Общее языкознание - учебник

немецкого литературного языка с книжно-письменными стилями обусловила его

употребление только среди общественных групп, владевших грамотой на

немецком языке, поскольку же грамотность тогда была привилегией

духовенства, городской интеллигенции, в том числе деятелей имперских,

княжеских и городских канцелярий, отчасти дворянства, представители

которого были нередко малограмотными, то основная масса городского и

сельского населения оставалась носителем территориальных диалектов.

В последующие века соотношение меняется. Диалект вытесняется в

результате наступления литературного языка и разных типов областных койнэ

или интердиалектов (см. ниже), причем наиболее прочные позиции он сохраняет

в сельской местности, особенно в более отдаленных от крупных центров

населенных пунктах.

Устойчивость диалекта дифференцирована и среди разных возрастных групп

населения. Обычно старшее поколение остается верным территориальному

диалекту, тогда как младшее поколение является по преимуществу носителем

областных койнэ. В условиях существования стандартизованных литературных

языков соотношение социальной базы литературного языка и диалекта

представляет собой весьма сложную картину, так как определяющими социальную

базу факторами являются не только дифференциация жителей города и деревни,

но также возрастной и образовательный ценз.

Многочисленные работы, выполненные в последние десятилетия на

материале разных языков, показали примерно однотипную социальную

стратификацию литературных и нелитературных форм в тех странах, где

территориальный диалект сохраняет значительные строевые отличия от

литературного языка и где относительно ограничена роль языкового

стандарта9.

Весьма существенно также наличие даже в современных условиях в разных

странах своеобразного двуязычия, когда владеющий литературным языком и

употребляющий его в официальных сферах общения использует диалект в быту,

как это наблюдалось в Италии, Германии, в арабских странах. Социальная

стратификация тем самым перекрещивается со стратификацией по сферам

общения. Употребление литературного языка в быту воспринимается в некоторых

частях Норвегии как известная аффектация. Это явление характерно не только

для современных языковых отношений: всюду, где функциональная система

литературного языка была ограничена книжными стилями, диалект оказывался

наиболее распространенным средством устного общения, конкурируя

первоначально не с устно-разговорными стилями литературного языка, которые

тогда еще не существовали, а с обиходно-разговорными койнэ, последние

оформляются на определенном этапе развития общества и связаны по

преимуществу с ростом городской культуры. По-видимому, типологически устно-

разговорные стили литературного языка развиваются на более позднем

историческом этапе, чем обиходно-разговорное койнэ; те социальные слои,

которые использовали литературный язык в таких общественных сферах,

как государственное управление, религия, художественная литература, в быту

ранее применяли либо диалект, который в этих условиях обладал положением

регионально ограниченного, но социально общенародного средства общения,

либо региональные койнэ.

V. Поскольку литературный язык, в каких бы исторических разновидностях

он ни выступал, всегда является единственной обработанной формой

существования языка, противопоставленной необработанным формам, специфика

литературного языка, как уже отмечалось выше, связана с определенным

отбором и относительной регламентацией. Ни территориальному диалекту, ни

промежуточным между территориальным диалектом и литературным языком формам

подобный отбор и регламентация не свойственны. Следует подчеркнуть, что

наличие отбора и относительной регламентации еще не означает существования

стандартизации и кодификации строгих норм. Поэтому нельзя безоговорочно

принять утверждение, высказанное А. В. Исаченко (см. стр. 505), что

литературный язык противопоставляется другим формам существования языка как

нормированный языковый тип ненормированному. Возражения вызывает как форма

данного утверждения, так и его содержание. Норма, хотя и не осознанная и не

получившая кодификации, но делающая возможным беспрепятственное общение,

свойственна и диалекту, вследствие этого вряд ли здесь возможно принимать

противопоставление нормированного типа языка ненормированному типу.

