные языковые образования, чем диалекты средневековой

Европы, однако территориальная ограниченность и связанность современных

арабских диалектов выступает, наряду с другими их особенностями, в

противопоставленности арабскому литературному языку, единому и общему во

всех арабских странах. Эта специфика диалекта сохраняется повсеместно также

в эпоху формирования и развития национальных языков, хотя система строевых

признаков диалекта может размываться под влиянием литературного языка,

особенно там, где литературный язык обладает достаточным единством и

регламентацией.

Литературный язык в противоположность диалекту не характеризуется

столь интенсивной территориальной ограниченностью и связанностью.

Любой литературный язык имеет более или менее определенный наддиалектный

характер. Это относится даже к эпохе столь интенсивного дробления, как

эпоха феодализма. Так, во Франции XI—XII вв. в западных англо-нормано-

анжуйских владениях формируется письменно-литературный язык в таких

литературных образцах, как Песнь о Роланде, Паломничество Карла Великого,

произведения Марии Французской. Хотя некоторая областная окраска отражается

в фонетике и морфологии этих памятников, ни один из них нельзя признать

принадлежащим какому-либо отдельному диалекту западной группы:

нормандскому, франсийскому или какому-либо диалекту северо-западной или юго-

западной подгруппы [23, 39]. Поэтому оказывается возможным лишь в самой

общей форме приурочить локальные особенности в языке этих памятников к

разным диалектным группам того времени [23, 34].

Аналогичное явление наблюдается в большей или меньшей степени и в

других литературных языках донационального периода, точнее — до периода

выработки единой литературной нормы или общенационального языкового

стандарта. Так, в Германии, где феодальная раздробленность была особенно

значительной и устойчивой и литературный язык выступал в нескольких

областных вариантах, обладавших различиями не только в фонетико-графической

системе, но и в лексическом составе, а отчасти и в морфологии, уже в

памятниках литературного языка XII—XIII вв., как поэтических, так и

прозаических, нет непосредственного отражения диалектной системы той

области, к которой относится тот или иной памятник: прослеживается

сознательный отбор, исключение узко-диалектных особенностей. В условиях

существования письменной фиксации и (хотя ограниченных) торговых и

культурных связей между отдельными территориями в Германии начиная с XIII —

XIV вв. происходило интенсивное взаимодействие между сложившимися

областными вариантами литературного языка. Даже Север страны, наиболее

обособленный в языковом отношении, не оставался изолированным.

Показательным в этой связи является проникновение южных форм и южной

лексики, нередко вытеснявших местные формы из литературного языка Средней

Германии как на Западе в районе Кельна (ср. вытеснение локального -ng- под

влиянием более общего -nd- в словах типа fingen ~ finden), Майнца (ср.

также вытеснение средненемецких местоименных форм her 'он', цm 'ему' южными

er, im), Франкфурта-на-Майне, так и на Востоке, в Тюрингии и Саксонии (ср.

ту же систему местоимений). Любопытным следствием этих процессов являлись

многочисленные региональные дублеты в языке одного и того же памятника; в

средненемецких памятниках XIV в. местные biben 'дрожать', erdbibunge

'землетрясение', otmфotikeit 'смирение', burnen 'гореть', heubt 'голова',

уживались рядом с более южными pidmen, ertpidmen, dernuotikeit,

brennen. Сознательное подражание определенному варианту литературного языка

прослеживается уже в XIII в., когда большинство авторов стремились писать

на языке, близком к закономерностям юго-западного варианта, поскольку юго-

запад был тогда центром политической и культурной жизни Германии [15,

255—259].

Наддиалектный характер литературного языка эпохи феодализма связан и с

особенностями системы стилей литературного языка, постепенно складывающейся

уже в ту эпоху. Становление стилей философско-религиозной, научной,

публицистической литературы способствовало развитию пластов лексики, не

существовавших в диалектах и обнаруживающих по преимуществу интердиалектный

характер. В ряде стран (западноевропейские страны, славянские страны,

многие страны Востока) становление этих специфичных для литературного языка

стилей осуществляется под влиянием чужого литературного языка — в

славянских Странах под влиянием старославянского литературного языка, в

Западной Европе под влиянием латыни, на ближнем Востоке под влиянием

арабского языка, в Японии под влиянием китайского языка и т. д. Это

иноязычное влияние, в свою очередь, способствует обособлению литературных

языков от территориальной связанности и ведет к формированию в их системе

наддиалектных черт. Поэтому язык древнерусских памятников, хотя и отражал

определенные особенности диалектных областей, характеризовался

многообразным смешением русских и старославянских элементов и тем самым не

обладал той территориальной ограниченностью, которая характеризует диалект.

Наиболее полно эта черта литературного языка и тем самым наиболее

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74