Ненормированность, определенная зыбкость характеризует скорее разные

интердиалекты о которых подробно см. ниже). С другой стороны, если под

нормированным типом понимать наличие последовательной кодификации

осознанных норм, т. е. наличие нормализационных процессов, то эти процессы

развиваются только в определенных исторических условиях, чаще всего в

национальную эпоху, хотя возможны и исключения (ср. систему нормативов,

представленную в грамматике Панини), и характеризуют только определенную

разновидность литературного языка (см. ниже). Отбор же и связанная с ним

относительная регламентация языка предшествуют нормализационным процессам.

Отбор и регламентация выражаются в стилистических нормативах, столь

специфичных для языка эпоса, в использовании определенных лексических

пластов, что характерно также для языка эпической поэзии у разных народов.

Весьма интенсивны эти процессы в языке рыцарской поэзии Западной Европы,

где оформляется своеобразный пласт сословной лексики. Общим для языка

рыцарской поэзии является и стремление избежать употребления бытовой

лексики и разговорных оборотов. Фактически те же тенденции обозначаются в

древних литературных языках Китая и Японии, в арабских странах, в узбекском

письменном литературном языке; строгий отбор и регламентацию

обнаруживает и древнегрузинский литературный язык (памятники c V в. н.

э.), достигающий высокой степени обработанности. Одним из проявлений этого

отбора является и включение определенного пласта заимствованной книжной

лексики.

Отбор и относительная регламентация характеризуют, однако, не только

лексику литературного языка. Преобладание в определенные периоды истории

многих литературных языков книжно-письменных стилей является одним из

стимулов осуществления отбора и регламентаций в синтаксисе и фонетико-

орфографических системах. Синтаксическая неорганизованность, свойственная

спонтанной разговорной речи, преодолевается в литературных языках путем

постепенного оформления организованного синтаксического целого. Модели

книжно-письменных и разговорных синтаксических структур сосуществуют в

языковой системе: это прежде всего относится к оформлению сложного

синтаксического целого, но может касаться и других структур. Литературный

язык является не только творческим фактором создания новых синтаксических

моделей, связанных с системой книжно-письменных стилей, но и осуществляет

их отбор из имеющегося синтаксического инвентаря и тем самым относительную

регламентацию.

В отличие от эпохи существования в литературном языке строгой

последовательной кодификации, в донациональный период в нем преобладает,

несмотря на отбор, возможность относительно широкой вариативности (см. гл.

«Норма»).

В донациональный период отбор и относительная регламентация четко

прослеживаются в тех случаях, когда литературный язык объединяет черты

нескольких диалектных районов, что наблюдается особенно ясно в истории

нидерландского языка XIII— XV вв., где происходила смена ведущих областных

вариантов литературного языка: в XIII—XIV вв. в связи с экономическим и

политическим расцветом Фландрии центром развития литературного языка

становятся сначала ее западные, а затем восточные районы. Западно-

фламандский вариант литературного языка сменяется в этой связи в XIV в.

восточно-фламандским вариантом, отличающимся значительно большей

нивелировкой местных особенностей. В XV в., когда ведущую политическую,

экономическую и культурную роль начинает играть Брабант с центрами в

Брюсселе и Антверпене, здесь развивается новый вариант регионального

литературного языка, сочетавшего традиции более старого фламандского

литературного языка и обобщенные черты местного диалекта, достигая

известной унификации [26]. Подобное объединение разных областных традиций

литературного языка реализуется только в результате отбора и более или

менее осознанной регламентации, хотя и не получившей кодификации. Частично

и развитие литературных языков осуществляется в связи с изменением принципа

отбора. Характеризуя процессы развития русского литературного языка,

Р. И. Аванесов писал, в частности, о фонетической системе: «Фонетическая

система литературного языка развивается путем отбрасывания одних вариантов

того или иного звена и замены их другими вариантами» [1, 17], но процесс

этот обусловлен определенным отбором, вследствие чего далеко не все новые

фонетические явления, характеризующие развитие диалекта, получают отражение

в литературном языке.

В связи с тем, что отбор и регламентация являются важнейшими

различительными признаками литературных языков, некоторыми учеными

выдвигалось положение о том, что литературному языку, в отличие от

«общенародного языка» (о понятии «общенародный язык» см. дальше),

внутреннее развитие свойственно не на всех уровнях его системы. Так,

например, развитие фонетической и морфологической подсистем осуществляется,

согласно этой концепции, за пределами «литературного языка». «Внутренние

законы развития,— писал Р. И. Аванесов,— присущи литературному языку прежде

всего в таких сферах, как обогащение словаря, в частности —

словообразование, синтаксис, семантика» [1, 17]. В этой связи он приходит к

общему выводу, что не внутреннее развитие, но отбор и регламентация

характеризуют в первую очередь литературный язык. Такое обобщенное

утверждение нуждается в некоторых критических замечаниях.

Бесспорно, как уже неоднократно отмечалось в данной работе, именно

отбор и относительная регламентация являются наиболее общими, можно

сказать, типологическими признаками литературных языков. Но вряд ли следует

их противопоставлять внутренним законам развития. Поэтому в целом

справедливое замечание Р. И. Аванесова, что в применении к фонетической

системе в литературном языке господствует отбор, но не органическое

развитие, требует известных оговорок. Действительно, в тех случаях, когда

изменение фонетической системы осуществляется, казалось бы, независимо от

узуса разговорного языка, положение это не сохраняет силу. Так, например,

акцентологическая система немецкого языка претерпела значительные изменения

в связи с включением иноязычной лексики преимущественно книжного

происхождения, т. е. лексики, функционирующей первоначально только в

литературном языке. Если в отношении древних периодов истории акцентный тип

немецкого языка может быть охарактеризован как обладающий ударением,

закрепленным за первым слогом, то появление продуктивных лексических групп

с ударением на конце слова, например, глаголов на -ieren (типа spazieren),

образованных по французской глагольной модели, делает подобную

характеристику неточной. Однако бесспорно, что в применении к единицам

других языковых уровней, включая и морфологическую подсистему,

специфические структурные черты литературного языка проявляются более

сильно. В частности, в немецком языке оформление специальной формы буд. вр.

с werden, а также второго буд. вр., парадигмы кондиционалиса и

инфинитива перфекта действ. и страд. залогов происходило преимущественно в

литературном языке. В финском языке некоторые формы пассива (пассив с

глаголом быть) оформляются, по-видимому, под влиянием шведского языка и

связаны по преимуществу с книжно-письменной традицией.

Нормализационные процессы и кодификация — различительные признаки

главным образом национальных литературных языков — подготавливаются в

предыдущие периоды менее строгим, менее последовательным, менее осознанным

отбором и регламентацией, сосуществующими с широкой вариативностью.

Допустимость вариантов сосуществует с нормой и в национальный период

истории языков, но в донациональный период само понятие нормы было более

широким, допускающим иной диапазон варьирования.

VI. Соотношение литературного языка и диалекта — степень их близости и

расхождения перекрещивается с соотношением литературного языка и

разговорных форм общения. Очевидно, что максимальным является расхождение

между старыми письменно-литературными языками (в тех случаях, когда они

продолжают функционировать наряду с развивающимися новыми литературными

языками) и диалектами, как это имело место, в частности, в Китае, Японии,

арабских странах и т. д. Однако и в других исторических условиях в тех

странах, где имеется значительная диалектная дробность и относительно

устойчивы позиции диалекта, расхождения между отдельными диалектами и

литературным языком могут быть довольно значительны. Так, в Норвегии один

из вариантов литературного языка bokmеl (см. ниже) отличается от диалекта

не только в фонетической системе, но и в других аспектах языкового строя:

сопоставление северо-норвежского диалекта Rana mеlet на берегу Рана-фьорда

с riksmеl или bokmеl обнаруживает, например, следующие особенности: мн. ч.

существительных типа haest 'лошадь' имеет в диалекте окончание -а, в bokmеl

-er; наст. вр. глагола 'приходить' в диалекте — gaem, в bokmеl — komer;

местоим. 'я' в диалекте — eg, в bokmеl — je; вопр. местоим. 'кто', 'что' в

диалекте — kem, ke, в bokmеl — vem, kem и т.д. [45, 27-37].

При определении степени расхождения литературного языка и диалекта

необходимо иметь в виду и то обстоятельство, что ряд строевых элементов

характеризует исключительно литературный язык. Это относится не только к

определенным пластам лексики, включая ее иноязычный пласт, политическую и

научную терминологию и т. д., но и к строевым элементам морфологии и

синтаксиса (см. стр. 522).

Литературный язык в некоторых случаях оказывается архаичнее диалекта.

Так, в русском литературном языке стойко удерживается система трех

родов во всей именной парадигме, в диалектно окрашенной речи ср. р.

вытесняется формами женск. р. (ср. моя красивая платье). В немецком

литературном языке сохраняется форма род. п., тогда как в диалектах она

давно стала неупотребительной и т. п. Но вместе с тем диалект нередко

сохраняет исчезнувшие в литературном языке элементы.

Существенно и то обстоятельство, что разные территориальные диалекты

одного и того же языка обнаруживают разную степень близости к литературному

языку: в Италии диалекты Тосканы были ближе к общему литературному языку,

чем диалекты других областей, что связано с процессами формирования

итальянского литературного языка; во Франции эпохи формирования единства

литературного языка наиболее близок к нему был франсийский диалект,

послуживший основой формирования литературного языка; в Китае выделяется в

этом отношении северный диалект и т. д.

В этой связи отмечается и близость территориальных диалектов к тем

областным вариантам литературных языков (по преимуществу в феодальную

эпоху), которые связаны с языковыми особенностями определенных диалектных

территорий. В применении к русскому языку выделялись литературно-письменные

традиции Киева, Новгорода, Рязани, Пскова, Москвы. Г. О. Винокур поэтому

указывал даже, что «язык древнерусской письменности, какими бы

стилистическими приметами он ни отличался, это в принципе язык диалектный»

[11, 67]. Не соглашаясь с данной формулировкой, поскольку в принципе именно

стилистические приметы, сочетание старославянской и русской языковых стихий

обусловили наддиалектный характер языка древнерусских памятников, отмечаем,

однако, безусловно большую близость этих вариантов письменно-литературного

языка к характерным особенностям соответствующих диалектных областей.

С вопросом о соотношении строевых признаков литературного языка и

диалекта тесно связана проблема диалектной базы национальных литературных

языков. Не останавливаясь здесь на этом вопросе, поскольку он

рассматривается подробнее в других разделах, отметим лишь, что, как

показывает материал из истории разных языков, процесс формирования единого

литературного языка национального периода настолько сложен, столь

специфичны закономерности этого процесса по сравнению с жизнью

территориального диалекта и столь многообразны формы сочетания в этом

процессе особенностей разговорных койнэ определенной территории (а не

просто диалекта) и особенностей разных перекрещивающихся традиций книжного

языка, что в истории литературных языков с длительной письменной традицией

редко единая норма литературного языка является кодификацией системы

диалектных признаков одной какой-либо местности. Это отмечали в

исследованиях по материалу разных языков многие авторы (см., например, [15,

26]), наиболее последовательно эту точку зрения развивал на материале

русского языка Ф. П. Филин [34]. P. А. Будагов в этой связи выделяет два

пути развития литературного языка на базе диалекта: либо один из диалектов

(чаще столичный или столичный в перспективе) превращается в основу

литературного языка, либо литературный язык впитывает в себя элементы

разных диалектов, подвергая их определенной обработке и переплавляя в новую

систему [6, 287]. В качестве примеров первого пути приводится Франция,

Испания, а также Англия и Нидерланды, в качестве примеров второго пути —

Италия, Словакия. Однако в условиях имевшейся смены диалектной базы и

взаимодействия разных письменно-литературных традиций вряд ли английский и

нидерландский литературные языки являются подходящими иллюстрациями для

первого пути, так как здесь именно происходило «поглощение литературным

языком элементов разных диалектов», которые подвергались обработке и

переплавлялись в новую систему. Сомнение вызывает и вопрос о том, в какой

степени городские койнэ (Парижа, Лондона, Москвы, Ташкента, Токио и т. д.)

могут рассматриваться как территориальные диалекты в собственном смысле

этого слова. Во всяком случае в применении к говору Москвы, Лондона,

Ташкента их интердиалектный характер представляется весьма вероятным [29,

133—142; 34, 27; 40, 91—121]. По-видимому, в большинстве случаев для

процессов формирования единых норм литературных языков определяющую роль

играла не система строевых признаков территориальных диалектов, а городские

койнэ, обладающие в большей или меньшей степени интердиалектным характером.

Иные отношения между литературным языком и диалектом существуют в

истории формирования младописьменных языков. Здесь связь с «опорным»

территориальным диалектом значительно более непосредственная и

прямолинейная: ср. осетинский литературный язык, сложившийся на базе

иронского диалекта, или чеченский литературный язык, с так называемым

«плоскостным» опорным диалектом и т. д. Обращает на себя внимание, однако,

тот факт, что в становлении младописьменного аварского литературного языка

определенную роль играл «болмац», своеобразный интердиалект или обиходно-

разговорное койнэ [27, 5].

Литературный язык и разновидности обиходно-разговорных форм существования

языка (городские и областные койнэ, разные типы интердиалектов)

Литературный язык, выступая как единственная обработанная форма,

противостоит не только территориальным диалектам, но и разным типам

обиходно-разговорной речи, не входящим в систему функциональных стилей

литературного языка. Эти типы обиходно-разговорной речи занимают

промежуточное положение между диалектом и литературным языком. Подобно

территориальному диалекту, они представляют собой необработанную форму

языка; подобно диалекту, многие из них представляют собой региональные

образования. Но в отличие от диалекта все разновидности обиходно-

разговорной речи являются не узко-локальными образованиями: они выступают в

качестве устной формы общения либо на территории распространения нескольких

диалектов в функции областного, но интердиалектного койнэ, либо являются

городскими койнэ, сложившимися в результате взаимодействия нескольких

диалектных стихий, либо, наконец, используются в функции регионально-

неограниченного средства устного общения, конкурируя тем самым с устной

формой литературного языка. Во всех случаях они противостоят диалектной

дробности и функционируют как наддиалектные или интердиалектные образования

большего или меньшего диапазона. Эта специфика характерна как для dialetto

regionale в Италии, так и для разновидностей Umgangssprache в Германии, для

чешского обиходно-разговорного языка и т. д.

Формирование этих наддиалектных образований обычно является

результатом процессов концентрации и взаимодействия диалектов либо в рамках

всей территории, либо в пределах известных областей. Этим объясняется тот

факт, что в истории многих литературных языков становление единого

общеобязательного стандарта в большей или меньшей степени связано с

областными или городскими койнэ, поскольку в них реализовались начальные

этапы развития обобщенного наддиалектного типа. Обращалось внимание на то,

что определяющую роль в становлении единой системы русского языка сыграло

московское городское койнэ. Ф. П. Филин отмечал в этой связи, что еще в

феодальную эпоху в крупных городских центрах образовались междиалектные

койнэ, являвшиеся результатом взаимодействия нескольких диалектных систем.

Московское городское койнэ сложилось на базе северо-великорусских и южно-

великорусских диалектов, как один из средне-великорусских переходных

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74